Татьяна Степанова - Призрак Безымянного переулка Страница 15

Катя подняла голову – он смотрел в провал, в дыру, в склеп. На лице – гримаса отвращения и жалости.

– Несчастные люди, – произнес он. – И двое детей, вы сказали?

– Я вот одного не понимаю. – Мещерский подал Кате руку, помогая подняться. – Как беглый преступник сумел проломить этот пол? Если вы говорите, что столько слоев и цемента, и камня, и щебня? Как его угораздило проделать эту дыру?

– В цехе по всему полу просверлены шурфы. Там, вон там, и там, и здесь. – Эксперт-криминалист обвел темное помещение рукой. – Это первое, что бросилось нам в глаза. В кирпичных стенах то же самое. Видимо, на месте пролома шурфы разрушили несущие перекрытие. И потому возник провал.

– Мы проводили тут ремонт, мы же делаем реконструкцию здания, – вмешался в разговор Виктор Ларионов. – Я не силен в вопросах строительства, но думаю, что реставраторы это сделали, чтобы обнаружить под слоем штукатурки старинную кладку.

– И под полом тоже? – усмехнулся эксперт. – Бросьте. Вы что-то искали?

– Ничего мы не искали. – Виктор Ларионов махнул рукой. – Так, естественное любопытство тешили. Это же в прошлом знаменитая фабрика, историческое место, все эти развалюхи под охраной Архнадзора. Мы с компаньонами вообще археологов, специалистов по историческим памятникам пригласить хотели.

– И что же не позвали? – спросил лейтенант Лужков.

Катя отметила, что он впервые тут, в цехе, подал голос, а до этого лишь молча таращился в дыру.

– Денег нет. Сами видите – мы здесь все законсервировали до лучших времен.

– Примите еще один вещдок. – Эксперт протягивал снизу в пролом следующую пронумерованную коробку.

А в ней тоже череп. Желтая кость покрыта каменной пылью. Черные провалы пустых глазниц. И зубы…

Зубы отливали в свете софитов неестественной белизной, резко контрастируя с гнойно-желтым цветом скуловых костей.

Катя, похолодев, поняла, что этот череп принадлежит ребенку. Темные провалы глазниц сверлили пустоту. Зубы, лишенные десен, хищно скалились.

Эксперт-криминалист нагнулся, чтобы принять коробку.

И в эту минуту с улицы донесся вопль.

Он потряс Безымянный переулок от асфальта до крыш домов. Проник и сюда, за эти старые фабричные стены.

Вопль, полный боли.

Вопль, полный животного, первобытного страха.

Глава 10

Острые зубы

Вопль раздался снова, когда они все – лейтенант Лужков, Сергей Мещерский, старший группы криминалистов-экспертов и Катя в арьергарде из-за невозможности быстро бегать на высоких каблуках – выскочили из цеха и ринулись в проход между зданиями.

Кричала, а точнее, дико визжала женщина, сраженная болью и ужасом.

Первое, что они увидели в Безымянном переулке, так это патрульную машину – полицейский выскочил из нее и застыл, как-то нелепо размахивая руками, уставившись на другую машину, иномарку, перегородившую переулок у кирпичного дома.

Дверь в иномарке со стороны водителя распахнута настежь, и рядом – никого. Так, по крайней мере, показалось Кате, когда она еще не миновала проход между домами.

Но затем она, как и они все, увидела: за багажником машины, на асфальте, в свете тусклого фонаря распростерлась на спине и сучила ногами в туфлях женщина. Рядом валялась ее сумка.

К женщине припала на четвереньках какая-то смутная массивная фигура. Она странно дергалась из стороны в сторону, вцепившись в женщину, и мотала, возила ее по асфальту, словно тряпичный мешок.

Женщина визжала, как резаная, и пыталась отбиваться. Лейтенант Лужков заорал: «Эй, что происходит! Отпустите ее!»

В этот момент существо, напавшее на женщину, видимо, заметило их. Оно отползло на четвереньках за капот, а затем поднялось на ноги и…

Катя на секунду замерла. Существо, все так же странно дергаясь и размахивая руками, быстро пошло, а затем побежало прочь из Безымянного в сторону Андроньевского проезда.

«Хромает… Нет, не хромает, это просто такая походка с подскоком… Словно собака на трех лапах, но это же не собака… Это человек… Что-то нескладное, странное в нем… Будто это Франкенштейн…»

Все эти непрошеные мысли вихрем пронеслись в голове у Кати. Они подбежала к пострадавшей.

Женщина средних лет с бледным породистым лицом и длинными черными волосами, в стильном дорогом шерстяном платье кремового цвета и туфлях. Рядом валяется черная шерстяная накидка – женщина не успела надеть ее, выходя из машины.

