Светлана Бестужева-Лада - Одинокая волчица Страница 15

Помимо пересказа, мужчины потребовали от меня комментариев. Например, кто такой Максим и почему муж по ночам околачивается на какой-то студии. С Максимом все было просто: это сын Елены от первого брака, благополучно отслуживший в армии и устроившийся на работу охранником в… Ну, в очень хорошее место устроился, дай Бог нам такое всем вместе и каждому по отдельности. По молодости Максим ещё не представлял себе, кем он хочет быть, но точно знал, кем быть не хочет: нищим. Женился он совсем недавно, причем Елена от молодой невестки была явно не в восторге.

С мужем было вообще интересно. Начать с того, что я, например, его ни разу в глаза не видела, хотя Анна вышла за него замуж года два тому назад. Вышла молниеносно, причем ещё за месяц до бракосочетания утверждала, что мужчины — это переходное звено от обезьяны к человеку, и что женщина, доверяющая свою судьбу представителю сильного пола, достойна лишь глубокого сожаления. И — на тебе. Мало того, что стала замужней женщиной, так еще, похоже, гордилась этим, а супруга своего откровенно обожала.

То, что я её избранника ни разу не видела, в общем, не так уж и удивительно. В эти два года мне было не до чужих мужей, да и вообще ни до чего. Странно то, что не познакомили с ним даже Галку — двоюродную сестру и вообще близкого человека. Нет, Елена не прятала своего ненаглядного Санечку, наоборот, время от времени приглашала нас в гости именно с целью продемонстрировать ново обретенное сокровище родным и близким. Но «сокровище» виртуозно уворачивалось от знакомства под самыми что ни на есть благовидными предлогами: в основном, ссылаясь на занятость по работе.

Трудился Санечка на телевидении, но кем и в какой программе — оставалось загадкой, по-моему, даже для Елены. Во всяком случае, она никогда не могла дать внятного ответа на этот — прямо скажем, не самый сложный — вопрос. А сам он время от времени туманно намекал на параллельную занятость в какой-то очень серьезной организации. Лично меня эти намеки только смешили: не будет серьезный человек баловаться таким примитивным очковтирательством. Ну да в каждой избушке — свои игрушки.

Все это я конспективно изложила Андрею и Павлу, которые переглянулись, сделав, по-видимому, какие-то свои выводы.

— Крыша, — изрек Павел. — Интересно, где он работает на самом деле?

— У нас? — предположил Андрей. — Так фиг ведь узнаешь…

— Мы-то с тобой точно фиг узнаем, раз стали дезертирами. Тем более, что он может вообще нигде не работать. Например, владеть палаткой на рынке. Через подставное лицо.

— Или быть посредником по поставке киллеров желающим, — хмыкнул Андрей.

— Или содержать подпольный бордель…

Друзей явно понесло. Я же только хлопала глазами, переводя взгляд с одного на другого. И ведь нет никакой уверенности, что они шутят!

— Ну и ладно, — подвел черту Андрей. — Мы свое дело сделали, родных проинформировали. Сегодня возвращаться туда бессмысленно, а завтра видно будет. Теперь можно и отдыхать. Но все-таки интересно, что могло случиться со старушкой?

— Остынь, — посоветовал Павел. — Через пару дней пойдем работать, будешь такие загадки разгадывать непрерывно. Побереги силы.

Из их разговора я половины не поняла, поэтому, естественно, полезла с вопросами, но мне вежливо посоветовали заняться ужином.

— Намек поняла, — отозвалась я. — Через полчаса все будет готово. Да и Мила, наверное, там, на кухне, уже одна соскучилась. Пойду, включусь в процесс.

И отправилась на кухню, где Мила, по моим представлениям, должна была закончить изготовление салата. Но меня ожидал сюрприз: нетронутые овощи лежали на кухонном столе, а Мила сидела над ними в позе скорбящей мадонны и крайне неумело пыталась курить где-то добытую сигарету.

— Прекрати, — материнским тоном сказала я, отбирая у неё табачную палочку. — Курящая женщина, да будет тебе известно, все равно, что падшая. Мужчины не любят, когда от дамы несет табаком, как от унтер-офицера.

— Но ты же куришь, — рассеянно отозвалась Мила.

Скрупулезно подмечено. Курю. Но другим, тем не менее, не советую, потому что привыкнуть к этой гадости — легче легкого, а вот избавиться от вредной привычки — мягко говоря, затруднительно.

— А ты не бери с меня дурных примеров, — посоветовала я. — Бери хорошие. И вообще с чего ты вдруг схватилась за сигарету?

— Да так… — неопределенно протянула Мила. — Я, кажется, закончила книгу.

