Александр Ольбик - Ностальгические хроники (сборник интервью) Страница 14

- Слишком великая моральная ответственность лежала на мне, чтобы что-то выдумывать или заимствовать из литературы. Да и нет никакой литературы на эту тему. Я сам был воспитанником детского дома в Томилино (Московская область - прим. авт.), из которого несколько человек в 1944 году отправились в Чечено-Ингушетию. Нас везли туда, а чеченцев и ингушей - оттуда. Как вода заполняет пустоты, где некогда была нефть, так и мы, колонисты, заполняли образовавшуюся пустоту на землях, куда нас везли.

Были ли в реальности близнецы, подобные литературным Кузьменышам? Нет, таких братьев я не знал. Но распятого Сашку я видел собственными глазами, только в жизни он был распят на дереве. Я изменил название местности, станиц, однако ингушский режиссер С. Мамилов в своем письме точно указал, какие места я описал в повести. Есть прототип и у Регины Петровны: воспитательница Роза, еврейка - тоже очень красивая женщина...

- Не изменилось ли со временем ваше отношение к своему детищу? Ведь и вы и "Тучка" стали старше...

- Тут такой парадокс: эту повесть я ни разу не прочитал до конца. Даже когда редактировал, делал это по кускам. В Рижском ТЮЗе, где я читал главы из нее, мне сделалось плохо. На радио произошла та же история... Вы подумаете, какой слабонервный вам попался писатель... Нет, тут дело в другом. Просто я имею дело со "взрывным" для меня материалом. Если у Неруды могла плакать статуя-ростра, то почему, скажите, живой человек не может страдать и болеть от воспоминаний о пережитом? Не знаю, ответил ли я на ваш вопрос, но другого ответа у меня нет...

- Я уверен, что мои читатели поймут вас правильно. Теперь, Анатолий Игнатьевич, несколько слов о том, что находится в работе на вашем письменном столе?

- Проще говорить о том, что уже сделано. Все мои заботы сейчас обращены на роман, который я писал почти двадцать лет - с 1965 по 1983 год. Называется он "Рязанка", по аналогии с Рязанской железной дорогой. События, происходящие в нем, относятся к послевоенному времени (1945-1953 гг.). Рукопись находится в журнале "Знамя", но уверенности в скорой ее публикации у меня нет. Вещь довольно сложная, но ничего в ней "крамольного" я не вижу. Роман о жизни, и только о ней. Более конкретно - о юности моего поколения...

----------------------------------------------------------------------

"МЫ НАРАСТИМ НАДЕЖДУ НАШУ..."

(Автор повести "Ночевала тучка золотая" Анатолий Приставкин. Вторая беседа, состоявшаяся 20 января 1989 года, в Доме творчества писателей в Дубулты.).

- Анатолий Игнатьевич, как ваша литературная жизнь складывалась после воскурения фимиама? Ведь "Тучка" попала в число бестселлеров и принесла вам, если не вселенскую, то во всяком случае, европейскую, а то и мировую славу...

- Я хотел бы ваши восторги несколько поубавить. Нет никакой мировой славы - настоящая слава у Хемингуэя, Маркеса, Пастернака. У меня же - так себе, назовем ее скромно - популярность. Повестью заинтересовались и за рубежом, нее переводят во многих странах. Дело в том, что перестройка в СССР вызывает интерес ко всему, что у нас происходит, в том числе к литературе. Я смог в прошлом году впервые поехать на Запад, для встречи со своими читателями, хотя прежде меня туда не выпускали. И вместе с тем шум вокруг повести стал серьезной помехой - появилась масса незапланированных отвлечений. Я считаю - популярность больше нужна Пугачевой, Леонтьеву, трибунным поэтам, а нам, прозаикам, хорошо бы иметь поменьше шума и побольше кабинетного уединения. Ей-богу, сейчас происходит настоящее покушение на мою свободу, совершается определенное общественное насилие. Писатель начинает принадлежать всем, кроме самого себя. О литературе речь уж не идет.

- В чем, собственно, выражается это насилие?

- Раньше я был никому не нужен, кроме своего письменного стола да самых верных своих друзей и близких. Сейчас у многих людей появилась иллюзия, что Приставкин - как, впрочем, и другие писатели - знает ответы на все случаи жизни. Журналисты в прошлом году буквально прессинговали меня. Знаете, сколько за это время я дал интервью? Наверное, свыше ста. Пришлось приехать в Дубулты инкогнито. Надеялся спокойно поработать...

- Но ведь такое покушение на вашу свободу - не самая страшная плата за признание? Помните Лев Толстой, "рисуя" свой автопортрет, сказал: я так честолюбив... что часто боюсь, я могу выбрать между славой и добродетелью первую... Не оцени народ ваш талант и гражданское мужество, не быть бы вам, наверное, и лауреатом Государственной премии СССР...

