Галина Романова - Длинная тень греха Страница 15

Садиков шел к супермаркету, что был в квартале от его дома. Не забыл, конечно, кинуть виноватый взгляд в сторону своей машины — не до нее теперь, подождет. И второй — вороватый — в сторону стены ангара, серой бетонной массой дыбящейся за стволами старых лип.

Там… Там все это действо разыгралось три дня назад. Он видел все в деталях. А чего не сумели рассмотреть его глаза, доделал мощный глаз объектива. Аккуратная стопка фотографий была спрятана у него в надежном тайнике в его квартире. Фотографий, которые могли стать ему как гарантом безопасности и безбедного существования на всю оставшуюся жизнь, так и верной погибелью. Все зависело от того, как Садиков захочет ими распорядиться.

Странно, но сегодня он не испытал такой радости, как в прошлую пятницу. Куда подевался азарт, от которого зудело все внутри, когда он, распечатав пленку, принялся рассматривать то, что заснял? Рассматривать и мечтать. Мечтать и планировать. Планировать и ликовать.

Это потом уже пришел страх и раскаяние, а так ли уж правильно он поступил? Не станет ли профессиональная хватка и чутье причиной его собственного краха? Что если это было никаким ни подарком судьбы, а как раз наоборот?

И из ума еще не выходила эта гнусная девка.

Она же видела все! Пускай не все, она к тому времени уже отошла от окна, а потом и вовсе ушла из его дома, но что-то же видела. Узнав о происшествии, сумеет сопоставить и донести, куда следует. Еще и настучит, сука мерзкая, что он фотографировал…

Он-то лично к окну вернулся после ее ухода и продолжил снимать и караулил потом еще часа два, отслеживая все до мелочей.

Он видел, как эту мертвую бабу нашли мальчишки. Испуг их видел вполне отчетливо и даже понял его, не зверь же бессердечный. Потом понаехало ментов с мигалками, с фотоаппаратами. Тоже принялись щелкать затворами, представления не имея, что их самих в этот самый момент тоже снимают.

Потом все уехали, забрав с собой труп, и пустырь за ангарами опустел. О происшедшем свидетельствовала лишь лента ограждения, тоскливо посвистывающая на ветру, да развороченный ногами снег.

Снег этот Садиков тоже снимал. Интересно было. Не смог устоять перед искушением запечатлеть красное на белом…

— Молодой человек! — вдруг окликнул его кто-то, когда до магазина оставалось метров тридцать, не больше. — Можно вас на минуточку?

Внутри тут же все замерло и следом вздыбилось от невыносимого испуга.

Снова, твою мать!.. Снова эта жуткая вонь мертвечины, шибанувшая в нос. Это уже не совпадение и не галлюцинации. Он вполне отчетливо почуял, еще не увидев, что со спины к нему подбирается мерзкое зловонное возмездие. Даже голос вдруг показался ему знакомым, хотя женщину, ухватившую его теперь за рукав, он видел в своей жизни впервые. Он в этом мог поклясться.

Она была высокой, очень высокой. Его глаза оказались на уровне ее глаз — цепких, холодных и безжалостных. Да, точно безжалостных. Он был профессиональным фотографом и давно научился распознавать нюансы человеческих страстей и настроений.

Женщина была высокая и стройная. Короткая курточка заканчивалась чуть ниже пупка, плотно облегая узкие плечи, высокую грудь и тонкую талию. Длинные ноги обтянуты черными эластичными штанами. Высокие сапоги на толстой подошве. Модная нынче шапка-ушанка надвинута на самые брови. Никакого грима, кроме яркой помады на узких губах. Да, рот ее тоже показался ему безжалостным и острым, будто лезвие ножа.

Женщина вцепилась ему в рукав и рассматривала его с жадной пытливостью, не говоря ни слова.

— Что вам нужно?! — опомнился Садиков, пытаясь стряхнуть со своего рукава ее руку. — Чего цепляетесь? Если желаете говорить, говорите, а рукам волю не давайте.

— Ага, ладно! — воскликнула она почти весело и убрала руку в свой карман, опустила на мгновение голову, подумала и говорит. — Мы тут подписи собираем, вы не могли бы…

— Нет! Это черт знает, что такое!!! — воскликнул Садиков, от облегчения едва не расплакавшись.

Он-то за те короткие мгновения, что дама его рассматривала, успел такого нагородить!..

И из милиции-то она. И из прокуратуры. Следом шла налоговая служба, структура по борьбе с наркомафией. Потом забрезжила шальная мысль о том, что, не дождавшись его шантажа, на него уже успели выйти заинтересованные в его молчании люди. А всего и делов-то…

— Какие вы все подписи собираете, скажите на милость?! — возмутился Садиков, но без того напора, с которым он отбрыкивался от «красной шапочки» в минувшую пятницу. — Что вам это дает?

