Анатолий Безуглов - Прокурор Страница 14

"Полная бездуховность! - сокрушалась мать. - Весь во власти вещизма!" И срывалась по любому поводу, как сегодня за обедом. Правда, тут же отходила и искала примирения с сыном, что, по мнению Измайлова, ни к чему хорошему не вело: Володя, в конце концов, оставался уверенным в своей правоте.

Захар Петрович не раз спрашивал жену, как это она, педагог, может вести себя так непоследовательно? Неужели в школе то же самое?

- Наверное, прав был Ликург - легендарный законодатель в Древней Спарте, - сказала со вздохом Галина Еремеевна. - Он считал, что родитель не вправе распоряжаться воспитанием своего ребенка. Это должны делать другие... Поверь, Захар, в школе я знаю, как вести себя. А с Володей... Понимаешь, он для меня сын. Сын, а не ученик! И я забываю, что я педагог...

"Да, - думал Захар Петрович, - чтобы быть наставником, нужна, видимо, объективность. Может ли она быть у родителей?.."

Приехали на вокзал за пять минут до отхода поезда. Измайлов поднялся в нагретый солнцем и дыханием вагон. По коридору ходили горячие сквозняки, и двери во всех купе были открыты.

Проходя по коридору, Захар Петрович увидел своего шофера. Май стоял на раскаленном асфальте перрона и махал рукой на прощанье. Измайлов показал ему жестом, что он может ехать, хотя знал: Май обязательно дождется отхода поезда.

Вдруг Захара Петровича окликнули:

- Категорически вас приветствую!

Это был Павел Васильевич Грач, заместитель директора машиностроительного завода. Измайлов поздоровался с ним. Выяснилось, что он едет в соседнем купе.

Захар Петрович зашел в свое. Двое его попутчиков были на месте. Один из них - мужчина лет тридцати пяти, в вельветовых брюках и легкой рубашке, походил лицом на артиста или художника: вольность в прическе, едва насмешливый взгляд с заметно проскальзывающим превосходством.

На верхней полке лежали его гитара и спортивная сумка.

У столика сидела женщина. В простеньком платьице, со старомодной прической. Волосы, видимо, подкрашенные хной, на концах были рыжими, а к корням серебрились седыми нитями. Женщина смотрела в окно.

Захар Петрович поздоровался - обыкновенная вежливость. Мужчина ответил тем же. Женщина, бросив на Измайлова недолгий взгляд и кивнув, снова отвернулась к окну.

Не успел Захар Петрович пристроить свой чемоданчик под столик, как появился еще один пассажир. Запыхавшийся мужчина лет сорока пяти, в соломенной шляпе и с пухлым портфелем желтой кожи. Лицо у него было какое-то бугристое, с крупными порами, под глазами мешки.

- Слава тебе господи! - плюхнулся он на сиденье. - Думал, опоздаю! Он стал обмахиваться соломенной шляпой. - Мне сегодня надо в Рдянск позарез. Да еще успеть на автобус в Светлоборск, - зачем-то сообщил он и добавил: - Разрешите представиться. Рожнов. Николай Сидорович.

- Альберт Ростиславович, - охотно назвался мужчина в вельветовых брюках.

Женщина буркнула свое имя. Кажется, Марина. Измайлов не расслышал.

- А вас как, простите? - обратился к нему Рожнов.

- Захар Петрович.

- Очень приятно, - наклонил голову Николай Сидорович. - Вот, значит, и познакомились... А как же... - словно бы оправдывался он. - Едем вместе. - Он достал из портфеля термос, поставил на столик и продолжил: Ну и парит! Непременно будет гроза!

- Это уж точно, - сказал Альберт Ростиславович, томящийся, видимо, от скуки в вагоне и желающий вступить в разговор.

Павел Васильевич Грач стоял в коридоре напротив двери их купе и, очевидно, ждал, когда выйдет Измайлов - поговорить.

Поезд плавно качнулся. Что-то тихо громыхнуло под полом. Вагон скрипнул цельнометаллическими боками. Поплыли назад кирпичное здание, водонапорная башня, раскидистый тополь.

- Ну, поехали, - обрадованно произнес словоохотливый Рожнов. - Хоть посвежеет чуток...

Захар Петрович вышел в коридор.

- У вас в купе повеселее, - сказал Грач. - А у меня ребеночка укладывают спать... В отпуск? - поинтересовался он.

- В командировку.

- Я - в отпуск. В Южноморск. Ну и дельце, там одно. Хочу попутно устроить - заказ разместить. Думаем на территории завода мемориал сделать. В память погибших на фронте работников завода. Соорудим стену, а на ней барельефные портреты наших героев. И вверху бронзой - "Никто не забыт, ничто не забыто".

- А почему именно в Южноморске? - несколько удивился Измайлов.

- Там специалисты хорошие... А у нас там неплохие связи. Дело серьезное. Не хочется абы как. Увековечить, так по-настоящему. Со всех точек зрения. Тут самодеятельность не пройдет... И завод наш на виду. Что ни говори, а Глеб Артемьевич молодец! Вот это руководитель! С размахом! Умница, думает по-современному. А ведь вышел сам из рабочих! Прошел все ступеньки. Знает, что почем.

