Андрей Акулинин - История одного преступления. Потомок Остапа Страница 15

Только здесь с Левина сняли наручники. Теперь он молча сидел на табурете и, потирая бордовые следы на запястьях, слушал монотонный голос следователя.

– Еще раз повторяю свой вопрос: ваши фамилия, имя, отчество, дата и место рождения?

В голове была полная сумятица, отчего собрать мысли в кучу было невозможно, как невозможно и понять, каким образом сотрудники федеральной службы контрразведки вышли на его след. И почему именно они, а не милиция, например? Вопросов у Левина было много, значительно больше, чем у следователя, но он молчал, и время от времени тяжело вздыхал.

Отпираться было глупо. Ему и так прозрачно намекнули, что его разговоры записывались, а обнаруженные при понятых национальный паспорт, деньги и железнодорожный билет не оставляли ни единого шанса выкрутиться.

Встреча с офицерами в кафе могла стать для Левина началом его новой жизни. Но стала ее концом. Во всяком случае, каким его видел он сам. Неизвестно, правда, чья это была вина: его ли, опостылевшей и мечтавшей о совместном ребенке Лизы, а может, появившихся на горизонте военных мечтателей разбогатеть, для которых поговорка о бесплатном сыре в мышеловке – пустой звук? В эту минуту искать крайнего – пустая затея, да и что изменится? Ровным счетом ничего.

– Третий раз, гражданин Левин, повторяю свой вопрос: ваши фамилия, имя, отчество, дата и место рождения?

Услышав свою фамилию, Левин вдруг пришел в себя и, улыбаясь, спросил:

– А вы не конфискуете мой краповый берет?

Это было так внезапно, что следователь поперхнулся и закашлял. По всей видимости, он был простужен. Достав из кармана брюк потрепанный носовой платок, он с достоинством развернул его, смачно высморкался и не спеша запихнул обратно.

– Если все честно расскажешь, не конфискуем, – натянув на лицо самую приветливую из своих улыбок, ответил он, а потом добавил: – Это в ваших интересах. Чистосердечное признание – одно из условий получить в суде меньший срок.

– А без срока никак не обойтись? Я все возмещу! – пробормотал Левин.

– Без срока нельзя. Вы что думаете, наемничество в нашей стране поощряется? Это тяжкое уголовное преступление, тем более совершенное иностранным гражданином, – следователь многозначительно поднял указательный палец вверх и там потряс им.

Услышав непонятное для себя слово «наемничество», Левин вздрогнул и с испугом посмотрел на следователя. Только сейчас он его рассмотрел. Мужчина лет сорока, сидевший напротив, был высок и толстоват, рубашка так туго обтягивала его живот, что пуговицы трещали, а одна и вовсе отвалилась. Галстук свободно болтался на мощной шее, а на голове красовались три волосины, зачесанные через всю макушку от уха до уха. Черты лица мягкие, незапоминающиеся. Подобных людей можно встретить в метро, склонившихся над тщательно сложенной газетой.

Мысли Левина запрыгали вокруг этого странного слова.

– Я никаким таким наемничеством не занимался.

– А набор добровольцев в Югославию, это что, не ваших рук дело?

– Да что вы, гражданин следователь, у меня и в мыслях такого не было. Зачем мне кого-то отправлять в Югославию? Вы сами подумайте.

Неожиданно дверь открылась, и в кабинет зашел подполковник с петлицами мотострелка. Он оказался полной противоположностью следователя – небольшого роста и худощав, а на голове густая черная шевелюра. Подполковник расположился в углу на стуле. Закинув ногу на ногу, он раскрыл белую папку с надписью «Дело» и как ни в чем не бывало углубился в ее изучение. Казалось, что его не интересовало происходящее здесь.

– А деньги? Откуда у вас такие деньги?

– Я в долг их взял. Под проценты.

– У кого?

– У капитана одного. Я ему сначала дал в долг пятьсот долларов. Можете спросить у него. А потом мне деньги срочно понадобились, и теперь я их занял у него.

– Тринадцать тысяч шестьсот долларов? – вмешался подполковник. Он не меняя позы, прикрыл папку и стал буравить Левина взглядом.

– Мне деньги были нужны позарез. Я хотел их в акции МММ вложить, прокрутить, а потом отдать с процентами. И ему хорошо, и мне тоже.

– А что ж вы почти двадцати офицерам парили мозги? По двадцать тысяч долларов они за месяц заработают. Говорили?

– Никаких я двадцать офицеров не знаю. Капитану говорил, врать не буду. А больше никому такого не говорил. Да и то говорил, чтобы в долг взять и через месяц отдать эти деньги.

– А билет до Иркутска взяли зачем? – теперь уже спросил следователь.