На левом предплечье по платью и ниже, возле запястья, расползаются большие пятна, отливающие в свете уличного фонаря черным. Глаза женщины вытаращены и перебегают с предмета на предмет. Лицо искажено гримасой боли, отвращения и… чего-то там еще. Чего-то кроме страха. Видно, что она в шоке.

Женщина что-то прошептала, зажимая правой рукой левое запястье.

– Что? – Лейтенант Лужков наклонился к ней. – Что с вами?

– Я… Меня укусили. Она… меня укусила… Я думала, загрызет.

Эксперт-криминалист опустился рядом с пострадавшей на колени, начал осматривать руку.

– Тут раны и платье порвано. Кто на вас напал?

– Оно туда побежало, – объявил Мещерский и ринулся в сторону Андроньевского проезда.

Катя побежала за ним. Но высокие каблуки… Фиг побегаешь на них…

Однако лейтенанта Лужкова, замешкавшегося возле пострадавшей, она все же обогнала, вылетела на угол Безымянного и Андроньевского проезда и на секунду замерла.

То, что открылось ее взору в этом уголке Москвы, впоследствии тревожило ее во снах. Они накатывали тяжелой волной, эти сны, из темноты ночи.

Странное место. Словно гравюра, выполненная сепией, ожила и отпечаталась в камнях, деревьях и асфальте.

Тусклый блеск трамвайных рельсов в таком же тусклом уличном освещении. Черное небо. Справа на углу Безымянного и Хлебникова переулка – дом-особняк, заброшенный, с темными окнами и обветшавшим фасадом.

В этом месте словно время застыло. Место выглядело совершенно обособленным от остального мира и самодостаточным. Мрачным, пустым и безлюдным. Хотя тут сходились концы сразу и Безымянного, и Хлебникова, и Гжельского, и Таможенного переулков, и Андроньевского проезда, пространство казалось замкнутым, словно отсеченным от остального мира. С одного конца его ограничивала темная арка под железнодорожным мостом. Туда, в сторону Волочаевской улицы, уводили трамвайные пути.

С другого конца пространство перегораживала белая стена Андроньевского монастыря. Пути огибали эту стену, но со стороны Безымянного выглядело так, словно рельсы упираются в старую стену, беленую, но испорченную потеками осенних дождей. В стене зияли черные ворота, все в пятнах ржавчины. Крепко запертые.

Рядом с воротами, справа, – темная хилая рощица, а в ней – что-то вроде небольшой часовни. Фонарь освещает только тротуар, дальше все в темноте и палых гнилых листьях тополей и кленов.

А в целом это пространство казалось горбатым, как кит. Катя, замерев на углу, видела перед собой довольно крутой холм – Андроньевский монастырь стоял на этом холме, а тут была глубокая низина. Трамвайные рельсы в обе стороны взбирались и сбегали по холму, как серые ленты.

А между этими лентами по проезжей части, лишенной машин в не такой уж и поздний, но темный осенний час, двигалось, бежало, карабкалось на вершину холма то самое существо!

Вот оно оглянулось через плечо, устремилось в сторону рощи и часовни и скрылось во тьме.

– Что за хрень? – Лейтенант Лужков нагнал Катю и едва не сбил с ног. – Куда эта хрень делась?

– Туда. – Катя указала в сторону часовни.

– У женщины вся рука зубами изорвана! Острые зубы. – Лужков побежал вперед. – Пусть этот антрополог ваш туда не суется! Я сам.

– Я с вами, лейтенант! – крикнула Катя как-то не очень уверенно.

Это место подействовало на нее…

Нет, не испугало, однако…

– Сережа, не смей туда ходить один! – крикнула она Мещерскому, но догнала его уже на тротуаре рядом с часовней. Задыхаясь от этого чертового подъема на холм.

Оглянулась снова, уже стоя здесь, наверху, рядом с черными воротами монастыря, усеянными пятнами ржавчины, как лишаем.

Картина изменилась с точностью до наоборот. Теперь отсюда, с холма, были видны лишь крыши низеньких купеческих особняков Хлебникова переулка, вход в Безымянный переулок и там, внизу, этот заброшенный дом со слепыми темными окнами. Он, как и стена монастыря, словно преграждал выход с то ли площади, то ли просто низины, которую во время ливней, наверное, затапливало до самых подвалов.

В кронах тополей в роще каркали вороны. Их кто-то потревожил. Свет уличного фонаря выхватывал из тьмы лишь купол часовни. Деревья и кусты росли довольно густо. И пахло в этих зарослях сыростью и тленом, органикой, грибами, мокрой гнилой листвой.

Они услышали какой-то звук. Шорох…

– Эй, есть тут кто?! – громко крикнул лейтенант Лужков. – Лучше выходи. Мы полиция!

Шорох в стороне…

Вроде как за часовней…