— Ну… Я не знаю… — женщина, на вид которой могло быть как двадцать пять, так и все сорок, неловко потупилась под его взглядом. — Это поможет расшевелить общественность. Заставить к ней прислушаться.

— Кого?! Кого заставить? Если вы о городских властях, то те страдают хронической глухотой к воплям вашей общественности, — проговорил он снисходительно, поглядывая на женщину со все возрастающей симпатией. Даже помечтать успел мимоходом, как он ее раздевает на своем белоснежном диване. Породистая была девка, чего уж… — Что на этот раз? Кому и за что хотите предъявить? А? Ну, говорите, не стесняйтесь, дорогая… Как вас зовут-то хоть скажите?

— Меня? — она быстро глянула на него и коротко загадочно хмыкнула. — Да какая разница, как меня зовут? Дело разве в этом? Дело в том, что в наших дворах, и в вашем в том числе, собираются строить…

— Знаю, знаю, гаражный кооператив. И все ваши воззвания я уже успел подписать, — перебил ее неучтиво Садиков и расслабился настолько, что позволил себе взять дамочку за подбородок и приподнять ее лицо. — Ну? Что-то еще ко мне имеется? Думаете, оттого, что поставлю я свою закорючку на ваших бумагах или нет, что-то изменится? И ваши липы…

— При чем тут липы?! — она возмущенно отпрянула, высвобождая свое лицо из его руки, с которой тот даже не удосужился снять перчатки. — Разговор теперь уже ведется о детской площадке! Липы — это одно. А вот детская площадка — это совсем другое! Мои дети где станут играть, если здесь начнется строительство? В подвале?

У нее есть дети. Садиков мгновенно потерял интерес к собеседнице. Глянул на нее без прежней расслабленности, а строго, с напускным высокомерием, с таким, что сквозит из-под полуопущенных ресниц. Таким взглядом он обычно загонял в тупик молоденьких девчонок на фотосессиях, когда их слишком уж заносило. На них действовало безотказно, а вот с дамочкой случился прокол. На нее его уничижительный взгляд не произвел ровным счетом никакого впечатления. Дернув правым плечом, она стряхнула ручки объемной сумочки. Порылась в ней и достала тонкую пластиковую папку.

История повторялась. Сейчас она начнет рыться в бумагах. Искать лист с его данными. Хотя откуда ей знать, кто он? Скорее начнет заполнять подписной лист прямо здесь, на улице, на виду у прохожих, под порывами ледяного ветра.

На это уйдет время, а его у Садикова не было вовсе. Может, и было, но не для того, чтобы посреди улицы раздаривать автографы.

Но нет, все произошло очень быстро. И бумагу она извлекла молниеносно, и писать на девственно чистом листе ничего не стала.

— Что это? — Сима капризно выпятил губы. — Вы что хотите, чтобы я подписал этот чистый лист бумаги?

— Ага! — подтвердила дама, по-прежнему глядя на него цепко и пытливо. — Можете указать, кто и что и где проживаете.

— А не пошла бы ты! — Садиков разозлился, это уже попахивало откровенной аферой, к тому же в ноздри снова полез знакомый аромат предосторожности. — Чистый лист я ей стану подписывать, как же! Всего, мадам, ищите дураков в другом месте! А деток летом советую вывозить к морю.

— Ага, ладно, — она смирилась слишком быстро, в мгновение ока убрав и лист бумаги, и авторучку в сумочку. — Не хотите поддержать детей нашего микрорайона? Так и запишем! Вот скажите, а у вас есть дети?

— С какой стати им у меня быть?! — вполне искренне возмутился Сима, неловко отступая от нее с расчищенного тротуара и проваливаясь левой ногой в сугроб по щиколотку. — Я не женат! И детей плодить без брака не намерен. И вообще… Проблемы ваших детей — это только ваши проблемы, так ведь?

Она молчала, глядя куда-то в сторону. И уходить не уходила, и отвечать ему ничего не отвечала.

И он стоял, как привязанный. Одна нога на тротуаре, вторая в сугробе, рука с пустым пакетом за спиной, вторая повисла вдоль тела.

Глупая сцена, разозлился снова Садиков. Дамочка от безделья цепляется к прохожим. А может, она вообще чокнутая какая-нибудь, а он с ней в контакт вступил. Пора было сматываться подобру-поздорову.

Он выдернул ногу из снега, отряхнул ее с присущей ему аккуратной неторопливостью и, прежде чем отвернуться и продолжить свой путь к магазину, обронил:

— Желаю вам удачи, дорогая! Удачи на вашем тернистом пути восстановления справедливости.