Шерлок Холмс: повести, рассказы - Артур Конан Дойль Страница 14

– Теперь, – доверительно сообщил мой компаньон, – у меня в руках кончики всех нитей, сплетенных в этот клубок. Разумеется, нужно будет уточнить кое-какие мелочи, но все основные события, случившиеся с того момента, как Дреббер расстался со Стэнджерсоном на вокзале, и до того, когда был обнаружен труп последнего, ясны мне так, словно происходили на моих глазах. И я готов предоставить тому доказательство. Вы могли бы забрать оттуда эти пилюли?

– Они у меня, – сказал Лестрейд, вынимая из кармана маленькую белую коробочку. – Я прихватил и их, и кошелек, и телеграмму, чтобы доставить их в участок в качестве вещественных доказательств. Пилюли я, правда, поначалу и брать не хотел, поскольку не думаю, что они представляют интерес для следствия.

– Дайте их мне, – попросил Холмс. – Скажите-ка нам, доктор, – добавил он, поворачиваясь ко мне, – это обычные пилюли?

Обычными эти пилюли – жемчужно-серые, маленькие, круглые и почти прозрачные, если смотреть на свет, – совершенно очевидно, не были.

– Судя по весу и прозрачности, – сказал я, – можно предположить, что они растворяются в воде.

– Вот именно, – подтвердил мое наблюдение Холмс. – А теперь не окажете ли вы мне услугу: спуститесь, пожалуйста, вниз и принесите сюда того несчастного терьера, который так давно и безнадежно хворает и которого наша хозяйка вчера еще просила вас избавить от страданий?

Я пошел и принес собачку. Хриплое затрудненное дыхание и остекленевший взгляд животного свидетельствовали о том, что конец его близок. По его матово-белому носу нетрудно было догадаться, что он давно перешагнул порог своего земного собачьего срока. Я осторожно опустил его на подушечку для ног, лежавшую на ковре.

– Сейчас я разрежу одну из этих пилюль пополам, – сказал Холмс и, взяв перочинный нож, привел свои слова в исполнение. – Одну половинку кладем обратно в коробочку, она нам еще может пригодиться. Другую положим в стакан и зальем чайной ложкой воды. Как видите, наш друг доктор был совершенно прав, пилюля тут же растворилась.

– Это, конечно, очень интересно, – сказал Лестрейд тоном человека, подозревающего, что над ним издеваются, – но какое отношение это имеет к смерти мистера Джозефа Стэнджерсона?

– Терпение, мой друг, терпение! Скоро вы увидите, что оно имеет к ней самое прямое отношение. Добавим чуточку молока, чтобы подсластить жидкость, и угостим ею собачку, угощение должно ей понравиться.

Продолжая говорить, он вылил содержимое стакана в блюдце, поставил его перед терьером, и тот быстро вылакал смесь. Серьезность, с какой Холмс проделывал все эти манипуляции, была настолько убедительна, что мы молча внимательно наблюдали за собакой, ожидая некоего необычного эффекта. Между тем ничего не происходило. Песик продолжал расслабленно лежать на подушке, все так же тяжело дыша, в его состоянии, судя по всему, не произошло никаких перемен – ни к лучшему, ни к худшему.

Холмс вынул из кармашка часы и стал следить за временем, но по мере того, как минута проходила за минутой без какого бы то ни было результата, выражение лица у него становилось все более огорченным и разочарованным. Закусив губу и нервно барабаня пальцами по столу, он всем своим видом демонстрировал крайнее нетерпение. Он так волновался, что мне стало его искренне жаль, оба же сыщика насмешливо улыбались, несомненно, торжествуя по поводу его неудачи.

– Совпадение исключено, – не выдержал наконец Холмс и, вскочив, стал широкими шагами расхаживать взад-вперед по комнате. – Нет, таких совпадений не бывает. Пилюли, существование которых я заподозрил еще после смерти Дреббера, действительно найдены на месте убийства Стэнджерсона. Тем не менее они не действуют. Что бы это могло значить? Ход моих умозаключений не мог быть неверным. Это просто невероятно! Однако несчастный пес все еще жив. Бог мой, так вот в чем дело! Я все понял! – С этим радостным возгласом он бросился к коробочке, разрезал вторую пилюлю, растворил ее, добавил молока и пододвинул блюдце под нос терьеру. Не успело несчастное создание лизнуть эту новую смесь, как по всем его четырем конечностям пробежала конвульсия и пес, вытянувшись, замер неподвижно, словно пораженный молнией.

Шерлок Холмс с облегчением сделал длинный выдох и утер пот со лба.

