Аркадий Адамов - Последний «бизнес» Страница 15

То был беззастенчивый, крикливый и нахальный народец, делавший, как они выражались, «свой бизнес».

Отсюда вместе с презрением к их грязному промыслу и родилась кличка.

— Насчет дружинников — правильно, — одобрил Огнев. Только гляди, чтобы не подвели. И так бывает. Откуда они?

— С инструментального.

— Я хочу их попросить еще в одном деле помочь.

— Насчет Резаного? — удивился Коваленко.

— Нет. Баракин не по их зубам. А вот кража в Союзе спортивных обществ — тут есть о чем с ними потолковать.

Они отошли от парапета и не спеша двинулись по одной из боковых аллей, где больше было тени и потому казалось прохладнее.

Алексей Иванович задумчиво насвистывал себе под нос какую-то песенку, по привычке разглядывая прохожих. Но мысли его продолжали кружиться вокруг дела, которым он решил поделиться с дружинниками инструментального завода.

Огнев считал вопреки скептическому мнению некоторых из своих сослуживцев, что организация дружины — дело полезное. При этом он имел в виду отнюдь не будущее, не теоретическую сторону вопроса о постепенном переходе функций государства в ведение общественных организаций, а реальный или по крайней мере вполне возможный сегодняшний эффект от этого мероприятия. Подобную оговорку Огнев делал не случайно: реальный результат был, по его убеждению, пока значительно ниже возможного.

Во время недавнего разговора в штабе дружины инструментального завода Алексей Иванович вполне согласился с красивым чернобровым пареньком по фамилии Таран, который говорил, что скучно только «утюжить улицы». Вот это и натолкнуло Огнева на мысль привлечь дружинников к делу о странной краже в Союзе спортивных обществ. Мысль эта особенно укрепилась после того, как Алексей Иванович вновь изучил обстоятельства этой кражи — обстоятельства необыкновенные, в первый момент даже загадочные.

— Да, надо с ними об этом потолковать, — повторил он и невольно остановился.

Бульвар кончился, дальше раскинулась затопленная до краев жаркими солнечными лучами площадь.

На нее было страшно ступить, как на гигантскую раскаленную сковородку.

— М-да, а идти, Петро, все-таки надо, — усмехнувшись, проговорил Огнев. — Давай, брат, рискнем.

Они двинулись дальше по широкому тротуару, огибая площадь, и асфальт мягко оседал под их ногами.

Зной еще не начал спадать, когда Жора Наседкин появился на Приморском бульваре в сопровождении юркого брюнета с большими маслеными глазами, с тоненькой — тоньше даже, чем у самого Жоры, — черной ниточкой усов и длинными, на полщеки, косо подбритыми баками. Парень этот был известен под кличкой «Червончик» и в недавнем прошлом занимал пост помощника администратора театра.

Червончик пользовался большим влиянием среди коллег по «бизнесу» не столько из-за своей прошлой близости к миру искусств и знания всех сплетен и подробностей из личной жизни популярных актеров, сколько из-за своих «деловых» качеств. Хитрее и нахальнее его не было бизика на Приморском бульваре да, пожалуй, и во всем припортовом районе.

Кроме того, именно Червончик помог Жоре Наседкину создать, как они выражались, «капеллу». Вошедшие в нее бизики работали уже не на свой страх и риск, а от «хозяина», и это придавало делу особый размах и приятно щекотало самолюбие Жоры.

К своему верному другу и помощнику Жора относился со смешанным чувством превосходства и зависти. Превосходство объяснялось просто: Жора был студент. Багаж знаний, хотя и небольшой, позволял ему вести интеллигентный разговор и подавлять партнеров и конкурентов по «бизнесу» своей эрудицией. Последняя очень помогала и в общении с девушками, как и официальное представление: «студент филфака». Это «звучало».

Но в то же время Червончик вызывал у Жоры, по его собственному выражению, «хорошую зависть».

Ведь Червончик был свободен как ветер. Он нигде не работал, не учился и располагал своим временем, как хотел. На вопрос, почему он не работает, Червончик неизменно отвечал: «Пусть трактор работает, он железный».

Жил Червончик у своей тетки. Отца он не знал, тот ушел из семьи много лет назад. Мать умерла вскоре после войны. Тетка, сестра матери, высокая, седая, очень представительная дама, на вопрос о племяннике говорила, прижимая платок к слезящимся, красным глазам: «Этель завещала мне этого мальчика. Она хотела, чтобы он был счастлив. Я ни в чем ему не препятствую. Он растет жизнерадостным и восприимчивым. Это натура артистическая, как и вся наша семья. И потом это такой наив, такая чуткость». Она старательно оберегала племянника от редких визитов участкового уполномоченного и болезненно морщилась, когда тот произносил «грубое» слово — тунеядец.

