Джон Карр - Ведьмино логово Страница 15

Впрочем, нет, были и более серьезные заботы. Дойдя до середины дубовой галереи, где висели портреты, он, как обычно, задержался перед портретом Энтони Старберта и поднял повыше лампу, чтобы лучше его рассмотреть. Живописец восемнадцатого века изобразил Энтони сидящим за столом. Он был весь в черном, с орденами на груди, сидел, положив руку на лежащий на столе череп. Баджу, который сохранил все свои волосы и отличную фигуру, приятно было воображать, что между ним и первым смотрителем, этим бледным замкнутым человеком в черной пасторской одежде, существует некоторое сходство, – мрачная история Энтони Старберта нисколько этому не мешала, – и когда, полюбовавшись портретом, он двинулся дальше, чувство собственного достоинства в его походке сделалось особенно заметным. Никто не мог бы догадаться о постыдной тайне дворецкого: он был большим любителем кино и проливал слезы, когда на экране показывали что-нибудь чувствительное; однажды он провел бессонную ночь, изнывая от страха: а что, если миссис Тарпон, жена аптекаря, заметила его в зале кинотеатра в Линкольне и видела, как он рыдает над американским фильмом «Далеко на Востоке»?..

Да, кстати, не забыть бы еще вот что. Окончив осмотр верхнего этажа, он направился своей величественной походкой караульного вниз по парадной лестнице. Газ в переднем вестибюле горит нормально, разве что третий рожок слева чуть потрескивает. Ничего удивительного не будет, если в один прекрасный день в доме проведут электричество. Очередная американская штучка. Эти янки уже испортили мистера Мартина; буйный у него нрав, ничего не скажешь, однако он всегда был джентльменом, пока не начал говорить на каком-то тарабарском языке, да еще громко так, во весь голос. И по барам начал таскаться. А что там подают? Никому не известные напитки, сплошь с пиратскими названиями, к тому же они делаются из джина, который годится только для баб да еще для пьяниц. И носит с собой револьвер, насколько ему известно. Как его там звали, этого пирата, – Том Коллинз? Или это был Джон Сильвер? А еще что-то вроде «прицепа».

Прицеп. Прицепляется, наверное, к мотоциклу мистера Герберта. Дворецкому стало тревожно.

– Бадж! – раздался голос из библиотеки.

В силу многолетней привычки с лица его мгновенно исчезли все следы работы мысли, равно как и сами мысли были изгнаны вон. Осторожно поставив лампу на столик в вестибюле, он направился в библиотеку, изобразив на лице соответствующее выражение: не уверен, что слышал, как меня окликнули.

– Вы звали, мисс Дороти? – К Дороти обратилось лицо, предназначенное для всеобщего обозрения.

Несмотря на то что его ум представлял собой чистую доску, с которой стерто все написанное, он не мог не заметить одного поразительного обстоятельства: дверца стенного сейфа была открыта. Местонахождение этого сейфа ему было известно: за портретом мистера Тимоти, его покойного хозяина; однако за все пятнадцать лет службы он ни разу не видел, чтобы этот сейф находился на виду и тем более – с открытой дверцей. Он это заметил еще до того, как бросил привычный взгляд на камин, чтобы удостовериться, хороша ли тяга и ровно ли горят дрова. Мисс Дороти сидела в одном из простых деревянных кресел, держа в руке листок бумаги.

– Бадж, – сказала она, – попросите, пожалуйста, мистера Герберта спуститься вниз.

– Мистера Герберта нет в его комнате, – ответил дворецкий после минутного колебания.

– В таком случае будьте добры его разыскать.

– Я полагаю, мисс, мистера Герберта в доме нет, – ответил Бадж с таким видом, точно он серьезно что-то обдумывал и наконец пришел к выводу, что нужно ответить именно так.

Она опустила бумажку на колени.

– Что вы такое говорите, Бадж?

– Разве он не говорил... Он... Он не говорил, что намеревается отлучиться, мисс Дороти? Благодарю вас.

– Господи, конечно, нет! Куда же он мог уехать?

– Я упоминаю это обстоятельство, мисс Дороти, только потому, что вскоре после обеда мне довелось войти в его комнату, исполняя одно поручение. У меня было впечатление, что он укладывается, я видел, что он кладет вещи в небольшой саквояж.

И снова Бадж в нерешительности остановился. Он, по-видимому, чувствовал себя неловко, так как лицо его приняло странное выражение. Она встала.

– Когда он вышел из дома?

Бадж взглянул на часы, стоявшие на каминной полке. Стрелки показывали без четверти двенадцать.