– Мне надо больше доверять самому себе, – сказал он. – Пора бы уже усвоить, что если факт на первый взгляд противоречит всей последовательности умозаключений, это означает лишь то, что он имеет какое-то иное толкование. Из двух пилюль, находившихся в коробочке, одна представляет собой смертельный яд, другая же – абсолютно безвредна. Мне следовало догадаться об этом еще до того, как я их увидел.

Это последнее замечание показалось мне настолько безосновательным, что я усомнился, в здравом ли он уме. Тем не менее перед нами лежала мертвая собака, и это доказывало, что догадка его была верна. Мало-помалу туман в моей собственной голове начал рассеиваться и забрезжило смутное понимание.

– Все это может показаться вам странным, – продолжал тем временем Холмс, – потому что в самом начале расследования вы недооценили важность единственного обстоятельства, которое давало реальный ключ к разгадке. Мне же посчастливилось за него ухватиться, и все, что происходило дальше, лишь подтверждало мое изначальное предположение и логически из него вытекало. Вот почему то, что обескураживало вас и, как казалось, смешивало все карты, для меня все больше проясняло дело и укрепляло меня в моих выводах. Большая ошибка путать странность с тайной. Самое обычное преступление зачастую представляется самым таинственным, потому что ему не сопутствуют ни новые, ни особые обстоятельства, которые давали бы пищу для размышлений и умозаключений. Это убийство было бы неизмеримо труднее раскрыть, если бы тело жертвы оказалось просто найденным на дороге и картина была лишена того утрированного и сенсационного антуража, который делает его столь примечательным. Все эти странные детали отнюдь не усложняют расследование, напротив, они его упрощают.

Мистер Грегсон, дожидавшийся окончания этой тирады с нескрываемым нетерпением, наконец не выдержал.

– Послушайте, мистер Шерлок Холмс, – перебил он, – мы все готовы признать, что вы очень сообразительны и разработали собственный уникальный метод расследования. Но сейчас хотелось бы чего-то большего, чем абстрактные теории и поучения. Речь идет о том, чтобы схватить убийцу. Я шел своим путем и, судя по всему, ошибся. Молодой Шарпентье не может быть причастен ко второму убийству. Лестрейд преследовал своего предполагаемого преступника, Стэнджерсона, и, скорее всего, тоже ошибался. Вы же только сыплете намеками и даете понять, что знаете гораздо больше нашего. По-моему, мы уже имеем право спросить прямо: что вам известно об этом деле? Вы можете назвать имя убийцы?

– Не могу не согласиться с Грегсоном, сэр, – подхватил Лестрейд. – Каждый из нас предпринял свою попытку, и мы оба потерпели неудачу. Вы не раз с момента моего прихода повторили, что располагаете всеми необходимыми уликами. Думаю, вам не следует больше скрывать их от нас.

– Если медлить с арестом убийцы, – присоединился я, – он может совершить еще какое-нибудь злодеяние.

Под нашим дружным напором Холмс, похоже, заколебался. Уронив голову на грудь и нахмурив брови, как делал всегда, когда что-то обдумывал, он продолжал мерить шагами комнату.

– Убийств больше не будет, – сказал он наконец, внезапно остановившись и подняв голову. – В этом можете не сомневаться. Вы спросили меня, знаю ли я имя преступника. Знаю. Но знать имя преступника еще не значит поймать его самого. А это я собираюсь сделать в ближайшее время. У меня есть серьезные основания полагать, что мне это удастся благодаря предпринятым загодя мерам. Но действовать надо чрезвычайно осторожно, так как мы имеем дело с очень ловким и отчаянным человеком, у которого, как я уже имел возможность доказать, есть сообщник не менее искусный, чем он сам. Пока этот человек не догадывается, что его замысел раскрыт, остается шанс его обезвредить, но если у него возникнет хоть малейшее подозрение, он тут же сменит имя и вмиг растворится в четырехмиллионной массе жителей этого огромного города. Отнюдь не желая обидеть кого-либо из вас, вынужден все же заметить, что полиции подобные субъекты не по зубам, вот почему я и не прибегаю к вашей помощи. Если меня постигнет неудача, вся ответственность за провал, разумеется, ляжет на меня, в этом я отдаю себе полный отчет. Пока же могу лишь пообещать, что, как только у меня появится возможность рассказать вам все, не подвергая угрозе свой план, я немедленно это сделаю.

Грегсона и Лестрейда его заверения явно не удовлетворили, а уничижительный намек на несостоятельность уголовной полиции возмутил. Первый сыщик вспыхнул до корней своих белобрысых волос, глазки-бусинки другого заблестели от негодования, но отчасти и от любопытства. Однако не успел ни один из них произнести ни слова,