Татьяна Коган - Клуб для избранных Страница 15

«Почему они не стреляют? — фоном мелькнула мысль. — Загнали, как зверя, и просто смотрят?»

Он стоял, прокручивая в голове возможные варианты действий. На ум приходили самые отчаянные идеи, но то, что произошло дальше, изумило бы и безумца. Задняя дверца машины, перегородившей путь к проспекту, открылась. Из салона выпрыгнули два крупных питбуля.

Хьюстон, у нас проблемы.

Если Нолана чему и научили в армии — так это быстро соображать в критических ситуациях. Убегать от бойцовских псов бессмысленно, да и некуда. Он метнулся к стене, чтобы обезопасить тыл, снял куртку, вытянув ее перед собой, и согнул ноги, сведя колени к центру, чтобы защитить корпус и пах. Он знал, что собака делает хват в прыжке по направлению вперед и вниз, поэтому поднял предплечья горизонтально земле.

Страха он не испытывал, лишь предельную концентрацию. Подлетевший первым питбуль вцепился в куртку, Майк рванул ее на себя и сразу же впечатал кулак в кончик мокрого черного носа — самое слабое место. Пес отрывисто заскулил и повалился на землю, утратив ориентацию в пространстве. Нолан не уследил за своими руками и упустил момент новой атаки — второй кобель вцепился ему в предплечье, раздирая клыками мышцы. Игнорируя боль, Нолан обхватил собачью морду свободной рукой, а ту, которую пес сжимал зубами, стал заталкивать глубже в пасть. Возня длилась несколько секунд, пока наконец тактика не сработала — от давления язык питбуля запал в глотку, и, начав задыхаться, он ослабил захват. У Майка получилось пнуть его ногой в живот и отбросить в сторону, но первый пес уже встал на лапы и целился в лодыжку.

Делая руками круговые движения, чтобы дезориентировать животных, Майк продолжал наносить быстрые точечные удары, но растерявшиеся было псы пришли в себя и отступать не собирались. Их оскаленные пасти кромсали воздух в миллиметре от вожделенной добычи. Нолан не сказал бы точно, как долго продолжается схватка, но он успел до мелочей изучить их разъяренные морды — одна с блестящей, черной, как уголь, шерстью, вторая — с серым отливом и белой полоской на лбу… Их влажные круглые глаза смотрели на него с леденящей яростью, а выражение морд казалось почти осмысленным, словно у собак была объективная причина ненавидеть его.

Один из псов атаковал агрессивнее и норовил схватить человека за туловище и повалить на землю. И хотя Майку удалось несколько раз ощутимо ударить пса, тот будто вовсе не чувствовал боли, лишь свирепел сильнее.

Нолан понял, что не справится. Голень пронзила острая вспышка боли, но он успел отдернуть ногу — клыки лишь разодрали кожу, не задев кость. Он дотянулся до куртки и бросил ее в раскрытые пасти, вцепившиеся в нее в то же мгновение. Подчиняясь отчаянному порыву, Майк рванул к перегородившей проспект машине.

Расстояние стремительно сокращалось, но топот собачьих лап за спиной настигал еще быстрее. Стекло водительского окна медленно опустилось, и оттуда высунулась рука с пистолетом.

«Старый добрый семнадцатый «глок», — машинально отметил Майк. — Прицельная дальность пятьдесят метров, начальная скорость пули 375 метров в секунду».

Дуло смотрело прямо ему в лоб, и он запетлял, бросаясь из стороны в сторону, меняя направление, чтобы сбить прицел. Сзади клацнули челюсти; Майк изо всех сил оттолкнулся и прыгнул вперед, с грохотом падая на задний бампер и скатываясь на землю. Поясница взорвалась болью, в глазах потемнело, но он заставил себя подняться на ноги и бросился на проезжую часть, прямо под колеса затормозившей рядом машины.

— Садись! — Мужчина за рулем перегнулся через сиденье, открывая пассажирскую дверь. — Живее, ну!

Майк ввалился внутрь, тут же взвизгнули покрышки, выбросив пыль из-под колес, и машину резко дернуло вперед.

На какое-то время Нолан отключился. Он ощущал вибрацию автомобиля и заносы на поворотах, слышал шум мотора и тихо играющей магнитолы, различал за окном шлейф городских огней, но все это шло фоном, мимо него. Даже боль размылась, утратила остроту, распространившись по всему телу.

Он прикрыл глаза и вообразил, что лежит на пляже, на мягком песке, под ласкающим солнцем. Викки сидит рядом, задумчиво гладя его по руке. Шум прибоя ласкает слух, убаюкивает, и только Викки гладит руку все настойчивее, почти толкает.

— Эй, просыпайся!

