Наталья Андреева - Стикс - 2 Страница 15

В разговор вмешивается Ладошкин:

— Ну? Вы обо всем договорились?

— Почти.

— Что еще?

— Так. Мелочи.

— Оля, у нас дела. В конце концов, есть телефон.

— Не буду вас задерживать, — поспешно говорит Нахрапьев.

Едва он отходит, Лешка начинает ей выговаривать:

— Я не понимаю, чего ты с ним церемонишься?

— Последнее время ты многого не понимаешь. Я слишком уж часто слышу от тебя эту фразу.

— Потому что я не понимаю. Ты выясняешь, с кем он поедет, на чем поедет, сколько собирается выпить. Он что тебе, родной? Или я чего-то не знаю? Говори прямо: он твой любовник?

— А ты ревнуешь? — усмехается она.

— Я просто пытаюсь понять…

Она тоже пытается понять: что случилось? Почему за кассой не видно знакомых каштановых кудрей? У нее что, выходной? У женщины, так на нее похожей?

— Леша, мне надо кое-что купить.

— Но…

Не слушая его возражений, она идет в торговый зал, хватая по пути корзину для покупок. Что происходит? У нее что, вы…

О, Господи! Не может быть! Женщину, сидящую за кассой, она и узнает, и не узнает. Надо же! Сделала такую же стрижку! Точь-в-точь! И стала блондинкой! Зачем? Хочется то ли смеяться, то ли плакать. Что происходит?

Женщина, сидящая за кассой, смотрит на нее с вызовом:

— Здравствуйте!

— Добрый день.

Ольге хочется спрятаться. Не надо, чтобы это заметили. Их сходство. Не надо, чтобы сейчас. Зачем это надо кассирше? Как ее? Олесе?

— У вас все? — спрашивает та.

— Да.

Покупок мало, Ольга поспешно сгружает их в сумку. Ладошкин ждет на улице. Кажется, он злится.

— Ну и зачем тебе все это? У нас и так холодильник забит!

— Успокойся: больше мы сюда не поедем. Дней пять.

Вроде бы никто не обратил внимания на стрижку новенькой. Заняты работой. А в сауне она накрутит на волосы полотенце, чтобы не пересушить. Неужели позавидовала? Захотела быть похожей на ту, что так щедро, с размахом тратит деньги. Что ж, Ольге остается только внести маленькие коррективы в собственную внешность.

— Да, елочка, я записалась на сеанс к Марусе. Дай денег.

— Опять?!

— Мне надо кое-что сделать с лицом перед походом в сауну. Необходимые процедуры. Маску и массаж. Это не так дорого.

— Сколько времени это займет?

— Немного. Ну, час. Мы поедем туда накануне.

— Ну, хорошо.

Он думает так же: в последний раз. Перед днем последним. Осталось потерпеть совсем немного.

Вечером она лезет в сумочку и удивленно говорит:

— Леша, а где ключи от машины?

— От какой машины?

— От «Мерседеса» Ивана.

— А зачем они тебе? Я тебя вожу. Туда, куда ты хочешь.

— Но они лежали в моей сумочке!

— Я их взял.

— Зачем?

— Потому что это моя машина.

— Я хотела бы получить их обратно.

— Ты куда-то собралась?

— Нет. Просто хочу посидеть в его машине. Что тут странного?

— Все. Твое поведение в последнее время странное. Я бы подумал, что ты спятила, если бы…

— Если бы?

Он не отвечает на вопрос, выходит из гостиной, а когда возвращается, на стол перед ней ложатся ключи. Серебряный брелок — дельфин, глаза из изумрудов. Дубль два. Это уже было. Она берет ключи и равнодушно кладет их в свою сумочку. Ей и в самом деле надо посидеть в его машине. Поговорить с ним. Что происходит?

Механизм запущен. Она вроде бы контролирует ситуацию. Вроде бы. Но что-то происходит помимо ее воли. Что-то, чего она не понимает. Ночью, во сне, она опять летит на восток, где встает солнце, и самолет ложится на крыло. Перед глазами земля: бурые сопки, голубые озера воды… Но теперь уже Ольга точно знает, что она не садится, а падает…

ДЕНЬ СЕДЬМОЙ

Утро

— Руслан, проходи.

— Капитан Свистунов по вашему приказанию…

— Хорош! Вот что, Руслан…

Он так и остается на ковре, по стойке «смирно». Полковник какое-то время разглядывает его и повторяет:

— Хорош! Я ж понимаю: кто не без греха? Все пьют. Взять твоего дружка, Ваню Мукаева. Вот за кем подвигов числится! Но на работе его пьяным никто не видел. И чтобы он в обеденное время учинил драку в общественном месте…

— Это была не драка.

— А что?

— Задержание опасного преступника.

— А почему стекло разбил? Посуды сколько переколотил?

— Так задержание же! Положено. Бить и колотить.

