Энн Грэнджер - Любопытство наказуемо Страница 15

— Почему ваш дядя решил, помимо шелка, заняться еще и чаем? — спросила я из любопытства.

Люси ссутулилась.

— Дядя Чарлз верит в разностороннее развитие. — Неожиданно она заговорила глубоким, звучным голосом, подражая дядюшке: — «В бизнесе нельзя складывать все яйца в одну корзину!»

Я с огорчением подумала, что мой покойный крестный думал так же. Он тоже верил в разностороннее развитие и потому решил заниматься не только тканями. Он стал владельцем печально известных трущоб. Интересно, в какие еще дела вложился Чарлз Роуч? У Люси доброе сердце; ей жалко маленьких ткачей, которые трудятся в грохоте, на жаре, в пыли фабрик и производят роскошные ткани, из которых шьют себе платья богатые женщины… А какое благоприятное впечатление произвел на меня Чарлз Роуч! Я поверила в то, что состояние племянницы его искренне тревожит. Но в делах он, несомненно, видит прежде всего прибыль и убытки, а не живых людей. Мне невольно вспомнились шахтеры, которые добывают уголь для того, чтобы мы могли растапливать камины. Уголь добывается в опасных условиях и часто ценой жизни.

— Люси, вам многое известно о семейном бизнесе, — заметила я вслух.

Как и в предыдущий вечер, на ее детском личике внезапно появилось такое циничное и презрительное выражение, что мне опять стало неловко. Такое выражение очень не шло ей. Потом презрение сменилось беззаботностью, которая также была мне неприятна.

— Я урожденная Роуч. Дела, дела… в доме дяди Чарлза ни о чем другом не разговаривали! — беспечно ответила Люси. — То же самое наверняка было бы в доме моего отца, останься он жив. Может быть, мама решила поехать вместе с ним в Китай, чтобы избежать подобных разговоров и общества теток. Я ее не виню; наверное, ей казалось, что впереди интересное приключение. Меня родители оставили на слуг; дядю Чарлза назначили моим опекуном. Я уже говорила, что корабль, на котором они возвращались домой, затонул во время тайфуна. Когда я подросла, дядя Чарлз отослал меня в пансион.

Она проглотила еще кусочек мяса и с той же неуместной и неестественной бодростью продолжала:

— Так что, как видите, я всю жизнь всем мешаю…

— Не сомневаюсь, ваши родственники вовсе не считают вас помехой! — возразила я.

Она покачала головой и театрально наклонилась вперед:

— Да ведь вы их еще не знаете! Семья Роуч, Лиззи, очень респектабельна и почтенна, как постаралась довести до вашего сведения тетя Кристина. Хотя из дневников Джона Роуча видно, что наш предок был настоящим мошенником. Я нашла его дневники, когда мне исполнилось двенадцать лет; они были спрятаны в ящике письменного стола в кабинете дяди Чарлза. Никто не знает, что я читала дневник нашего предка, только вы. Представьте себе, у него было семнадцать внебрачных детей! В конце концов даже другие гугеноты не пожелали иметь с ним ничего общего. Я, разумеется, не говорю о делах: в бизнесе почтенные господа предпочитали не думать об угрызениях совести… Тетя Кристина, естественно, делает вид, будто наш предок был человеком во всех отношениях образцовым. Если бы она узнала, что дневники существуют и дядя Чарлз их сохранил, она бы несомненно разыскала их и сожгла. Но у дяди Чарлза есть и много книг, о которых не известно никому, кроме меня. Он держит их в своем письменном столе…

Наши взгляды встретились. В ее глазах я увидела вызывающий блеск. Люси специально провоцировала меня и ждала моего возмущения.

У нее сделался разочарованный вид, когда я хладнокровно восприняла ее признание. Но я прекрасно помнила, как сама тайком утаскивала отцовские книги по анатомии и разглядывала любопытные картинки. Тогда мне тоже было лет двенадцать. Но мое раннее знакомство с устройством человеческого тела казалось невинным по сравнению с тем, что нашла Люси в тайнике дяди Чарлза. Наверное, он сам называл свои книжки «эротическими», но там, откуда я родом, такого рода книжки называются «грязными».

— Странно, что ваш дядя Чарлз не запирал свою коллекцию на замок; они лежали в таком месте, где их может найти и ребенок.

— Да нет, он запирал ящик, — возразила Люси. — А я подсмотрела, куда он прятал ключ. Ключ хранился в сине-белой вазе на каминной полке в его кабинете. Вот я дождалась, когда он уедет, достала ключ и открыла ящик.

Я невольно рассмеялась, хотя для двенадцатилетней девочки такая дядюшкина коллекция — едва ли подходящее чтение.