«Детка, отвали. Я хочу немного расслабиться…»

А она его все равно трясет, да так настырно:

— Просыпайся тебе говорят!

Майк разлепил тяжелые веки, неохотно возвращаясь в реальность. Незнакомец перестал трясти его плечо и указал на дверь:

— Выходи.

Они припарковались у живой изгороди, окаймлявшей то ли сквер, то ли лужайку, за которой виднелись устремленные ввысь башни небоскребов. Вероятно, они находились где-то в центре, в деловом районе.

Майк внимательно всмотрелся в лицо незнакомца:

— Кто вы? И почему спасли меня?

Мужчина насупился:

— Выходите!

— Вы как-то со всем этим связаны? Можете объяснить, что происходит? — не сдавался Майк. Перед ним замаячил реальный шанс узнать разгадку, и он боялся его упустить.

Незнакомец проверил зеркало заднего вида и поерзал в кресле, оставив его вопрос без ответа. Потом он снова бросил взгляд в зеркало, заметно нервничая.

— Прошу, ответьте. Это очень важно для меня…

Телефонная трель не дала Майку договорить. Ему пришлось повозиться, прежде чем выудить телефон из кармана неповрежденной рукой:

— Да?

— Немедленно выметайся из машины, Нолан! — приказал знакомый женский голос. — Мне и так стоило большого труда послать к тебе подмогу. Учти, у тебя остался всего один бонус, так что постарайся не попадаться в ловушки и не просрать последний. Ты меня слышишь?

— Слышу, — мрачно процедил он.

— Тогда поднимай свою задницу и беги! Они будут здесь через две минуты! — бросила она и повесила трубку.

Ночь выдалась теплой, но Майка все равно знобило. Он укрылся в хозяйственной пристройке еще закрытого в этот час кафе. Пластиковое дачное кресло немного защищало от поднимавшейся от земли сырости, но надолго задерживаться здесь Майк не мог. Уже занимался рассвет — рассвет вторника.

«Продержись до следующего понедельника», — сказала незнакомка.

Нолан расхохотался.

Если бы он рассказал Викки о происходящем, она бы тоже смеялась как сумасшедшая. Треш — ее любимый жанр. Да и с чувством юмора у нее всегда было отлично. На его памяти Викки единственная девушка, которая не только сама умела зло подкалывать, но и не обижалась на шутки в свой адрес. Майк мог сказать ей любую гадость без страха получить неадекватную реакцию. Иногда с Викки было так просто… Она была лишена этого бабского голода на цацки, нежности и словесные подтверждения чувств, особенно по праздникам. Надо сказать, праздники ее по-настоящему раздражали.

— Не надо дарить мне подарочки только потому, что в этот день все без исключения так поступают. Я не хочу жить внутри шаблона, — сказала она на их первое совместное Рождество, когда Майк протянул ей бархатную коробочку с ювелирным украшением. — Если ты захочешь сделать мне приятно, то делай это без повода, хорошо?

И он делал. Без повода. Он был убежден, что встретил самую удивительную, самую необычную из женщин.

— Сегодня День всех влюбленных, — однажды напомнил ей Майк.

— А нам и поздравить некого, — печально отозвалась Викки и тут же расхохоталась.

Ему нравилось в ней все: феноменальное тело, вздорный характер, за который ее часто хотелось придушить, сексуальный акцент, сарказм, для которого не существовало ничего святого.

Викки жила настоящим, выжимая из него по максимуму. Разговоров о прошлом избегала, разве что вскользь бросала редкие фразы, по которым можно было лишь смутно представить отдельные моменты, но не увидеть общей картины. Майка терзало любопытство, но он не лез в душу, на своем опыте зная, как это раздражает. Да, он хотел бы знать о любимой женщине как можно больше, но довольствовался и той скудной информацией, которой она делилась.

Он не строил долгих планов — с Викки это теряло смысл, — но верил, что им вместе будет комфортно в любых жизненных обстоятельствах. Как же он заблуждался! Едва его дела захромали, Викки словно подменили. Они стали чаще ругаться, она то уходила, то возвращалась, а потом прислала то отвратительное письмо…

Нолан был раздавлен.

Викки писала, что боится говорить ему это в лицо, но она устала от его депрессии и нищеты.

«Раньше ты был веселый, а теперь постоянно удручен и озабочен своим будущем. Мне стало скучно с тобой, Майки. Извини, но это конец. Я улетаю в жаркую страну — куда не скажу — с другим парнем. Он тебе в подметки не годится, зато умеет радоваться жизни и денег у него полно. Этот номер я выкидываю, чтобы избавить тебя от искушения позвонить. Адьез, мучачо. С тобой было классно. P. S. Почему, почему ты беспокоишься о будущем? Беспокойся о настоящем. Будущего может не быть».