Таким образом, Червончик жил удачливо, весело и беспечно. Были деньги, были легкие знакомства с интересными девицами, кутежи в ресторане.

Что еще надо молодому человеку в эпоху водородных бомб и межконтинентальных ракет, когда с цивилизацией может быть покончено одним нажатием кнопки?

Эту философскую «базу» подвел со свойственной ему широтой взглядов Жора и тем окончательно снискал себе уважение в глазах Червончика.

И все-таки Жора завидовал своему другу. Еще бы!

Ведь дома Жора вынужден был все время притворяться. Правда, мать в расчет не шла, но отец, заведующий одним из отделов облисполкома, был строг, хотя, к счастью, очень занят. Последнее обстоятельство оставляло Жоре очень много возможностей для «маневра», но первое заставляло прибегать порой к немыслимым хитростям, отнимавшим много сил и нервов. И все-таки отец был всегда недоволен сыном, и это создавало потенциальную опасность грандиозного скандала, все последствия которого Жора даже боялся представить.

Словом, Жоре было нелегко, и только его оптимизм и изворотливость позволяли ему радоваться жизнью и с неиссякаемой энергией действовать на поприще «бизнеса».

В этот день в связи с приходом большого корабля из «загранки» ожидались выгодные операции, и Жора лично прибыл на место событий. Кроме того, ходили непроверенные, но тревожные слухи о внезапном интересе к «бизнесу» со стороны дружинников ходили, и это тоже следовало проверить на месте.

Поэтому сначала в порядке рекогносцировки Жора и Червончик с независимым видом прошлись по бульвару и прилегающим к порту улицам, лишь издали кивая своим подручным. Но ничего подозрительного обнаружено не было.

— На Шипке все спокойно, — констатировал, наконец, Жора. — Валяй действуй. Попутного ветра вам!

Червончик, уже давно нетерпеливо поглядывавший по сторонам, мгновенно исчез в толпе на боковой аллее, а Жора лениво опустился на скамью в тени и закурил.

Тем временем из дальних ворот порта группами и в одиночку выходили в город моряки с пришедшего лайнера в синих парадных куртках и белых бескозырках. Они радостно улыбались, перебрасывались шутками. Вот тут-то на них со всех сторон, как стая галок, налетели бизики.

— Куплю сигареты!.. Любые сигареты! — волновался прыщавый, длинный парень в берете, хватая моряков за руки. «Кемл», «Филипп Морис»!.. Ну продайте! Ну что вам стоит?!

— Я интересуюсь резинкой, — вкрадчиво говорил другой, оттесняя конкурентов. — Американской, египетской, любой… Но если есть сигареты… Дайте мне! — вдруг сорвался он на крик, увидев пеструю пачку в руках одного из моряков. — Умоляю!

Одни из матросов отшучивались, другие презрительно, как плевок, коротко бросали: «Пшел!..», третьи мрачнели и, не говоря худого слова, без особых церемоний, широким плечом отталкивали с дороги особо назойливых.

Бизики не обижались и не сердились — они привыкли. Их могли даже стукнуть или обругать — всяко бывало! Но и это не умеряло их коммерческий пыл.

— Нет трикотажа?.. Ну поглядите лучше, может, есть! Дам хорошую цену! — неотвязно увивался вокруг матросов долговязый парень в берете.

— Я тебе сейчас дам цену, вобла сухопутная! — не вытерпел один из моряков. — Шугай их, братцы! — закричал он своим.

Но кое-кто из его товарищей — одни неохотно, уступая лишь бурному натиску обнаглевших бизиков, другие с лукавой усмешкой — все-таки отходил в сторону и, опасливо озираясь, совершал торопливые сделки. Из широких матросских карманов извлекались и быстро, из рук в руки, передавались целлофановые пачки с жевательной резинкой или сигаретами, скомканные пестрые косынки или нейлоновые кофточки. В ход шли даже поношенные носки и далеко не первой свежести носовые платки.

Неожиданно на углу площади, где троих матросов окружило плотное кольцо бизиков, раздался громкий хохот, в котором на мгновение потонул обозленный вопль долговязого парня в берете:

— Это обман!.. Верни деньги!..

— Почему же обман? — давясь от смеха, спросил один из матросов. — Ты же сам схватил. Еще вон этого парня оттолкнул. И правильно, классная партия носков.