— Люси, другие книги вы тоже читали? Не только дневники?

— Да, конечно, читала. Точнее, главным образом смотрела картинки. Некоторые книги были на французском. В пансионе нас обучали французскому языку, но таких слов, которые встречались в дядиных книжках, нам не преподавали.

Образ процветающего, почтенного Чарлза Роуча проплыл перед моим внутренним взором. Возможно, он запирался в кабинете перед тем, как доставал из ящика письменного стола свою тайную коллекцию, чтобы его не застал слуга или случайно не вошла племянница.

— Такого рода… хобби есть у многих джентльменов, — сказала я. — Он, наверное, очень смутится, если узнает, что вы видели те книжки.

— Не надо ему было запирать ящик, — простодушно возразила Люси. — Если бы он не запер ящик, мне бы и в голову не пришло, что там спрятано что-то интересное… Как бы там ни было, тетя Кристина наверняка будет снова и снова напоминать вам о необходимости высоконравственного поведения, которого ждут от всех членов семьи и всех, кто с нами связан. Респектабельность означает: никаких неловкостей. «Место для всего и все на своем месте». Вот любимый девиз тети Кристины. Лиззи, мой грех заключается в том, что для меня нет и никогда не было подходящего места. Я пятнаю их дом, как неоконченная вышивка, брошенная на кресле. Меня следует убрать, положить на место. Вот для чего сюда вызвали вашего доктора Лефевра. Чтобы он убрал меня в дорогой частный сумасшедший дом, который он возглавляет. Меня запрут в таком месте, где меня никто не сможет увидеть, как дневники Джона Роуча.

— Доктор Лефевр — вовсе не «мой»! — резко возразила я.

На лице Люси появилось уже знакомое мне упрямое выражение. В прошлом моя гувернантка, мадам Леблан, решительно объявила бы, что такое выражение лица не комильфо. Что за странное создание эта Люси! Личико у нее кукольное, но при ближайшем знакомстве кукла кажется сломанной.

Не могу сказать, что мне приятно было узнать новую подробность про Лефевра. Помимо того что он специалист в своей области, он, оказывается, еще и возглавляет собственную клинику для душевнобольных. Правда, как заметил сам доктор, я совсем недавно появилась на сцене. Если рассудок Люси расстроен и она считает, что ее ребенок не умер, она с таким же успехом может представлять, будто доктор Лефевр приехал затем, чтобы увезти ее в частную клинику. Я знала, что молодые люди способны цепляться за собственные убеждения вопреки всем доводам. Люси, вбив себе что-то в голову, едва ли расстанется со своей идеей. Меня поразило, что, хотя она довольно охотно рассказывала о себе, она ни разу не упомянула ни о муже, ни о ребенке. Последнее, учитывая ее предполагаемое душевное расстройство, показалось мне особенно странным.

Но время для того, чтобы начинать разговор о ее муже и ребенке, было неподходящим. Во всяком случае, нас прервала экономка миссис Уильямс:

— Извините, что помешала, миссис Крейвен… и вы, мисс Мартин… но Бреннану не терпится начать. Он ждет на кухне со своей собакой и хочет выпустить ее, чтобы пес унюхал крысу, которую видела мисс Роуч.

Люси передернуло; она оттолкнула тарелку, не окончив завтракать.

— Смотреть на его работу вряд ли приятно. Поэтому вам лучше отправиться на прогулку, — отрывисто продолжала миссис Уильямс.

Я наклонилась к Люси, понурившей голову, и напомнила, что она обещала показать мне окрестности.

— Ах да! — довольно живо откликнулась она. — Если вы не против, можем отправиться сейчас же. Мне только нужно взять шляпку. — Она выбежала из столовой.

Я последовала было за ней, но Уильямс, которая оставалась в столовой, тронула меня за плечо.

— Пожалуйста, не возвращайтесь, пока не убедитесь, что крысолов ушел, — негромко попросила экономка, пытливо глядя мне в глаза. — Характер у нее чувствительный. Ей не пойдет на пользу, если она увидит Бреннана за работой.

— Постараюсь не возвращаться подольше, — заверила я.

— Спасибо, мисс. — Мне показалось, что суровая экономка немного смягчилась.

Меня удивила ее заботливость; переодеваясь, я думала: вот хотя бы один человек, которому Люси небезразлична.

Было еще довольно рано, но солнце уже взошло, а воздух был свежим и теплым. Выйдя из ворот, мы повернули налево.

— Эта дорога ведет в деревню, — пояснила Люси, — хотя там особенно не на что смотреть. У нас здесь нет никакого достойного общества. Тетки, правда, все равно не участвовали бы в общественной жизни, даже если бы здесь жили приличные люди, поэтому нам все равно.