— А почему графин водки перед этим высосал?

— Всего-то двести граммов…

— А до того сколько?

— Так это для храбрости, — бормочет он. — Задержание же. Особо опасного.

— Хватит паясничать! Ты шути, да не забывайся! Позоришь честь офицерского мундира!

— Вы знаете, почему я пью, — тихо говорит он.

— Знаю Потому и терпел столько. Но всякому терпению есть предел. В общем, так. Пиши рапорт.

— По собственному желанию?

— В отпуск! Пока в отпуск. Лето на дворе, а у тебя, я знаю, дача. Вот и вали в эту… как ее? — морщится полковник.

— Первомайское.

— Вот-вот. С кадрами, сам знаешь, проблема. Пересидишь какое-то время в деревне, успокоишься. А там видно будет. И скажи мне спасибо, слышишь?

— Есть сказать спасибо! С какого числа прикажете отбыть?

— С понедельника. А завтра у тебя дежурство по району. И попробуй прийти пьяным на работу.

— Есть попробовать!

— Свистунов, твою мать!

— Я пошутил.

— Отставить шуточки! Меры не знаешь, Свистунов! И… Хватит пить, Руслан. Его все равно не вернешь, а жизнь продолжается. Я знаю, у тебя сын родился. Мы тут подарок готовим. Всем коллективом. Лапки-то обмывать будем? Как она, кстати, себя чувствует?

— Она?

— Жена. Да что с тобой?

— Я в порядке. Лена у мамы. Сын тоже. Здоров. Все здоровы. Кроме меня.

— В отпуск тебе надо. И… хватит пить.

Он и сам уже понял: хватит. Его не вернешь. Ни того ни… Надо же: деньги послал. Зое. Похоже, он один только знает, капитан Свистунов. О том, что их было двое. Сидорчук повесился, близнецы погибли. Цыпин догадывается. Но какое это имеет значение? Ну, двое. Оба погибли. Закончилась история. Дело в архиве. Точка.

А у него завтра работа. Надо дотерпеть.

Полдень

— Как вы сказали?!!

— ДНК не совпадает, Алексей Петрович. Эти люди не состояли в родственных отношениях.

— Как так не состояли?

— Человек, труп которого нашли на пожаре, и тот образец, который вы привезли…

— Постойте-постойте… А вы уверены?

— Точный анализ можно сделать только за границей, в Германии, у нас нет такой аппаратуры. Это дорого и займет много времени. Но я считаю, что это бесполезно. Никакого сходства. Эти люди не состояли в родственных отношениях. Но если вы хотите…

— Я заеду за заключением.

— Будем вас ждать.

Он вытирает холодный пот со лба. Неожиданность. И тут же вновь берется за телефон.

— Это Ладошкин.

— Слушаю вас, Алексей Петрович.

— Сделали сравнительный анализ ДНК. Мне только что позвонили.

— Все в порядке?

— Как сказать…

— Говорите.

— Это не Саранский. Я привез из Горетовки прядь волос его матери. Отдал в лабораторию. ДНК не совпадает.

— Это что, шутка? Если шутка, то неудачная.

— Да какое там! Я сам ничего не понимаю!

— Выходит, это не он?

— Выходит, что так.

— А где же тогда он?

— Не знаю. Иван не объявлялся. Я видел его последний раз в июне.

— В июне?

— Он приезжал в офис на Волоколамском шоссе. Взял деньги.

— Много?

— Тридцать тысяч долларов.

— Ну, с такими деньгами далеко не уедешь.

— А счета за границей?

— Его документы по-прежнему лежат в посольстве. За ними никто не обращался. Ладно. Завтра состоится передача документов. Или что там у нее? Мы вас подстрахуем. В доме отдыха будут наши люди. Действуем согласно утвержденному плану. Но то, что вы сказали… Это меняет дело. До завтра, Алексей Петрович.

Рука, в которой зажат телефон, вспотела. Выходит, Иван жив? Но это невозможно! Чей же труп нашли тогда на пожарище? Кто сжег лабораторию? И где, наконец, он сам? Может, в сговоре с Ольгой? Не в салоне же красоты они встречаются. Иван замаскировался под дамского парикмахера? Какая чушь! Но они правы: это меняет планы. Механизм запущен, его уже не остановишь.

Вечер

А Лешка нервничает. Весь день кому-то названивает. А ее, Ольгин, телефон молчит. Но завтра все закончится. Для кого-то из них непременно.

Она почти готова. Заскочила к Марусе, подправила прическу. Час, что она там пробыла, Лешка ждал в салоне. Она была крайне удивлена, когда Ладошкин зашел внутрь, уселся в холле на диван и сказал:

— Я тебя здесь подожду.

Ему предложили кофе. Не отказался. Разглядывал Марусю, словно рентгеном просвечивал. Стилист даже пожаловался любимой клиентке, усадив ее в кресло: