Колин Маккалоу - Блудный сын Страница 15

Патрик стал выглядеть на все свои пятьдесят восемь.

— Все, братишка, я завязываю! — воскликнул он. — Отправляюсь домой к Несси и своей подушке, иначе завтра утром я буду никакой. Я должен полностью отказаться от участия в расследовании?

— Да, Патси, — мягко ответил Кармайн.

— Будешь держать меня в курсе?

— Не могу. Подумай, какое это будет орудие в руках защиты? Ты должен держаться вдали от расследования, и прямо с данной минуты.

Дездемона уже отчаялась получить массаж спины и отправилась в кровать, откуда Кармайн ее вытащил и подверг пятнадцатиминутной пытке, испытывая чувство вины.

— Тебе лучше? — спросил он после массажа.

— Сейчас — нет, мой садист, — ворчливо ответила она, но вскоре сменила гнев на милость. — Но завтра будет, любовь моя, и это — самое важное. Если у устроителей банкета есть дополнительные подушки для низкорослых, почему у них не находится парочки стульев на коротких ножках для таких гигантов, как я и Мэнни Мейю?

— Потому что людям позволительно быть ростом в полтора метра, но никак не под два, — сказал Кармайн, улыбаясь. Он убрал выбившуюся прядь ей за ухо, потом наклонился и поцеловал. — Пойдем, моя божественная великанша, я уложу тебя в кровать и расположу подушки именно так, как ты любишь.

— Это яд Милли? — поинтересовалась Дездемона, с блаженством вздохнув — только муж знал, как правильно положить ей подушки.

— Боюсь, что да.

— Так нечестно, Кармайн. После стольких лет борьбы им придется пройти и через это?

— Похоже на то, но пока еще рано делать выводы. Закрывай глаза.

Вскоре он, радостный, присоединился к жене: ведь Патрик отошел от дела, а его сержанты отправились по домам, подчинившись приказу Делии. Когда она успела взять командование на себя?

Воскресенье, 3 января 1969 года

Все собрались в кабинете Кармайна в десять утра; не было необходимости раздражать жен ранним подъемом в воскресенье, да и холостяки любят поспать не меньше женатых мужчин.

Глядя на Эйба, своего самого верного и давнишнего коллегу, Кармайн всякий раз убеждался, что тот справляется с руководящей должностью лейтенанта так-же спокойно и размеренно, как и с любым другим делом. И сейчас его лицо выражало уверенность и спокойствие, вызванные невероятной удачливостью. Огромный немецкий концерн «Фоллендорф Фарбен» обязался обеспечить обоих его сыновей стипендией на учебу в любом колледже на выбор по достижении ими студенческого возраста и даже после, если они соберутся пойти в аспирантуру. Для отца двоих довольно умных ребят это стало огромным облегчением, ведь откладывание денег на колледж существенно подрывало семейный бюджет. Этот грант Эйб заслужил именно своей полицейской работой. Так как полицейским запрещалось лично принимать вознаграждения, Эйб отверг предложенную награду; тогда «Фоллендорф Фарбен» вместо вознаграждения основал счет для его сыновей, деньги на который уже поступили[18].

Эйб всегда работал в команде с Лиамом Коннором и Тони Черутти.

Лиаму было за тридцать. Прежде он работал с Ларри Пизано, но после его ухода с удовольствием вошел в команду Эйба. Будучи мужем и отцом единственной дочери, Лиам умело отделял личную жизнь от работы, что, по мнению Кармайна, характеризовало его как гордого человека в обычной жизненной ситуации: не в геенне огненной, но и не в райских кущах. Его рост едва достигал общепринятой нормы, но зато Лиам всегда поддерживал себя в форме. Серо — голубые глаза, светлые волосы и четко очерченный овал лица делали его привлекательным. В полиции Холломена он слыл человеком, не способным на крайности, и, возможно, именно благодаря этому они с Эйбом сработались. Здравомыслящий мужчина.

Тони Черутти принадлежал к той большой семье итальянских американцев Восточного Холломена, которая воспитала немало полицейских; однако его степень родства с комиссаром и Кармайном — оба наполовину Черутти — была весьма отдаленной. Холостяк тридцати лет, смуглый и привлекательный, он немного напоминал крутого парня с улицы; Эйб всегда посылал его допрашивать подозреваемых женщин определенного класса. Он все еще учился сдерживать свой темперамент и энтузиазм, но всегда оставался хорошим человеком, целиком преданным Эйбу.

Кармайн заговорил первым, в общих чертах обрисовав исчезновение тетродотоксина у доктора Милли Хантер.

