Николай Почивалин - Выстрел на окраине Страница 14

Антон вышел во двор, откинул калитку в сад и в восхищении остановился — на коричневых стволах вишен и яблонь висели бело-розовые облака, в синем настоянном на цвету воздухе дрожали янтарные пчелы. Антон двинулся в эту бело-розовую кипень, блаженно улыбаясь и вытянув вперед руки. Чуть щекоча легкими, почти неуловимыми прикосновениями, в ладони падала пахучие лепестки. Чудо какое-то!..

Во дворе Антон несколько минут поиграл тяжелым колуном, развалив три сучкастые плахи, постоял у пустой конуры и понял, кого не хватало в доме, — Дружка.

Вернувшаяся из магазина мать увидела стоящего у конуры Антона, подтвердила:

— Подох наш Дружок, Антоша. Старый уж был — слышал плохо, облез весь. В последний день вынесла ему поесть, лизнул руку, а есть не стал. Глаза такие жалостливые и вроде виноватые — скажи, все ведь понимал! А ночью заполз под крыльцо и помер...

Мать говорила о собаке, старом и верном друге их дома, с искренней жалостью, как говорят только об очень близком существе, и Антон не удивлялся этому. Все последние годы рыжий добродушный пес из самой неродовитой породы дворняжек с радостным лаем встречал Антона, и преданные собачьи глаза светились природным умом.

— Щенка надо хорошего раздобыть, — сказал Антон. — Эх, мама, каких я в армии собак у связистов видал — умницы!

— Ты, сынок, собирайся, — ласково напомнила мать. — Тоня скоро с завода пойдет, вот и встретишь. Да долго-то не пропадай, приходите, вместе посидим — я ведь тоже еще на тебя не нагляделась!..

До угла Антон не дошел, а добежал и только у самого дома, задохнувшись, секунду помешкал.

Тесовая крашеная калитка была приоткрыта.

Антон заглянул во двор, заросший пахучим «гусиным хлебом», заулыбался. На крыльце, обхватив руками острые колени, сидел Василий Маркелович, Тонин отец. Легкий ветерок шевелил его седые волосы, изрезанное глубокими морщинами лицо было задумчиво-спокойным. Вот он посмотрел в сторону скрипнувшей калитки, прищурился — у него болели глаза — и добродушно кивнул:

— А, служивый! С прибытием, Антон, с прибытием!

Василий Маркелович крепко пожал руку Антона — руки старого слесаря не утратили еще былой силы, — пригласил в дом.

— Заходи, заходи! Тоня с минуты на минуту будет.

— А она где ходит? — нетерпеливо спросил Антон.

— Дорога тут одна — по Вазерской. Сходи встреть, коли так...

Впрочем, последних слов Антон уже не слышал. Он быстро шел по улице, невольно вытягивая голову, чтобы еще издали, за квартал, увидать Тоню, и едва не пробежал мимо нее.

— Антон!

— Тоня!..

Черные глаза Тони сияли так неудержимо, что Антон зажмурился и засмеялся.

Они схватились за руки и забыли разнять их. Прохожие с улыбкой обходили стройную девушку в белой кофточке и восторженно глядящего на нее бравого симпатичного солдата.

И весь остаток дня полетел кувырком.

Пили чай у Тони, ходили к Антону, бродили по городу, сбежали сначала из кино, потом — с танцплощадки и снова кружили по тихим ночным улицам, прижимаясь друг к другу, украдкой целуясь, торопливо и бессвязно рассказывая друг другу все, что накопилось за эти годы!

Во втором часу ночи, когда восток нежно и таинственно заголубел, они остановились возле дома Антона. Через ограду, прямо на улицу, свешивались цветущие ветви яблонь.

— Смотри, Антон, прелесть какая! — Тоня дотронулась до белой ветки, погладила ее рукой.

— Идем в сад, — предложил Антон. И не успела Тоня возразить, как он уже перемахнул через забор, открыл калитку.

Глубоким покоем, целомудренно чистым дыханием встретил их сад. Белая кофточка Тони исчезла, словно растворилась в яблоневом цвету. Не хотелось ни говорить, ни двигаться — так невыразимо хорошо было здесь.

— Вот и наша жизнь, Тоня, такой будет! — взволнованно сказал Антон. — Как сад!

Он обнял Тоню и, впервые не таясь, приник к ее губам, пахнущим яблоневым холодком.

А еще полтора месяца спустя, держа на коротком поводке рослую молодую овчарку, Антон стоял на перроне вокзала и с чрезмерной бодростью говорил матери и Тоне:

— Ничего, год быстро пройдет. Потом уж — никуда!

— Не мог другой работы найти! — несердито выговаривала мать, вытирая концом платка глаза. — Сдалась тебе эта образина, зверь и есть! Разве у нас Дружок такой был!..

