Евгения Михайлова - Темные тени нехорошей квартиры Страница 15

– Но деньги-то его…

– А кого это, извиняюсь, имеет, если он так по-хамски себя ведет.

– Сложные у вас отношения.

– Вообще никаких. Сниму все бабки и уеду куда-нибудь. На Мальдивы. На ПМЖ.

– Если тебе нужен совет – не делай этого. Найти тебя – не проблема.

Марина взглянула на Сергея исподлобья небольшими, но красивыми черными глазами.

– Да ясно. Я так. А с твоей помощью могла бы свалить с концами. Ты – парень ушлый, я это всегда чувствую. Со мной не хочешь? Весь мир в кармане…

– Да у меня и так… нет проблем.

– Слушай, а твоя жена действительно красивее, чем я? Или ты это, как мантру, себе повторяешь, чтобы не согрешить?

– Как тебе сказать, – улыбнулся Сергей. – Женщин не сравнивают. В каждой – своя красота.

– Все с вами понятно, сударь. Значит, я, по твоему мнению, супротив нее – баба-яга.

– Из чего такой вывод?

– Мужиков хорошо знаю. Из этого.

– Тема интересная. Как-нибудь обсудим ее подробнее. Как теоретик я тоже бесподобен. Слушай, я вот что решил. Давай я стану твоим клиентом? Мои захотели собаку взять, я только сейчас сообразил, что ее нужно кормить. Они витают в облаках и об этом не догадываются. Закажи самый лучший собачий корм. Ты же знаешь какой, да?

– Конечно! Он такой один, и именно его сегодня не поставили! Звоню, скандалю. Не берите собаку на праздники, потом привезут.

– Теперь мне еще больше жалко эту неизвестную пока собаку. Может, ей придется голодать где-то. Я закажу, а там – как получится.

– Какого размера собака? Какой породы? – деловито спросила Марина.

– Кто бы знал. Мой сын должен влюбиться в нее, а она в него. Такие условия.

– Ладно, это все неважно. Делаем заказ для мелких пород, но больше всего этот корм нравится крупным. Мясо туда еще добавляют совсем безумные собачники.

– Чтоб я так жил, как собаки безумных собачников. И мясо мы у тебя закажем?

– А то! Есть очень хорошее. За такие деньги больше нигде не найдешь.

– Ты – клад, – восхитился Сергей.

Марина блеснула темным, горячим взором и вздохнула.

– Адрес давай. Я женщина настойчивая. Ради чужого мужа добью сейчас поставщиков. Привезут как миленькие. Боятся они меня.

– Уважают, – нежно поправил Сергей.

Глава 21

Петр Романов вышел из машины во дворе красивого нового дома в тихой нише переулка Сивцев Вражек. Было не очень поздно, но практически все окна оказались темными. Хороший дом, жильцы его купили или получили здесь квартиры по случаю, а живут на виллах Ниццы, Майами или на своем острове. Этих владельцев немного, Петр скупил их квартиры с выгодой для них в течение двух лет. Дом оказался, наверно, не слишком счастливым, поскольку практически у всех владельцев возникли проблемы, с которыми лучше не возвращаться на родину. Предложение Петра оказалось им весьма кстати. Петр подумал и решил мысль об острове проанализировать отдельно. Нора нужна каждому зверю. Все время торчать на виду – отнюдь не отдых, это становится болезнью. Петр замечал ее у знакомых. Он сам к этой человеческой слабости относился с брезгливостью. Он не знал, имеет ли отношение к династии Романовых, но ему часто казалось, что точно – да. Он ощущал между собою и другими людьми некую дистанцию. Большинство из них ему, разумеется, было глубоко безразлично, он, как все богатые люди, в основном общался со своим кругом и страстно презирал этот самый круг. Как можно быть такими темными в наше время, такими ограниченными, так суетиться под клиентом ради любой выгоды. Петр себя уважал. Он не хотел ни от кого зависеть. Он не всегда был богатым, у него имелось настоящее образование врача-гинеколога, он, возможно, достиг бы высот в своем деле, но получилось иначе. Появилась возможность заниматься бизнесом исключительно в своих интересах, и он старался использовать этот шанс на полную катушку.

Он прошел, не здороваясь, мимо молчаливого охранника в эксклюзивного дизайна холл, поднялся в огромном скоростном лифте на четвертый этаж, открыл входную дверь единственной квартиры на площадке. Щелкнул выключателем и оказался в заваленной всяким тряпьем прихожей. Раздраженно разбрасывая ногами шубы, платья, женскую обувь, прошел на кухню, вынул из пакета и положил на большой стол из дорогого дерева упаковки сухих хлебцев, пакет с яблоками и поставил три большие бутылки воды.

