Лотос, рожденный в грязи - Марина Крамер Страница 14

– Ну подожди, у нас же гости, – объяснила ей Зоя Ильинична. – Сейчас чай налью, потом тебя буду кормить.

Мотя уселась прямо возле мисок и принялась следить за тем, как хозяйка курсирует от раковины к плите, от плиты к холодильнику, от холодильника к гарнитуру, открывает верхний шкаф и вынимает красивые фарфоровые чашки с блюдцами, несет их на стол, двигает сахарницу и вазу с печеньем явно домашней выпечки.

Тина, почти как Мотя, наблюдала за происходящим:

– Да вы не суетитесь так, Зоя Ильинична, даже неудобно…

– Ничего-ничего, мне не трудно, а тебе надо горячего. Сейчас Мотьке еще консервы выдам, и будем с тобой пить чай и сплетничать.

«За что люблю таких тетечек, так за болтливость и наблюдательность», – подумала Тина, принимая из рук Зои Ильиничны полную чашку ароматного чая.

Мотя уже довольно чавкала возле миски, Зоя Ильинична устроилась за столом напротив гостьи и, отхлебнув чаю, спросила:

– Так все-таки Сергей Мироську-то ищет?

– Да. Сказал, жена даже на порог не пустила, ничего не объяснила.

– Дура она, – вздохнула Зоя Ильинична. – Хорошая была баба, но дура, мать свою все время слушала, в рот ей смотрела, ну вот и дослушалась. Девку сплавили куда-то, в квартире постоянно трутся какие-то уголовники, а Лариска их обстирывает-кормит.

– Уголовники? – удивилась Тина. – Вы же говорили – сектанты?

– Угу. Сектанты приходят, проверяют, а уголовники эти вроде как в гостинице квартируют. Поживут мало-мало да и исчезают, а на их место новые являются. Участковый раз приходил, спрашивал, а Лариска говорит – богоугодное дело делаю, сирым да несчастным приют даю. Ну, он и отстал, больше не приходит.

– А мужа родного на порог не пустила? Хороша праведница.

– А мужа выгнать мать ей велела. Не любила она его, ой как не любила. Он ведь мешал Лариске мозги пудрить. Инара всю жизнь была такая – властная, эгоистичная, хотела, наверное, чтобы Лариска ей прислуживала. А тут Серега… И никак у нее не получалось настроить Лариску против, влюбилась она, перестала мать слушать. Ну, Сергей парень был рукастый, все умел, никакой работы не боялся. Ремонт сам, машину чинит сам, что-то по электрике тоже умел. Он и в подъезде помогал, кому что надо, про него тут никто слова дурного не скажет никогда, – уверенно заявила Зоя Ильинична, откидываясь на спинку стула. – А когда случилось с ним несчастье это, ну, тут Инара, змея, и развернулась, давай Лариску тюкать – разводись, мол, зачем тебе уголовник. Каждый день сюда приезжала, ор стоял – хоть святых выноси. Лариска первый год еще сопротивлялась как-то, а потом… Уж не знаю, что там случилось, но только она как будто сникла, сгорела. Перестала следить за собой, начала по вечерам из дома уходить – платочек повяжет по-бабски, косметики ни грамма, и подалась куда-то. А потом стали к ней сперва женщины какие-то приходить, чаще и чаще, а после и уголовники появились. Я ее как-то во дворе прижала, говорю – не боишься, что девчонка у тебя уже взрослая, а ты всякую шваль в дом пускаешь? Эх, как засверкала глазищами – молчите, тетя Зоя, раз не понимаете. Если угодно будет свыше, так и не убережешься ни от чего. Но, видно, зацепили ее мои слова, не все тогда еще мозги ей сектанты ее повыдули. Примерно через месяц Мироська и исчезла. Спрашивала я у Лариски, куда девчонку дела, а та говорит – туда, где ей мирские соблазны недоступны будут, спасибо матушке, надоумила, помогла. Ну, это она Инару так стала называть, – объяснила Зоя Ильинична. – Вот так Мирослава и пропала, и вот пять лет уже ни слуху ни духу. Хотя кто-то говорил, что Инара ее навещает, но я не очень в это верю.

– А с вами Лариса не заговаривала на божественные темы? – спросила Тина, помешивая чай.

– А как же! Но я ее быстро успокоила. Говорю, ты мне чушь свою тут не толкай, я Библию читала, нет там такого, о чем ты говоришь. Ну, Лариска и отступилась. А вот из второго подъезда женщина одна, ровесница ее, и тоже с девочкой-подростком, исчезла. А ее с Лариской часто видели, вместе они на собрания эти ходили, в платочках.

– И что, искал ее кто-то?

– А кому? Муж погиб у нее, мать умерла в тот же год, осталась она одна с ребенком. Видимо, на этом ее Лариска и подловила, запутала. Они в школе вместе учились, Лариска как-то обмолвилась.

«Ну, все как и говорил Садыков – не подозреваешь того, кто тебе давно и хорошо знаком», – подумала Тина, а вслух спросила:

– Вы, Зоя Ильинична, про собрания уже в который раз упоминаете… А где они проходят, знаете?

– Как не знать, – махнула рукой ее собеседница. – Ты печенье-то попробуй, утром только испекла, – она подвинула вазочку ближе к Тине. – Знаю… Клуб тут раньше был ночной, недалеко, через улицу. Клуб давно закрыли, здание пустое стояло, а вот лет семь назад кто-то его выкупил, ремонт сделал и устроил там молельный дом. Ну, это все знают, что молельный дом, а вывеска там, конечно, другая – частный досуговый центр, вроде бы так. Но то, что там четыре раза в неделю сектанты сборища свои устраивают, в районе каждая собака знает.

– И что в управе? Не интересуются?

– А чего им интересоваться, когда жена главы там кто-то вроде попечителя? – фыркнула Зоя Ильинична.

«Нормальная крыша, – отметила Тина про себя. – Поди проверь – жена главы попечитель».

– Да я больше тебе скажу, – чуть наклонившись вперед, сказала Зоя Ильинична. – Туда и небедные люди подъезжают, на машинах дорогих, сама лично видела. Но внутрь не заходят, к ним обычно выходит какая-то женщина, одна и та же всегда, и дает какую-то бумагу. Да-да, вот так прямо в окно машины и просовывает, кланяется.

– Она дает? Не ей? – уточнила Тина, и Зоя Ильинична даже слегка обиделась:

– У меня зрение отличное, очков сроду не носила. Говорю же – она в окно протягивает бумажку, кланяется и уходит обратно в здание, а машина уезжает.

«Скорее всего, так передаются координаты этого монастыря, больше ничего в голову не приходит, надо с Вовкой обсудить».

Машинально Тина взяла из вазочки печенье, откусила и замерла. Такой вкусной выпечки она не пробовала очень давно, наверное, с детства, когда мама пекла