— Так это же здорово! — восхитилась я. — Я бы колесом от радости ходила. Десять лет труда, это ведь не жук начихал на скатерть.

Мила смяла в пепельнице почти целую сигарету и снова вздохнула:

— А я думаю, что многое можно было бы написать по-другому. Может быть, добавить поэзии. Ведь об екатерининском веке столько всего было написано. А у меня — документы и диалоги. Наверное, нормальным людям это будет скучно…

Я воззрилась на неё с неподдельным изумлением. Интересно, что она имеет в виду, когда говорит о «нормальных людях»? Если то же, что и я, например, то поэзия тут ни с какого бока не проходит.

— Не уверена, — сказала я. — Нормальные люди как раз поэзию не жалуют. Возьми Андрея. Или Павла.

Ответом мне послужил глубокий вздох и затянувшаяся пауза. После чего Мила так же невесело произнесла:

— И вообще я не думаю, что взялась за свое дело. Женщина-писательница…

Я подскочила, как ужаленная. Мила случайно наступила мне на больную мозоль. Скептическое отношение мужчин к женскому творчеству вообще и интеллекту в частности я ещё как-то могу стерпеть. Привыкла. Но когда такую же ахинею несет женщина, причем женщина безусловно талантливая… Воля ваша, тут никакого терпежу не хватит.

— Ты ещё Ахматову вспомни, — ехидно посоветовала я. — Та тоже любила такие пассажи. Насчет женщин.

— То есть? — заинтересовалась Мила.

— А то и есть. Вспомни, у неё было замечательное четверостишие: «Могла ли Биче, словно Дант, творить, или Лаура жар любви восславить? Я научила женщин говорить, но, боже, как их замолчать заставить?»

Мила неопределенно улыбнулась:

— Оказывается, ты интересуешься поэзией?

— А ты думала — только трупами? — разозлилась я. — Представь себе, даже сама когда-то стихи писала. Если бы за это деньги платили, по сей день бы рифмовала с утра до вечера.

— Вот и для тебя все сводится к деньгам, — печально заметила Мила. — А я бы так хотела иногда посидеть до утра, почитать стихи, послушать, как их читают мне… Просто так. Поговорить…

У меня в голове смутно забрезжила догадка, но Мила не дала мне додумать до конца и поднесла пальцы к вискам:

— Извини, у меня так разболелась голова…

Я молча сняла часы и кольцо и встала у Милочки за спиной. К числу моих немногочисленных достоинств относится способность снимать боль: в голове, в шее, в спине. Когда-то знакомый экстрасенс научил меня делать пасы над головой страждущих и избавлять их тем самым от страданий. Пару раз мне действительно удалось снять приступ радикулита и высокое давление. Откуда-то у меня появились навыки мануальной терапии. Единственный человек, которому я не могу помочь, это Галка. Она же, кстати, утверждает, что никакой я не мануальный терапевт, а обыкновенная шарлатанка. Но ведь другим помогает!

Помогло и Милочке: через несколько минут она перестала держаться за виски и немного расслабилась. В этот момент на кухню заглянул Андрей — поинтересоваться, не собираемся ли мы уморить их голодом. Я отрапортовала, что ровно через десять минут кушать будет подано, и мысленно перекрестилась: если бы вместо Андрея сюда явился Павел, не миновать объяснений. А это Миле сейчас, похоже, меньше всего нужно.

— Поговорим попозже, если захочешь, — сказала я ей. — О стихах, о прозе, о странностях любви. А сейчас попудрись и вообще возьми себя в руки. Все образуется, вот увидишь. Ладно, пойдем ужинать. Иначе съедят нас с тобой сырыми — и будут правы. Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок, и искать более короткую дорогу бессмысленно. Пойдем.

Неудивительно, что ужин у нас получился не слишком веселым. Милочка сослалась на жуткую головную боль — это оправдывало плохое настроение, но не способствовало оживлению обстановки за столом. Павел, разумеется, глядел только на Милочку и, похоже, жалел, что не может волевым усилием забрать себе головную боль любимой женщины. Я то и дело вспоминала об утренней поездке и ломала голову, что же могло произойти с тетей Таней. Только Андрей, верный своему принципу переживать неприятности по мере их поступления, отдавал должное и еде, и питью, и даже рассказывал какие-то забавные истории «из жизни шпионов». Забавные-то забавные, но не без «страшилок», поэтому, когда вдруг зазвонил телефон, я невольно вздрогнула от неожиданности. А в следующую секунду меня буквально пронзила мысль о том, что звонит Масик — как и обещал утром. Сейчас мне только этого не хватало!