Пьер Нор - Французский шпионский роман Страница 15

— В общем,— сказал Финуа,— ваш капитан попал в переплет. Это очень серьезно для него, что он оказался там один.

Марнье поистине благоговел перед Брюшо. Обрыв провода, который он обнаружил в месте, столь компрометирующем капитана, даже не зародил в нем подозрений. Инсинуации комиссара глубоко возмутили его, и он решил скрыть этот факт.

— Как вы можете говорить подобные вещи, господин комиссар? Капитана никак нельзя подозревать. Если бы вы только видели его: он совершенно остолбенел от потрясения и был просто раздавлен горем.

Его душа верного старого унтер-офицера обливалась кровью. Он забормотал:

— Когда я подумаю, что если бы я не возвращался назад в свою галерею, я как раз явился бы на место до этого происшествия и мог бы облегчить участь капитана…

— Назад? Почему?

— Мы оказались на подходе раньше времени. Посмотрите, какое ужасное стечение обстоятельств: созывая нас на десять часов, капитан сам специально настоял на том, чтобы мы не приходили раньше.

— Специально? Вы можете вспомнить точно слова?

— Честное слово, нет, однако я не понимаю…

— Это не имеет значения, благодарю вас.

Действуя импульсивно, под первым впечатлением, не будучи способен следовать методе, комиссар моментально увлекся и попал под влияние идеи, которая только что пришла ему в голову. Он вызвал Брюшо.

— Капитан, я узнал, что вы официально приказали своим офицерам обязательно прибыть ровно в десять часов. Почему?

— Я не помню… А, да, действительно. Что ж! Я и сам не очень хорошо знаю. Чтобы они не теряли зря времени, конечно.

— Вы сказали мне, будто майор д'Эспинак объявил, что прибудет именно в десять?

— Верно.

— По телефону около девяти часов, не так ли?

— Да.

— О чем это свидетельствует в итоге?

— Ни о чем.

— Вы, вероятно, меня не поняли. Я хочу сказать, что вы заинтересованы в том, чтобы было доказано, что речь идет именно о десяти часах. Кто, по-вашему, может это подтвердить?

— Не понимаю — зачем. Ну, в общем… На этом конце провода — никто. На другом — возможно, Дюбуа. Хотя теперь… Может быть, еще какой-нибудь телефонист.

Понадобилось не более получаса, чтобы выяснить, что не было никакого следа, никакого свидетеля слов, которыми обменялись офицеры около девяти часов. Это первое и безобидное подтверждение условия sine qua non[10] гипотезы, только что зародившейся в голове Финуа, ослепило последнего. Отныне он окончательно и бесповоротно повел следствие в одном-единственном направлении.

Лишь много позднее стало возможным осознать, какой инстинктивный разрушительный гений он направил на то, чтобы подвергнуть сомнению расследование и поставить в тупик тех, кому пришлось взяться за него сызнова.

Финуа вызвал сержанта связи. Это был молодой впечатлительный унтер-офицер и по этой причине очень робкий. Его почтительность понравилась Финуа, который, удовлетворив свое самолюбие, отказался от грубых и оскорбительных приемов.

— Я попрошу вас освежить воспоминания по очень важному пункту, мой друг,— сказал он.— Около девяти часов капитан Брюшо позвонил своим командирам взводов, вызывая их на десять часов и настаивая при этом, чтобы они не являлись раньше. Не заметили ли вы чего-нибудь странного в поведении вашего капитана — нервозности, пристрастности, не знаю… чего-то необычного во время этого разговора?

— Ах, это! Да никакого разговора и не было вовсе,— сказал сержант, едва сдерживая желание рассмеяться.

— Ну, так как это происходило? Похоже, вы точно сохранили в памяти эту сцену, и я вас поздравляю. Расскажите мне подробно.

Молодой человек расцвел от удовольствия; осмелев, он дал волю своей склонности поболтать, к услугам которой была его отличная память.

— Я все слышал по одной простой причине — дело в том, что капитан звонил по телефону, соединившись со всеми четырьмя взводными командирами одновременно на коммутаторной доске в моем зале. Он был очень рассержен и кричал. Он сказал… но я не знаю, позволительно ли мне будет повторить…

— Давайте, давайте. Я, черт возьми, думаю, что это вполне позволительно. Это даже ваш долг, и вы не из тех людей, что колеблются…

С этим сержантом комиссару решительно повезло больше, чем с офицерами.

— Так вот, он закричал: «Господин майор д'Эспинак де Мышиньи де ля Пряжка де мон Ремень удостоит нас чести явиться не ранее десяти часов…» и «Я не желаю видеть ваших физиономий в моем кабинете раньше десяти часов».

