Б. Седов - Дама Пик (Роман) Страница 15

- А ты не задавай дурацких вопросов, - отбил Знахарь.

После этого собеседники сидели молча еще минут пятнадцать, стараясь не глядеть друг на друга. Оба понимали, что нужно делать вид, что тут идет беседа. Наконец, взглянув на часы, Пинько нажал на кнопку, привинченную к столу, и в дверях показался вертухай.

- Концерт окончен, - сказал Пинько, вставая, - в камеру его.

Вернувшись в камеру, Знахарь отмахнулся от любопытствующих и завалился на койку. У изголовья с равнодушным лицом стоял уже другой посланник Ганса. Но он занимал так же мало места и всем своим видом показывал, что ему нет дела абсолютно ни до чего, кроме сохранности объекта, которым являлся Знахарь.

Закинув руки за голову, Знахарь упер невидящий взгляд в провисшее брюхо верхней койки и глубоко задумался.

А подумать было о чем.

Записка, которую он со второго раза выучил наизусть, при всей своей краткости содержала уйму интересных и важных вещей.

Во-первых, несмотря на то, что текст записки был отпечатан на компьютере, сомневаться в том, что ее автором была именно Наташа, не приходилось.

Человечек, прыгающий с моста с резинками на ногах…

Когда Знахарь увидел этот полудетский рисунок, ему тут же вспомнилась встреча с Наташей в ее уютной, как она сама выразилась, норе.

Именно там, когда он понял, что Наташа лезет в эти его смертельные игры исключительно из спортивного интереса, из любви к риску, Знахарь, повинуясь внезапному наитию, спросил у нее, не прыгала ли она с моста на резинках. Наташа тогда удивилась и сказала, что да, прыгала.

И теперь Знахарь был совершенно уверен в том, что этот рисунок - одновременно и подпись, и пароль. А на компьютере записка отпечатана для того, чтобы нельзя было определить почерк писавшего. Тут все ясно.

Теперь - об именах, а точнее - о кликухах, упомянутых в послании.

Острый - это, понятное дело, Стилет.

Ермак… Ага. Это Дядя Паша. Он с Урала, а Ермак Тимофеевич там в свое время сильно отличился. Интересно, а какая фамилия у этого Ермака была, подумал Знахарь и полез в карман за сигаретами.

Пекарь. Тут посложнее. Но… тоже ясно.

Это, конечно же, Саша Сухумский. А Пекарь он потому, что пирожковые держит. А Стилет его этими пирожковыми за яйца держит.

Знахарь зло ухмыльнулся и представил себе, как между Стилетом и Сухумским начинается кровавая свара. И хорошо бы Сухумскому на Стилета какой-нибудь компромат иметь. Вот тогда начнется…

С именами ясно.

А вот самая первая фраза - «Это сделала я» - перечеркивала все рассуждения Знахаря, касавшиеся того, как коварный Стилет сдал его ментам.

Конечно же, Стилет от этого не становился белым и пушистым, и бежать к нему с покаянием, мол, прости, Стилетик, дорогой, что я думал о тебе плохо, вовсе не следовало.

Но эта короткая фраза меняла все.

Значит, это Наташа упрятала Знахаря в «Кресты».

Упрятала. Спрятала. Именно спрятала, а не посадила.

С некоторых пор Знахарь полностью доверял этой сумасшедшей бабе. Он испытывал к ней глубокую симпатию и точно знал, что она никогда не сделает ему плохо, не предаст его и, как было уже не один раз, спасет.

А раз так, то, судя по всему, она, пользуясь своими связями в ФСБ, устроила Знахарю эту изоляцию. А уж как - это ее дело. Скорее всего - дала кому надо денег, и Знахаря упаковали.

Наверное, в этом был смысл. На воле можно получить пулю от снайпера, мину под днище машины, ножичек под ребро в толпе, да мало ли какие сюрпризы могут ждать человека, имеющего столько недоброжелателей, как Знахарь.

А тут - только Саша Сухумский.

Он, конечно, смотрящий по тюрьме, и как он скажет, так и будет, но возможности тут весьма ограничены. Нужно, конечно, держать ухо востро, но Наташа права - конечно же, здесь гораздо безопаснее, чем на улицах Питера.

Да и Ганс вовремя подсуетился с охраной.

Знахарь покосился в сторону спинки койки и увидел недалеко от своего лица неподвижную штанину и спокойно висящую вдоль нее руку. Костяшки на кулаке были сильно увеличены и покрыты множеством мелких белых шрамов.

Боец. Это хорошо.

А ведь, подходя к своей койке и заваливаясь на нее, Знахарь даже не заметил этого парня, который стоял у его изголовья.

Действительно - как мебель!

Главное, чтобы он не оказался мебелью в критической ситуации.

Знахарь вставил сигарету в рот, тут же около уха раздался знакомый щелчок, и перед его лицом появился тот самый кулак со сбитыми костями. В кулаке была зажата зажигалка, и ее синий огонек почему-то подействовал на Знахаря успокаивающе.