- Я думаю, что мое лауреатство (да и не только мое, весь список удивителен) кажется случайностью. Понимаете, раньше серьезная литература редко удостаивалась высоких наград. Их в первую очередь получали секретари Союза писателей. Известен случай, когда один особенно тщеславный секретарь, отчаявшись получить премию явочным путем, стал буквально засыпать письмами и телеграммами комитет по присуждению Государственных премий. Во время вручения премий режиссер Андрей Смирнов (он был в жюри) откровенно сказал, что ему впервые было не стыдно читать список награжденных. Прежде такой стыд и неловкость испытывали многие, в том числе и я.

- И у вас не было никаких осложнений с получением премии?

- Конечно, были! Бумажки все равно заполнять пришлось. Создавалось впечатление, что не тебя представляют к награде, а ты сам себя подталкиваешь к премии. И чувство неудобства было. Бюрократическая номенклатура оказалась верна себе. Но после этого прошло уже много времени и забылось, да и не верилось, честно говоря, что премию дадут. Но вдруг позвонили из комитета по премиям и сообщили, что я у них прошел единогласно. Без "особых мнений" и без признаков мышиной возни.

- Вы попали в приличную компанию лауреатов премии, и это, разумеется, обнадеживает. Позитивный намек на то, что номенклатура от искусства все же не всесильна.

Список людей, удостоенных Государственной премии, в самом деле, был очень достойный. В нем не присутствовало ни одной дежурной фамилии. Вы только посмотрите: Владимир Дудинцев, Давид Самойлов, ваш Юрис Подниекс, режиссер Алексей Герман, другие не менее серьезные представители нашей культуры. Так что в такой компании я чувствовал себя как бы даже недостойным... Но если бы премию этим людям вручали лет эдак пятнадцать назад, вот тогда бы она была особенно к месту. Правда, я выражаю сейчас не свою мысль, а Алексея Германа и полностью с ним солидарен.

- Вы, безусловно, правы, но ведь известно, что "скорость" признания таланта прямо пропорциональна готовности общества оценивать талант. Мы слишком медлительны в этом смысле... Вы сказали, Анатолий Игнатьевич, что в Дубулты вы приехали инкогнито. А с чем это связано? С новой ли работой или усталостью после принятия почестей?

- Насилие над автором заставляет его иногда скрываться от людских глаз. Мы приехали сюда всей семьей - жена Марина и дочь Маша. В Дубулты я решил наконец раз и навсегда разделаться со своим давно написанным романом "Рязанка". Вычитываю, правлю, довожу до ума написанную по "Тучке" пьесу. Времени-то упущено очень много.

В прошлом году я побывал во Франции, Западной Германии, Греции... Меня впервые выпустили "туда" и причем не за свой счет. Выпустили, правда, под давлением издательств и организаций, которые меня пригласили. В ФРГ я ездил по приглашению Баварской академии изящных искусств. Обо мне сделал доклад писатель Владимир Войнович, проживающий в Мюнхене. Побывал в Риме, потом снова - в ФРГ, на Франкфуртской ярмарке. Через две недели поеду во Францию, где выходит моя книга. Но я уже посещал эту страну - участвовал в Страсбургской встрече писателей-диссидентов. Во Франции "Тучка" прошла с успехом - идет по тиражу как бестселлер - тысяч двадцать. Это для них огромный тираж. Правда, и поработать пришлось по 8-10 часов в сутки. Встречи, теле- и радиоинтервью и т.д. Так что Парижа практически не видел. Капиталисты умеют заставить работать...Но это, разумеется, шутка. Такое внимание общественности к книге было очень приятно.

- Значит, главная причина вашего приезда в Дом творчества заключается в "Рязанке"? Насколько мне помнится из предыдущего интервью с вами ("Юрмала" от 13 августа 1987 года), эта вещь - воспоминания о юности?

- Да, вы правы: основная тема "Рязанки" - юность моего поколения. События происходят между 1945 и 1953 годом. Практически, это дорога потерь.

- Почему "Рязанка" и почему "дорога потерь"?

- По названию Рязанской железной дороги. Каждая станция на ней - это целая история, связанная с отцом, матерью, друзьями юности. И почти все они погибли - вот почему я говорю о потерях. "Рязанка" для меня - дорога потерь...

- Это произведение так же драматически накалено, что и "Тучка"?

- В общем-то "Рязанка" не имеет чистого сюжета. Как я уже говорил, каждая станция - это самостоятельный сюжет, написанный в традиционном стиле. В журнале "Огонек" был опубликован отрывок из "Рязанки" - "В гостях у дяди Коли и тети Дуси".