Клайв Баркер - Книги Крови (Книга 5) Страница 14

Запретное

"The Forbidden" перевод М. Красновой

Как в безупречной трагедии изящество структуры плохо различимо за страданиями героев, так совершенная геометрия района Спектор-стрит была видна лишь с некоторого расстояния. Если прогуливаться по его мрачным ущельям, шагая грязноватыми коридорами от одной серой бетонной коробки к другой, мало что может остановить взгляд или всколыхнуть воображение. Часть молодых деревьев, высаженных прямоугольниками, давно изувечена и выдрана с корнем; зелень травы, хотя и высокой, никак не похожа на здоровую...

Несомненно, и район, и две соседние застройки некогда были мечтой архитектора. Несомненно, планировщики рыдали от удовольствия над проектом, размещая по триста тридцать шесть персон на гектар и тем не менее гордясь еще местом для детской площадки. И нет сомнения, что на Спектор-стрит возводились состояния и репутации и на открытии говорили прекрасные слова о том, что это - мерило, по которому будут равняться последующие новостройки. Но слезы пролиты, слова сказаны, район зажил собственной жизнью, а планировщики заняли отреставрированные дома времен короля Георга на другом конце города и, возможно, никогда более здесь не ступали.

Но даже если в и ступили, то не испытали бы стыда от явных ухудшений. Без всякого сомнения, они бы доказали: порожденье их умов блестяще, как всегда, - геометрия точна, пропорции соразмерны; именно люди испортили Спектор-стрит. И такое обвинение не было бы неправильным. Элен редко видела столь варварски разрушенную городскую среду.

Фонари разбиты, ограды задних дворов повалены; машины без колес, с разобранными моторами и сожженными ходовыми частями брошены возле гаражей. Трех- или четырехэтажные дома в одном из внутренних дворов были опустошены пожаром, а окна и двери заколочены досками и помятыми листами железа.

И все-таки самое поразительное - граффити. Это и было то, на что она пришла поглядеть, вдохновленная рассказом Арчи, и она не была разочарована. Глядя на эти наслаивающиеся друг на друга рисунки, имена, непристойности и лозунги, накарябанные или набрызганные из распылителя на каждом кирпиче, до которого достали, трудно было поверить, что Спектор-стрит едва ли исполнилось три с половиной года. Стены, совсем недавно девственные, замазаны так основательно, что Городской отдел, ведавший уборкой, не мог и надеяться вернуть им прежний вид. Слой свежей побелки, уничтожающий эту зрительную какофонию, только бы предоставил писцам новую и даже более соблазнительную поверхность, где можно оставить свой след.

Элен была на седьмом небе. Любой угол давал дополнительный материал для темы: "Граффити: семиотика городской безысходности". Тут сходились две ее любимые дисциплины - социология и эстетика, и пока она бродила по району, она размышляла, не наберется ли здесь материала на целую книгу. Она шла по дворам, списывая множество интереснейших надписей и отмечая их местонахождение. Затем она сбегала к машине, взяла фотоаппарат со штативом и вернулась к самым изобильным областям, чтобы произвести тщательную съемку.

Малоприятное дельце. Она не слишком искусный фотограф, а небо позднего октября непрерывно менялось, каждое мгновение свет перебегал с кирпича на кирпич. Пока она устанавливала и переустанавливала выдержку, чтобы как-то компенсировать смену освещения, пальцы ее становились все более неуклюжими, а самообладание, соответственно, иссякало. Но она старалась изо всех сил, не обращая внимания на праздное любопытство прохожих. Здесь было так много рисунков, достойных запечатления. Она напоминала себе, что нынешние неудобства будут вознаграждены сторицей, когда она покажет слайды Тревору, чьи сомнения насчет обоснованности ее проекта очевидны с самого начала.

- Надписи на стенах? - сказал он, полуулыбаясь, в своей обычной манере, рождающей раздражение. - Это делали сто раз.

Конечно, это правда, и тем не менее... Научные труды о граффити, безусловно, были, нашпигованные социологическим жаргоном: лишение прав на культуру, городское отчуждение, но она тешила себя надеждой, что среди этого сора сможет отыскать нечто, не отысканное другими исследователями, какой-нибудь общий принцип, который могла бы использовать как подпорку для собственного тезиса. Только энергичная каталогизация и перекрестные ссылки на фразы и образы, находящиеся перед ней, могут обнаружить этот принцип, отсюда и важность фотографирования. Столько рук поработало здесь, столько умов оставило свой след, однако небрежно, - и если бы она отыскала какую-то схему, доминанту или же лейтмотив, появилась бы гарантия, что тема привлечет серьезное внимание и она в свою очередь тоже.

- Что вы делаете? - спросил голос у нее за спиной.

Она отвлеклась от своих мыслей и увидела на тротуаре позади себя молодую женщину с сидячей детской коляской. Выглядит усталой и озябшей, подумала Элен. Ребенок в коляске хныкал, его грязные пальцы сжимали оранжевый леденец на палочке и обертку от шоколадного батончика. Большая часть шоколада и мармеладная начинка были размазаны по переду пальтишка.