Он прикурил и, не оборачиваясь, кивнул. Зажигалка исчезла.

Так, подумал Знахарь, в общем - все ясно.

Сидеть и ждать. Наташа сделает все, что нужно. А в том, что она сделает все, Знахарь не сомневался ни секунды. Сомневался он только в одном. Что больше привлекает Наташу - шанс спасти любимого человека или возможность устроить побег из «Крестов»? Такой экстрим!

Хотя побега, наверное, не будет. Скорее всего, она снова даст кому надо денег, и Знахаря переведут… например, в Анталию. Или в Барселону. В частный пансионат.

Тоже нормально.

Все нормально. Кроме еще одной строчки в письме.

Наташа написала, что в «Крестах» - то же самое. Это значит, что здесь его тоже попытаются убить. Это - плохо. Но, как сказал Вирлипуций Четвертый, «предупрежден - значит вооружен», подумал Знахарь и повернулся на бок.

И тут же наткнулся на взгляд Тюри, который, тоже лежа на боку, пристально изучал профиль Знахаря. Встретившись с ним взглядом, Тюря моргнул и спросил:

- Ну как? Сказали тебе что-нибудь интересное?

Знахарь помолчал и ответил:

- Сказали. Такое интересное, что дальше ехать некуда.

И замолчал. А Тюря тактично не спрашивал, что же такое интересное было сказано Знахарю. Он, как и все, находившиеся в этой камере, знал, что любопытной Варваре нос оторвали. Это для начала. А потом ей оторвали все остальное.

В это время за спиной Знахаря раздалось глухое покашливание, а затем голос Кадила произнес:

- Ну ладно, Знахарь, ты неверующий, что с тобой сделаешь… Бог тебе судья. Но ты же наш, Знахарь! Ты же р-русский!

Он сделал ударение на слове «русский», произнеся его значительно и возвышенно, при этом глядя на Знахаря проникновенно и в тоже время испытующе.

Знахарь, прищурившись, помолчал минуту и, тяжело вздохнув, ответил:

- Знаешь, Кадило, сколько раз мне задавали этот вопрос? А ведь поначалу, в юности, я с готовностью отвечал: «Конечно!» И попадал в ловушку. Но сейчас я отвечу тебе правильно.

Знахарь снова помолчал, причем и Кадило, и Тюря смотрели на него с нетерпеливым любопытством, и наконец ответил:

- Да, Кадило, я - русский. Но я - не ваш.

- То есть как это - «не ваш»? А чей?

- А вам всем обязательно нужно, чтобы человек был чей-то? Ничей я, свой собственный, понял?

Кадило, во время разговора сидевший, подавшись к Знахарю, разочарованно откинулся на койку и пробормотал:

- Свой собственный… Добыча для дьявола, вот ты кто. Враг человеческий только и ищет таких вот…

- Ну что же, - покладисто ответил Знахарь, - значит, так оно и есть, что ж тут поделаешь.

- Молиться нужно больше, вот что я тебе скажу.

- Вот ты за меня и помолись. У тебя лучше получится. А то от моих молитв у ангелов на небесах и понос может начаться.

- Не богохульствуй!

- Ну какой же ты, Кадило, простой все-таки! Ты что, не знаешь, что Бог поруганным не бывает?

Кадило промолчал и повернулся к Знахарю спиной, давая этим понять, что богословский диспут окончен.

Знахарь усмехнулся и полез за сигаретами. Заглянув в пачку, он присвистнул и сказал:

- Слышь, Тюря, я за этими разговорами уже полпачки высадил и не заметил.

- Это ничего, - ответил многоопытный Тюря, - в первый день после такого перерыва всегда так. Накуришься - притормозишь сам. Вот увидишь.

Знахарь кивнул и закурил.

В это время к его койке подошел Ганс и, присев на корточки так, что его голова оказалась на одном уровне с головой Знахаря, прошептал:

- Слушай меня внимательно, Знахарь. Тут моя разведка донесла, что тебе грозят неприятности. Причем очень большие.

- Говори, - тихо произнес Знахарь, внимательно глядя на молодого жилистого беспредельщика, густо разрисованного молниями, свастиками, черепами и прочими символами ужаса и смерти.

- Саша Сухумский дружит с городскими начальничками, и они, рассудив хорошенько, решили тебя убрать. Замочить. Тут сразу два интереса. Один - у Саши, он почему-то тебя сильно не любит, другой - у муниципалитета. Им нужно к трехсотлетию Питера отчитаться перед Москвой по ликвидации крупных авторитетов. Сам понимашь, неофициально.

- А ты-то откуда знаешь?

- Абвер не дремлет. Слушай дальше. Ты очень подходишь для этого. Не ты один, конечно, но сейчас о тебе разговор. Сразу же после празднования трехсотлетия тебя переведут в другую камеру, и там шестерки Саши Сухумского тебя завалят. И не надейся, что отмахнешься от них. Там лоси здоровые и умелые, так что о всяких там единоборствах забудь. Я все сказал.