И Захар Петрович в это время тоже думал о директоре завода Самсонове.

- Энергичный, это верно, - кивнул он.

Глеба Артемьевича прислали из Рдянска, их областного центра. Он был из той категории людей, что производят приятное впечатление с первого знакомства. С открытым волевым взглядом, всегда стремительный и скорый в решениях, одетый по самой последней моде, Самсонов быстро стал заметной фигурой в городе. Да и работы развернулись невиданные по здешним масштабам. Понаехали строители, монтажники, завезли горы оборудования.

Скоро Глеба Артемьевича знал в лицо, наверное, каждый городской мальчишка. Частенько директор сам сидел за рулем персональной "Волги" и неизменно присутствовал на матчах, в которых принимала участие заводская футбольная или хоккейная команда. А тех, кто работал на машиностроительном, стали называть "самсоновскими".

Что касается Павла Васильевича, то он был заместителем директора еще при двух предшественниках Самсонова. Через полгода у Грача наступал пенсионный возраст, но он, кажется, не собирался расставаться с работой.

- Скажу вам по секрету, Захар Петрович, - заговорщически подмигнул Грач, когда за окном вагона промелькнул складской двор завода, - мы такое задумали!

- Интересно, - изобразил на своем лице любопытство прокурор.

- Категорически! - продолжал восторженно Грач, употребляя свое любимое словечко где надо и не надо. - Будем строить спортивный комплекс! Стадион, крытый бассейн и все такое прочее... Каково, а?

- По-моему, отлично, - ответил Измайлов.

Этот "секрет" не далее как два дня назад Захар Петрович узнал в горисполкоме.

Проводник, переходивший из одного купе в другое, добрался и до них.

- Прошу билетики, - сказал он, устраиваясь на сиденьи и разворачивая свою истрепанную клеенчатую сумку с кармашками.

Измайлову пришлось войти в купе. Грач последовал за ним.

- Возьмите и у меня заодно, - сказал он проводнику. - Я в соседнем.

Собрав билеты, проводник ушел.

- Сейчас бы холодного боржомчику, - мечтательно произнес Павел Васильевич.

- Лучше чаю, - откликнулся Рожнов, отвинчивая крышку термоса.

- В этакую жару? - удивился Грач.

- Вот именно, - серьезно сказал Николай Сидорович. - Горячего и непременно зеленого. - И, видя недоверчивое лицо Грача, продолжил: - На себе испытал. Пришлось пожить в Средней Азии. Не поверите, сорок градусов в тени, а узбеки в ватных стеганых халатах пьют из маленьких пиалушек обжигающий чай... Холодную воду - ни-ни!

- Бог ты мой, да еще в халате? - покачал головой Грач.

- Веками местными жителями проверено... Мы, русские, разденемся до пояса, все время плещем на себя из арыка, и ничего не помогает. Ад кромешный, скажу я вам! А им хоть бы хны... Между прочим, читал недавно в журнале, ученые установили, что от чая понижается температура всего тела, а от холодной воды - только полости рта... Хотите попробовать? - предложил он Павлу Васильевичу.

- Уговорили, - согласился тот.

Рожнов налил ему чаю. И оглядел присутствующих:

- Может, еще кто пожелает? Как наша дама?

Женщина, бросив негромкое "Спасибо", так же сосредоточенно продолжала смотреть в окно.

"Странная какая-то", - подумал про нее Захар Петрович.

Выпив, кажется, без всякого удовольствия чай, Грач вернул крышку от термоса хозяину, из вежливости все-таки поблагодарив его.

- Что ж, товарищи, так и будем скучать? - весело спросил Николай Сидорович. - Нам ведь еще ехать и ехать... Перекинемся в дурачка, а?

- Это пожалуйста, - охотно откликнулся Альберт Ростиславович.

- В дурачка, так в дурачка, - согласился и Грач.

- А вы, Захар Петрович? - спросил Рожнов.

- Благодарю, не хочется, - отказался Измайлов.

Он не был любителем такого времяпрепровождения.

На предложение присоединиться к играющим женщина тоже ответила отказом.

Альберт Ростиславович снял с полки свою спортивную сумку, поставил на пол, на нее пристроили портфель Рожнова и раскинули потрепанную колоду карт. Чтобы не мешать, Захар Петрович вышел в коридор.

Поезд шел по зеленому коридору елей. На их тяжелых лапах висели гирлянды прошлогодних коричневых шишек. В окно врывался смоляной дух прогретого леса. Мерный перестук колес успокаивал. Захару Петровичу нестерпимо захотелось прилечь и, не думая ни о чем, погрузиться в блаженную истому. Несколько дней подряд он спал по три-четыре часа, а в последнюю ночь и вовсе не сомкнул глаз - готовил доклад. Но не пойдешь же в купе, не попросишь попутчиков прекратить игру.