– А там проценты по акциям выше, чем в Новосибирске. Бизнес, понимаете? Но я обязательно бы вернул. Прокрутил бы и вернул.

– А где вы здесь проживаете? – спросил подполковник.

– В гостинице.

– В какой?

– Ну я ваш город хорошо не знаю. Маленькая такая гостиница. Где-то на окраине.

– Эту гостиницу называют «у Елизаветы Петровны»? – улыбнулся подполковник.

Левин громко сглотнул слюну и замкнулся, опустив голову вниз.

– Что молчите, Левин, женщину тоже хотели надуть? Она же, бедная, кредит взяла. Думала, вы человек порядочный, женитесь на ней. Геройским офицером представлялись. Как же вы так?

– Мало ли чего вам эта дура наговорила. Вы баб больше слушайте, они вам наговорят. У них всего одна извилина, и та между ног, – неохотно пробурчал он.

– Вы, наверное, хотите очной ставки с Елизаветой Петровной? Могу устроить, – сказал следователь. – Тем более, у вас есть о чем с ней поговорить. Золотишко, обнаруженное у вас, невестино приданое? Так ведь?

– Это я на память взял, – вначале смутился Левин, однако, вспомнив диалог Остапа с мадам Грицацуевой, хитро улыбнулся.

«– Не оскорбляйте меня, – кротко заметил Бендер. – Я сын турецкоподданного и, следовательно, потомок янычаров. Я вас не пощажу, если вы будете меня обижать. Янычары не знают жалости ни к женщинам, ни к детям, ни к подпольным советским миллионерам.

– Чтоб тебе лопнуть! – пожелала вдова по окончании танца. – Браслет украл, мужнин подарок. А стул-то зачем забрал?!

– Вы, кажется, переходите на личности? – заметил Остап холодно.

– Украл, украл! – твердила вдова.

– Вот что, девушка, зарубите на своем носике, что Остап Бендер никогда ничего не крал.

– А ситечко кто взял?

– Ах, ситечко! Из вашего неликвидного фонда? И это вы считаете кражей? В таком случае наши взгляды на жизнь диаметрально противоположны.

– Унес, – куковала вдова.

– Значит, если молодой, здоровый человек позаимствовал у провинциальной бабушки ненужную ей по слабости здоровья кухонную принадлежность, то значит, он вор? Так вас прикажете понимать?

– Вор, вор.

– В таком случае нам придется расстаться. Я согласен на развод…»

Глава 7

– Что было бы, если бы?… Вечный вопрос. Прошлое изменить нельзя, как бы мы ни старались. Что было, то было…

Короче, чекисты быстро разобрались, что к чему, и передали мое уголовное дело по подследственности в милицию, а те пришили мне банальное мошенничество. Ведь все козыри были у них на руках.

От сумы и от тюрьмы не зарекайся. Так, по-моему, звучит известная поговорка. Много известных людей побывало на тюремных нарах. Даже великий комбинатор – Остап Бендер, и тот провел в тюрьме несколько лет. Не обошла эта участь и меня. Пять лет! Пять незабываемых лет моей жизни были вырваны с корнем. Я просидел от звонка до звонка, и все время в Новосибирске.

Нельзя сказать, что на зоне нечеловеческие условия. В первое время было тяжело, но потом ничего. Человек ко всему привыкает, и к изоляции от общества тоже. «Не верь, не бойся, не проси» – главное, запомнить эти правила, и тогда проблем возникать не будет. А еще надо знать, где сидеть, с кем и как разговаривать, что нужно делать, а чего ни в коем случае нельзя. Зона – это территория со своими законами. Соблюдая их, можно благополучно жить, вернее, существовать.

За пять лет мир кардинально изменился. Это я сразу почувствовал, выйдя за ворота колонии. И дело не только во внешнем облике Новосибирска, который словно очистили от мусора, представьте себе, изменились люди. Не знаю, с чем это было связано, может быть, со второй Чеченской войной, так широко обсуждаемой по центральным телевизионным каналам?

На волю я вышел, имея немного денег, чтобы добраться до места своего жительства и справку об освобождении. Не густо. В Узбекистан, на шею своей мамаше, я ехать не собирался. Там делать было нечего. Можно было подался к своей бывшей Лизе, но в одну и ту же реку два раза зайти нельзя. Увидев меня, она со злостью закрыла перед моим лицом входную дверь и пообещала позвонить в милицию. Таким образом, я остался один-одинешенек, без определенного места жительства, средств к существованию и надежды.

– И снова взялся за старое? – спросил его Калинин.

– А вы как думаете? Жить-то надо было на что-то!

– Ты мне скажи, Левин, зачем ты лейтенанту Величко жизнь испортил?