— Он был так зол? Вы, наверное, немного преувеличиваете?

— Как это — преувеличиваю! Лучшее доказательство — то, что этим дело не кончилось. Он обрушился и на нас, мне… сделал замечание и в конце концов приказал передавать статью из газеты азбукой Морзе, пригрозив наказанием для тех, кто отстанет, даже для секретарей, хотя это не их работа. Да капитан просто бесился от злости. Я никогда не видел его в таком состоянии.

— Сколько времени продолжались ваши занятия по письму на слух?

— Один час, до самых выстрелов.

— Час такой работы, без перерыва?

— О! Я на свой страх и риск делал паузы. Но поскольку капитан сказал работать «до упора» и поскольку я не получил никакого другого распоряжения, я продолжал, а что мне оставалось делать?

Лицо Финуа просияло. В его мозгу факты выстраивались в гипотезу, становившуюся теорией.

— Так что никто из вас не мог выйти в коридор?

— Никто и не осмелился бы.

— Скажите-ка, капитан и майор д'Эспинак, похоже, не слишком ладили, а? Что у капитана часты бывали такие отклонения от языковых норм?

Последние слова насторожили унтер-офицера, он густо покраснел. Финуа постарался исправить дело:

— Я хочу сказать — что, он часто так шутил?

Но было уже поздно.

Такое в первый раз на моей памяти. И потом, это мои командиры. Я не знаю…

— Не смущайтесь. Ну! То, о чем я вас спрашиваю,— все это в интересах правосудия, вы понимаете?

Но вытянуть еще какие-нибудь показания из молодого человека было уже невозможно. Как только сержант почувствовал, что допрос принимает опасный личностный оборот, он стал оглядываться на полковника Барбе. А насупленное лицо начальника штаба смутило бы военнослужащего и более высокого звания, чем унтер-офицер.

Возвратился судебно-медицинский эксперт. Он не сообщил ничего особенного — майор д'Эспинак скончался от двух пуль, попавших в область сердца. Капитан Дюбуа получил три: две — несерьезные, в плечо, зато третья перебила сонную артерию. Она одна не осталась в теле жертвы.

Смерть обоих наступила мгновенно. Следует подождать вскрытия, чтобы определить путь движения пуль после попадания и, следовательно, относительное направление траектории их полета. Не похоже, что выстрелы были произведены в упор. Вот, собственно, и все.

Осмотр одежды убитых, предпринятый одним из инспекторов, не дал никаких результатов.

Тут заговорил судебный следователь:

— Есть один факт, о котором до сих пор не вставало вопроса и который, как мне кажется, представляет интерес. Почему так внезапно погас свет?

Финуа извинился: невозможно помнить сразу обо всем. Он снова вызвал свое доверенное лицо — сержанта связи, оказавшегося right man[11].

— Починил его я,— сказал он.— Но обрыв обнаружил аджюдан-шеф Марнье…

— Обрыв?

— Да, провод был перерезан — чисто, словно кусачками, как раз напротив лифта.

Финуа мигом подскочил к двери, рывком открыл ее и прогремел:

— Аджюдан-шеф Марнье!

— Аджюдан-шеф, я спросил вас, не знаете ли вы какого-либо факта материального или морального свойства, который мог бы помочь следствию. И вот от другого свидетеля я узнаю, что это вы обнаружили обрыв провода, причем в таком месте, что важность и значение этого факта не могли ускользнуть от вас. Что вы на это скажете?

Ничего, вы не задали мне ни одного вопроса на эту тему.

— Как это так — не задал? Какая неслыханная дерзость!

— Но послушайте, имеется протокол свидетельских показаний. Это можно проверить.

Секретарь суда потихоньку отрицательно покачал головой. Это остудило пыл Финуа. Он проворчал:

— Во всяком случае, вы должны были нам сами сказать. Это очень существенно. Поскольку теперь оказывается, что преступник оставался в коридоре еще несколько секунд, чтобы перерезать провод после совершения преступления, то капитан Брюшо должен был его увидеть… если только это не…

Лицо Марнье передернула гримаса. Финуа захотелось использовать его явное замешательство.

— Хм… если только это не…

Старый унтер-офицер весь напрягся.

— Капитан Брюшо не может являться преступником,— сказал он резко.

— Так,— возликовал Финуа,— так, так! Смею вам заметить, что вы первый высказали эту мысль. Таким образом, она напрашивается сама собой. Впрочем, мы об этом еще поговорим. В настоящий момент я в вас больше не нуждаюсь.