Широкогрудый, чепрачной масти Пик бросал по сторонам умный, подозрительный взгляд, принюхивался к острым вокзальным запахам.

Короткая двадцатидвухлетняя жизнь Антона Петрова дала неожиданный вираж, который он не мог предвидеть ни в армии, дослуживая последний год, ни, тем более, вернувшись домой и женившись на Тоне. В райкоме партии, куда Антон пришел стать на партийный учет, с ним долго беседовали, и вот в результате он, начинающий работник милиции, едет вместе с овчаркой на юг страны в годичную школу служебно-розыскного собаководства.

Послышался гудок. На милых глазах Тони навернулись слезы.

— Ну вот! — влюбленно смотрел на нее Антон. — На три года уезжал — не плакала, а тут плачешь!

— Еще бы! — светлой жалобно улыбалась Тоня. — Тогда ты чужой был, а теперь — свой!..

Пик сидел у ног Антона и, словно запоминая, ловил узкими торчащими ушами грохот приближающегося поезда.

2

Лейтенант Петров сидит в комнате дежурного по управлению, листает книжку и машинально прислушивается: не раздастся ли в тишине короткий беспокойный звонок — происшествие! Тогда тишина ненадолго всколыхнется, торопливо пробегут оперативники, зашумит у подъезда мотор, и вместе со всеми в машину легко и привычно вскочит и Пик.

Но пока все спокойно. Телефонные аппараты на столе дежурного молчат, сам дежурный — излишне полный майор Гольцев — сосредоточенно крутит длинную «козью ножку», в которую вставит потом сигарету «Памир».

Мысли снова возвращаются к недавнему происшествию. Почему Пик не взял след? Ну ладно, шел дождь, рукоятка ножа была протерта бензином — все это так. И все-таки чувство промаха, сознание того, что сделал не все, беспокоит до сих пор. Старший инструктор Афанасьев, непосредственный начальник Петрова, часто повторяет: возможности хорошей розыскной собаки безграничны, нужно только умело их использовать. И Антон понимает, что это — не просто фраза.

В школе служебно-розыскного собаководства Антон Петров узнал о собаках много такого, что он раньше не мог и предполагать. Старый ласковый Дружок, о котором, как о собственном детстве, Антон вспоминал еще и теперь, был только бесхитростным домашним псом, умеющим лаять на чужих да, подпрыгнув, лизать своего юного хозяина красным шершавым языком. Породистая же собака, прошедшая хорошую школу, — верный и умный помощник человека во всей его жизни.

Собака сопутствует человеку с древнейших времен; когда-то, в далекие века, собакам-воинам ставили даже памятники и надгробья. И хотя теперь таких пышных похорон собаке не устраивают, она все так же умело и преданно служит человеку. Собаки охраняют тысячные стада овец в степных и горных районах страны, бдительно стерегут государственную границу, находят преступников, доставляют почту, мчат по снегам тундры легкие нарты, выносят детей из пожаров, мастерски работают водолазами. Это — в мирное время. А в годы Великой Отечественной войны сотни хорошо обученных служебных собак стали отважными воинами, и жаль, что люди мало знают об их подвигах! Под грохот орудий санитарные собаки выносили с поля боя раненых, тянули телефонные кабели, подносили боеприпасы, продовольствие, медикаменты. Но и это не все. Как настоящие, только бессловесные бойцы, они ходили в разведку, нападали на вражеских солдат, взрывали мосты, послушные короткому приказу пославшего их человека, падали под гусеницы фашистских танков со связками гранат. Падали, выполняли последний долг и погибали, как безыменные герои. И пусть не ставят ныне собаке памятников, не отдают ей заслуженную последнюю воинскую почесть гремящим салютом, но на параде Победы в Москве в одном из подразделений у ноги каждого пехотинца через Красную площадь прошла и боевая служебная собака!..

Антон хочет, чтобы таким же верным помощником стал и его Пик, и добьется этого! За год учебы в школе Пик возмужал, прошел хорошую выучку и по всем статьям получил самую высокую оценку. Вынослив, подозрителен, в меру злобен, безукоризненный нюх, и все это — при отличном экстерьере. Нет, в каждом неудачном поиске винить нужно только себя, а не Пика!

Невысокого мнения о Пике была одна, кажется, Тоня. Вспомнив недавний эпизод, Антон невольно улыбнулся.

Вскоре после возвращения из школы Антон показал ей собаку. Когда он уезжал, Пик был восьмимесячным щенком, очень крупным для своего возраста, но все-таки щенком; теперь у ног Антона спокойно сидела рослая овчарка, не признающая никого, кроме своего хозяина. Тоня попыталась погладить Пика — он злобно ощетинился.

— Пик, ты что это! — начала стыдить Тоня. — Ну, познакомимся?