Элен слабо улыбнулась женщине, казалось, той это необходимо.

- Я фотографирую стены, - сказала она в ответ, утверждая очевидное.

Женщина - по мнению Элен, ей едва ли исполнилось двадцать - спросила:

- Вы имеете в виду пачкотню?

- Надписи и рисунки, - сказала Элен. И добавила: - Да. Пачкотню.

- Вы из Городского совета?

- Нет, из Университета!

- Чертовски противно, - сказала женщина, - то, что они творят. И не только дети.

- Нет?

- Взрослые мужчины тоже. Им на все наплевать. Делают среди белого дня. Посмотрите только... среди белого дня... - Она взглянула вниз, на ребенка, который точил свой леденец о землю. - Керри! - резко окликнула она, но мальчик не обратил внимания. - Они собираются все это смыть? - спросила женщина.

- Не знаю, - ответила Элен и повторила: - Я из Университета.

- О! - сказала женщина так, будто услышала нечто новое. - Значит, к Совету вы не имеете никакого отношения?

- Никакого.

- Кое-что из этого неприлично, правда? По-настоящему грязно. Посмотрев на некоторые штуки, что они рисуют, я смущаюсь.

Элен кивнула, глядя на мальчика в коляске. Керри решил для сохранности сунуть сласть в ухо.

- Не делай этого!" - сказала мать и нагнулась, чтобы шлепнуть ребенка по руке. Слабый удар вызвал детский рев. Элен воспользовалась моментом, чтобы вернуться к фотоаппарату. Но женщина не наговорилась. - Это не только снаружи, нет, - заметила она.

- Простите? - переспросила Элен.

- Они врываются в опустевшие квартиры. Совет пробует заколачивать, но это бесполезно. Так или иначе, они туда влезают. Используют вместо туалетов и еще пишут гадости на стенах. Опять же устраивают пожары. Тогда никто не может въехать обратно.

Сказанное возбудило любопытство. Отличаются ли существенным образом граффити внутри от тех, что снаружи? Это определенно стоит исследовать.

- А здесь, поблизости, вы знаете какие-нибудь такие места?

- Пустые квартиры, говорите?

- С граффити.

- Прямо возле нас одна или две, - охотно отозвалась женщина. - Я из Баттс Корта.

- Вы могли бы их мне показать? - спросила Элен.

Женщина пожала плечами.

- Кстати, меня зовут Элен Бучанан.

- Анни-Мари, - ответила родительница.

- Я была бы очень признательна, если бы вы указали одну из таких пустых квартир.

Анни-Мари, озадаченная энтузиазмом Элен, и не пыталась этого скрывать, вновь пожав плечами, она сказала:

- Там не на что особенно смотреть. Только еще больше этой дряни.

Элен собрала снаряжение, и они пошли бок о бок сквозь перекрещивающиеся коридоры. Хотя все вокруг было приземистым, дома не больше пяти этажей в высоту, воздействие окруженных домами четырехугольных дворов рождало ужасающее чувство клаустрофобии. Лестницы и аллеи - мечта воров - изобиловали глухими углами и скудно освещенными подворотнями. Мусоропроводы, по которым с верхних этажей скидывали мешки с отходами, давно были заперты, потому что во время пожаров действовали как воздушные шахты. Ныне пластиковые мешки с мусором высоко громоздились в коридорах, многие разодраны бродячими собаками и содержимое разбросано по земле. Запах, неприятный даже в холодную погоду, в разгар лета должен был сшибать с ног.

- Мне туда, - сказала Анни-Мари. - В тот, с желтой дверью. - Потом она указала на противоположную сторону двора. - Пять или шесть домов от самого конца, - сказала она. - Два из них уже несколько недель как пустые. Одна семья переехала в Раскин Корт. Другая удрала посреди ночи.

Она повернулась к Элен спиной и покатила Керри, который тянул за собой длинную нитку слюны, свисающую на бок коляски.

- Благодарю вас, - крикнула Элен вслед. Анни-Мари через плечо быстро взглянула на нее, но не ответила.

Со все возрастающим предвкушением, Элен проходила вдоль ряда одноэтажных особнячков, хотя многие из них, пусть и обитаемые, и не напоминали жилье. Шторы плотно задернуты; молочные бутылки у порогов отсутствовали, даже детских игрушек, которые обычно забывают там, где играли, не было. Здесь и впрямь не было ничего, связанного с жизнью. Однако было больше граффити, отвратительно наляпанных на дверях домов. Она разрешала себе только небрежно взглянуть на надписи, отчасти потому, что боялась, вдруг как раз в тот момент, когда она будет изучать намалеванную на них отборную ругань, двери распахнутся, но больше потому, что горела желанием увидеть, какие еще откровения могут поведать пустые дома.