– Ах, это ты! – раздался за его спиной звонкий женский голос. – Я думала, что сейчас ночь. Слышу, кто-то вошел. Петя, я тебе все время звоню. Но я забыла твой рабочий телефон. Он висел у меня на стене, а потом бумажка исчезла. Ты понимаешь, все время что-то исчезает.

Петр не сразу повернулся. Ему всегда требовалось сделать усилие, чтобы посмотреть на нее. Она стояла на пороге, очень худая, в дорогой и свежей ночной сорочке – их у нее было сотни, – с белоснежными, коротко подстриженными волосами – он сам ее стриг, – и смотрела своими большими бледно-голубыми обезумевшими глазами. Если бы не этот взгляд, не полуоткрытый вялый рот, не сжавшаяся, как смятый лист бумаги, кожа на лице, сохранившем прежний овал… В полумраке она иногда казалась такой, как в его детстве. Не красавицей, но изысканной, стройной, ухоженной блондинкой. Он очень хорошо помнил свою мать в молодости. В деталях и подробностях. Она была сексапильной, игривой, веселой и властной. Она была безудержно ненасытной, как Мессалина. Запомнить всех ее мужчин не было никакой возможности. И забыть ее и себя в то время немыслимо при всем его желании.

…Позднее утро для многих уже ранний обед. Они тогда жили в очень хорошей квартире, но в доме попроще, полном соседей. Этот дом рядом с их особняком. Мать очень любила это место, здесь и решила строиться. Старую квартиру давно кому-то продала. Петя в детстве с балкона видел, как в таком же доме напротив одна семья всегда сидела за большим круглым кухонным столом и, смеясь и разговаривая, ела нормальный обед – первое, второе и десерт. Отец и дети сидели, а мать меняла тарелки и подавала блюда. Потом садилась с ними, кормила малыша с ложечки… В это время на балкон, где стоял Петя и который был виден из многих квартир дома напротив, выходила обнаженная и мокрая мама (она никогда не вытиралась после ванной, считая, что это вредно для кожи) с очередным голым мужиком. Мать улыбалась Пете и начинала пылко обниматься с любовником. Пете было девять, десять, двенадцать, пятнадцать и далее лет, но мать его присутствие никогда не смущало. Она даже разговаривала с ним на разные темы в то время, как ее партнер уже переходил к действию… Петя из этих разных лет помнит, главным образом, как уходил в свою комнату, сжимался под одеялом, иногда плакал, потому что боялся, что его будут опять дразнить мальчишки во дворе, видевшие эти сцены. Иногда он скрипел зубами от страшной, безысходной злости. Иногда его трясло от вожделения. И он спасался онанизмом. Потом вставал, проходил мимо маминой спальни, откуда раздавались страстные стоны, и шел в соседнюю квартиру. Там жил его одноклассник Семен. Его мать Валентина сразу накрывала на стол, подавала обед, как в квартире в доме напротив. Выходил к столу отец Семена, военный в отставке, глупо шутил, выпивал водки и сразу начинал петь неожиданно сильным и красивым голосом.

Они были не то что подругами, Валентина и мать Петра Виолетта. У них были какие-то свои дела. И только последний идиот на месте Петра мог бы не понять, что это какие-то мошеннические, воровские дела. В них общительные подруги никогда никого не посвящали. Только иногда после какого-нибудь серьезного дела Виолетта крепко обнимала сына и шептала: «Все это я делаю для тебя. Помни об этом». Он запомнил. Она тогда даже не могла подумать, насколько прямолинейно будут трактованы сыном ее слова.

Ей сейчас восемьдесят два года. Пять лет назад она еще была, возможно, одной из самых богатых женщин Москвы. Тайной миллиардершей. Никогда не светилась ни во власти, ни в депутатстве, хотя могла купить себе любой пост. Потому все так легко и решилось, что он задумал. Единственной подруги матери и соседки Валентины давно уже не было в их жизни. Когда Валя перестала быть матери нужна, та отобрала у этой достаточно активной и агрессивной семьи квартиру, – Петр не вникал, каким образом она это сделала, – и отправила Валентину с мужем в коммуналку. Петр с Семеном на долгие годы стали врагами, не общались. Встретились уже после института. Петр работал в клинике. Семен сказал, что у него какой-то бизнес, связанный с продажами. А его отец после той истории спился в коммуналке и повесился. Петр рассказал об этом матери, та заботливо произнесла: «Никогда не пей лишнего, сынок. Видишь, что бывает». Мать тогда уже строила этот доходный дом. Мужчины давно в ее жизни закончились, подруг никогда не было, кроме Вальки. Петр нашел Сидоровых в той коммуналке, когда стал владельцем империи матери. Нужны были подставные лица для разных дел. Валентина в таких вещах – профи. Там он и увидел Марину, первую и, наверное, последнюю женщину, на которой ему захотелось по-настоящему, законно жениться.