— Благодаря быстрым действиям Пола у нас есть заключение о наличии яда у обеих жертв, — сказал он. — У каждой сзади на шее, с левой стороны, имеется след от укола, произведенного в мышечную массу, а не рядом с позвоночником. Яд тут же абсорбировался. Доза была микроскопической — около половины миллиграмма. Данный яд в сотни раз опасней цианида. От него нет антидота, и никакое лечение не поможет. Хуже всего то, что жертва до самой смерти пребывает в полном сознании.

— Черт! — побледнев, воскликнул Донни. — Какой кошмар!

— Совершенно безжалостно, — согласился Кар — майн. — Но сейчас я хотел бы на время отложить все и остановиться на яде. Тетродотоксина осталось по меньшей мере пятьсот миллиграммов, а значит, множество смертей. Однако я сомневаюсь, что наш убийца пустился во все тяжкие и находится на старте смертоносного марафона; скорее, остатки яда просто прибраны подальше. Жертвы, по — видимому, не почувствовали укола, и мы знаем, что убийца не использовал обычный шприц для инъекций. Остается разгадать, чем был произведен укол и через сколько времени проявляются первые симптомы отравления.

— Я сегодня утром снова встретился с Гусом Феннеллом и Полом Бачменом, — сказал Эйб. — Они за это время перелопатили много литературы и внимательно изучили течение симптомов при отравлении Джона Холла. Внутримышечную инъекцию могли сделать только в кабинете Макса Танбалла, но никак не раньше. Никто из присутствующих там не покидал комнаты, даже в туалет. Оба, и Гус и Пол, настаивают, что между инъекцией и смертью прошло не более двадцати минут, а все шестеро мужчин находились в кабинете полчаса. Получается, ты абсолютно прав в отношении орудия убийства, Кармайн. Никакого шприца для подкожных инъекций.

— Настоящим камнем преткновения в этих убийствах стала Милли Хантер, — прозвучал низкий голос Делии Карстерс. — Если бы она не сообщила об исчезновении тетродотоксина своему отцу, то обе эти смерти было бы невозможно идентифицировать как убийство.

Глаза Кармайна светились от удовольствия, когда он смотрел на Делию. На улице подморозило, и поднялся промозглый ветер, поэтому Делия надела шубу из искусственного меха, выкрашенную под тигра, но в красно — черный цвет. Под шубу она облачилась в одежду тех же тигриных мотивов, розово — черного окраса, разбавленного голубыми тонами, — ее сердце жаждало много, много, много цвета. Ростом Делия была ниже среднего, плотно сложенная. Крупную голову на короткой шее венчала шапка кудрявых волос цвета меди. Густо выкрашенные ресницы, обрамляющие карие глаза, всегда выглядели так, словно их искупали в дегте. Ярко — красная помада частенько отпечатывалась на зубах и расползалась по мелким морщинкам вокруг рта, но никто не обладал такой искренней улыбкой, как Делия. Ее характер идеально подходил для полицейской работы, она была дотошна до безумия и никогда не бросала начатое; никто не смог бы вычленить больше информации из листа с цифрами или плана помещения, чем она, и потому раскрытие «офисных» преступлений доставляло ей неимоверное удовольствие.

Приходясь племянницей комиссару Джону Сильвестри по отцовской линии, Делия родилась в Англии, в семье уважаемого оксфордского преподавателя и теперь, несмотря на эксцентричность в одежде, наслаждалась сравнительно высоким социальным статусом в иерархии Холломена, а ее шикарный акцент лишь способствовал этому. Те, кто не знал ее достаточно хорошо, обычно считали Делию недалекой. «Чушь! — думал Кармайн. — Иметь в распоряжении сержанта Делию Карстерс — это все равно что быть серым кардиналом с кодами от запуска межконтинентальных баллистических ракет».

— Разъясни, — попросил он.

— Думаю, мы попали в самую точку, шеф. Наша осведомленность о методах убийства преступника основательно ему все подпортила, — ответила Делия. — Не одно, а оба убийства произошли на банкете, правда, при абсолютно разных обстоятельствах. Девять подозреваемых в смерти Джона Холла, семьдесят два — в смерти доктора Тинкермана. Если предположить, что возможные подозреваемые посещали оба банкета, у нас остаются Макс и Давина Танбалл, Вэл Танбалл, Эван Танбалл, Джим и Милли Хантер.

— Не Милли! — тотчас отозвался Тони Черутти.

— Почему нет?

Бросив взгляд на Тони, Кармайн вступил в беседу.

— Милли — часть семьи, — уверенно сказал он. — И я буду сильно удивлен, если она вдруг окажется виновной. Мы… мы хорошо знаем ее. Но ты, конечно же, права, Диле. Нам придется включить ее в список подозреваемых.