Татьяна Степанова - Часы, идущие назад Страница 15

– Хотите сказать, что они любовники? Голубки? – захохотал Вакулин, снова превращаясь в «Шур Шурыча». – Ну, вы даете, полиция! Ох, прямо до слез насмешили. Казанский и точно ходок – правда, по части баб. Подбирает себе с умом. А у Репликантова супруга умерла много лет назад. Так что и тут пальцем в небо. Хотя насчет личного…

– Что? Нам любая информация в плюс.

– Они к одному обществу принадлежат.

– К одному кругу общения?

– Нет, к одному обществу – историческому, при музее нашем, – выпалил Вакулин. – Оба историей интересуются.

На лице Гущина было написано разочарование.

– Хобби, что ли?

– Вроде да. Так до ссоры дошло. До скандала публичного.

– Скандала? Еще одного?

– Это раньше было. Давно. Я толком не знаю – только что в городе говорили. Мол, на вечере во время какого-то музейного мероприятия они сцепились чуть не до драки. Репликантов Казанского во лжи обвинял и в этом… в обмане… нет, в подлоге, в искажении истории. Сейчас все как помешались на этом. Как болезнь, вирус. Вот и они заразились. Казанский вроде чего-то там искажал или извращал.

– Чего извращал? – Гущин спросил это скучно. Беседа явно пошла не в том ключе, какой он хотел.

– Понятия не имею.

– Ладно, ясно. Последний вопрос к вам: вы после истории с роликом в интернете с фотографом Ниловым общались?

– Да, – Вакулин кивнул. – Мне для документов фотографироваться надо было, в паспорте менять фото – а то банк по фотографии двадцатилетней давности отказывается узнавать, и для загранпаспорта нового я тоже фотографировался у него. А куда денешься – в городе одно фотоателье. А документы нужны.

– И когда это было?

– Для загранпаспорта – в сентябре. А в паспорте фото велели менять три недели назад. Он хороший фотограф был, аккуратный. Дело свое знал. Старался. Жалко парня. – Лицо Вакулина было серьезным и одновременно равнодушным.

Катя уже успела отметить, что в Горьевске именно так реагируют на чужую смерть – лицемерно и отстраненно. Но это – примета времени. Хотя в Горьевске она отчего-то особенно бросается в глаза.

Глава 11

Вымерший род

До музея от отеля «Горьевские дали» можно было дойти пешком. Однако Катя настояла, чтобы они вернулись в отдел за Анфисой.

– В музей надо идти с ней, Федор Матвеевич, – доказывала она в машине. – Анфиса больше нашего про фотографии знает. Она может такой вопрос задать, который нам и в голову не придет.

– Анфиса Марковна завтра или уже сегодня сядет в эту вашу финтюфлюшку на колесах, и адье! – возразил Гущин.

– И с кем мы останемся? – спросила Катя. – Вы контейнер во дворе ОВД почаще вспоминайте, Федор Матвеевич. И пустые кабинеты. И не тешьте себя надеждой, что все ваши начальственные ЦУ здесь кинутся моментально исполнять. Некому стало исполнять. Кто явится на ваш зов? – спросила она с непередаваемой интонацией из «Властелина колец». – Эльфы? Люди?

– Контейнер с подарками я не забыл. В смысле морального климата это многое объясняет. «Жучок»-прослушку ведь в кабинете в любом месте можно поставить – не только в подарке или наградном предмете. И все это знают. Про гнусные-то времена я все чаще слышу – и от самых разных людей, из самых разных слоев. Полиция последняя была, где об этом заговорили. Но это еще не повод, чтобы посторонний человек совался в расследование убийства.

– Анфиса не посторонняя. Вы ее однажды сами к расследованию убийства привлекли, со мной на пару!

– Я бы тоже не возражал, чтобы она… свидетельница пока осталась в Горьевске, – подал голос капитан Первоцветов. – Пока нет никакой ясности ни в чем. Фотограф убит, но она же тоже профессиональный фотограф. Возможно, ее присутствие и советы принесут пользу.

– Эльфы явились на подмогу, – хмыкнул Гущин. – Я фильм-то смотрел. Хороший он, героический, хоть и сказка.

В отделе они нашли Анфису в коридоре, у запертого кабинета. Допрос закончился, следователь испарился. Анфиса, судя по лицу, тосковала в бездействии. Пока Катя бодро извещала ее, что сейчас они все вместе отправятся в музей, Гущин позвонил патологоанатому.

Судмедэкспертизу никто не откладывал, патологоанатом сообщила, что уже приступила к вскрытию.

– Вы на теле еще какие-то повреждения нашли? – спросил Гущин.

– Кроме черепно-мозговой травмы – следы уколов на руках и бедрах и синяки различной давности.

– Наркоман?

– Со стажем, Федор Матвеевич.

Гущин посмотрел на Анфису так, словно был удивлен, что та не солгала ему о пагубной привычке фотографа Нилова.

А историко-художественный музей города Горьевска оказался прелюбопытным местом. Это лишь снаружи он радовал взор строгой архитектурой классицизма – жемчужно-пепельным фасадом и подстриженными в виде шаров липами у входа. Внутри посетителей встречало буйство красок и смешение стилей. Катя сразу поняла, что музей, как и Башня с часами, – это старинная достопримечательность, городская гордость.

Пока Гущин и Первоцветов разговаривали с охранником у рамки металлодетектора на входе, прося пригласить кого-то из музейных хранителей, они с Анфисой через холл прошли в парадный зал, украшенный пышной лепниной и позолотой. Дальше начиналась экспозиция музея, расположенного в залах, декорированных с купеческой пышностью – паркетные полы, хрустальные люстры, тяжелые бархатные шторы, картины в тяжелых золотых рамах, множество бронзовых скульптур небольшого размера, фарфор в витринах.

В одном из залов Катя увидела, что одна часть стены под стеклом – там сохранились старые обои – синие в золотых лилиях, как в Доме у реки.

– Ужасная картина.

Это сказал капитан Первоцветов. Как он вошел в зал, они с Анфисой не слышали – ох уж эта его бесшумная кошачья походка! Он стоял возле картины, висевшей в углу у окна.

– «Портрет купчихи на смертном одре». Неизвестный художник. – Первоцветов прочел это на табличке под картиной.

На полотне была изображена мертвая женщина в пышной постели, на белых подушках – в чепце и жемчугах, с восковым лицом и сложенными на груди руками. Одеяло укрывало ее до пояса – синее, стеганое, в золотых лилиях.

Послышались голоса – в зал вошел полковник Гущин в сопровождении низенькой толстой хранительницы музея и молодого парня в джинсах, черной толстовке и черном жилете-дутике. Приглядевшисвь, Катя узнала его – тот самый, что отчаянно скучал в машине на улице Труда, у дома, где Нилов снимал комнаты у местной алкашки Маргоши. Тогда с парнем была спутница – модная пожилая дама. Как же ее звали… она представилась им – кажется, Мария Вадимовна…

– Макар, вы пока сами посмотрите коллекцию фарфора, она в соседних залах, – сказала хранительница юнцу. – Там и фарфоровая рамка в витрине, которая Марию Вадимовну интересует. Вы тот предмет где приобрели?

– На Арбате, в антикварной лавке. – Голос у парня был приятный. – Тете на юбилей. Та рамка – кузнецовского фарфора, с клеймом. Собственно, я в этих вещах совсем не разбираюсь. Это тетя велела мне прийти сюда, в музей, и посмотреть.

– Вы не пожалеете о потраченном времени. У нас прекрасная экспозиция, – заверила его хранительница.

И он поплелся расслабленной походкой в соседний зал. Полковник Гущин проводил его взглядом.

– Немного у вас посетителей в воскресный день, – констатировал он.

– В летний сезон, когда дачники приезжают, посещаемость больше. Экскурсии. Сейчас кто поедет? Глухая осень, очей очарованье… Так чем мы, музей, можем помочь полиции?

– В городе есть такое место – Дом у реки, – сразу начал капитан Первоцветов. – Мы бы хотели узнать его историю. Кому он раньше принадлежал, что это за здание.

Хранительница скользнула взглядом по его лицу.

– Ах, это… Убийство. Я слышала. В городе говорят, там кого-то убили. Дом у реки – это местное название. Как памятник городской архитектуры он по документам проходит как дом купцов Шубниковых.

Анфиса быстро подошла к ним. Катя увидела, что она насторожилась. Полковник Гущин прищурился и тоже придвинулся ближе, словно глухой, который хочет лучше расслышать.

– Этот дом купец Шубников – старый Шубников, как когда-то называла его молва, – возвел для себя в то время, когда начал на берегу реки грандиозное строительство своей бумагопрядильной фабрики. Видели, наверное, ее корпуса?

– И Башню с часами вашу видели, – кивнула Катя. – Поразительное сооружение.

– Да уж. Наша изюминка – башня с часами. Старый Шубников строил это все в комплексе. Проект заказал англичанам – отсюда такой лондонский стиль у башни и фабричных зданий. Это было в середине девятнадцатого века, строительство шло очень быстро, и уже в середине пятидесятых годов фабрика начала работать. А в шестидесятых годах девятнадцатого века Шубников занял лидирующее место в российском производстве по обработке хлопка и изготовлению тканей. В Доме у реки он жил несколько лет, наблюдая за строительством фабрики – там были и жилые апартаменты, и купеческая контора – все вместе. И касса. Он жил там до тех пор, пока не родились его сыновья Савва и Мамонт. Потом он начал строить для себя большой особняк здесь, в центре, – может, видели, еще одна наша достопримечательность – Дом с башнями.