– Не могу сказать определенно, мисс Дороти, – ответил он. – Вскоре после обеда, как мне кажется. Он уехал на мотоцикле. Мистер Мартин попросил меня принести ему электрический велосипедный фонарь, поскольку это... э-э-э... наиболее удобное приспособление для его визита на ту сторону луга. Благодаря этому я и стал свидетелем того, как уехал мистер Герберт. Я пошел в конюшню, чтобы отвинтить фонарь от одного из велосипедов, и он... э-э... проехал мимо меня.

(Как странно, что мисс Дороти расстроило это известие. Понятно, конечно, что все это неприятно: и мистер Герберт внезапно уехал, не сказав никому ни слова, и сейф стоит открытым впервые за пятнадцать лет; однако ему не нравилось, что она не может сдержаться и показывает, как это ее расстроило. Бадж испытывал совершенно такое же чувство, как некогда в молодости, когда он однажды подсматривал в замочную скважину и увидел... Он быстро прогнал прочь эти мысли, смущенный воспоминаниями о грехах юности.)

– Странно, что я его не видела, – говорила Дороти. – После обеда я целый час сидела на лужайке перед домом.

Бадж откашлялся.

– Я как раз собирался вам доложить, мисс Дороти, что он ехал через пастбище, а не по аллее и направился в сторону Охотничьей просеки. Я все это видел, потому что мне понадобилось некоторое время, чтобы найти подходящий фонарь для мистера Мартина, и обратил внимание, что мистер Герберт свернул на просеку.

– Вы сказали об этом мистеру Мартину?

Бадж позволил себе изобразить на лице оскорбленное выражение.

– Никак нет, мисс Дороти, – ответил он укоризненно. – Я вручил ему фонарь, как вы знаете, однако не счел себя вправе докладывать...

– Благодарю вас, Бадж. Вы можете идти к себе, не дожидаясь возвращения мистера Мартина.

Он поклонился, отметив краем глаза, что графин и бутерброды находятся в положенном месте, и удалился.

Слава Богу, не нужно больше думать о том, как и что ты произносишь, можно, так сказать, распустить пояс. Он снова превратился в обыкновенного мистера Баджа. Чудная она девица, эта его молодая хозяйка. Он чуть было не подумал: «Много о себе понимает», но решил, что это будет непочтительно. Вся такая прямая, важная, словно лаком покрыта, а глаза холодные. Никакого чувства. Он за ней наблюдает с самого ее детства – дайте-ка вспомнить, ну да, в апреле ей исполнилось двадцать один, значит, с тех пор, как ей сравнялось шесть. Ничуточки не похожа на мистера Мартина, тот, чтобы своего добиться, мог и поклянчить, гордостью своей поступиться, и не такая, как мистер Герберт, спокойный всегда и вежливый. Очень, очень странная.

Раскаты грома раздавались все чаще, как он заметил, и вспышки молнии проникали в самые отдаленные, темные уголки дома. Как хорошо, что он затопил камин. Да, не забыть завести большие часы в холле. Производя эту операцию, он продолжал думать, каким странным ребенком была мисс Дороти. Ему вспомнилась одна сцена: вся семья сидит за обедом – это еще когда хозяин и хозяйка были живы. Мистер Мартин и мистер Герберт играли до этого в Олдхэмском саду с другими мальчиками. Разговаривая об этом за обедом, мистер Мартин насмехался над Гербертом за то, что тот отказался лезть на верхние ветки большого клена, где был самый удобный наблюдательный пункт. Мистер Мартин всегда был лидером, а мистер Герберт покорно шел за ним следом. Однако на этот раз он отказался подчиниться приказу. «Не хотел туда лезть и не полез, – повторял он за столом. – Там ветки гнилые». – «Правильно, Берт, – ласково, как всегда, сказала хозяйка. – Помните, дети, даже во время войны следует соблюдать осторожность». И тогда маленькая Дороти удивила их всех. Она вдруг заявила, да так громко, горячо, хотя до этого и слова не сказала: «А я, например, когда вырасту, выйду замуж только за того, кто никогда не будет думать об осторожности!» И сердито так на всех поглядела. Хозяйка ее побранила, а хозяин только засмеялся своим сухим, неприятным смехом. Странно, с чего это я вдруг все это вспомнил...

За окном шел дождь. Когда Бадж кончил заводить часы, они начали бить. Рассеянно глядя на циферблат, он поймал себя на том, что его что-то удивляет, и пытался понять, что именно. Все, казалось, было в порядке: полночь, часы бьют двенадцать...

Нет, тут что-то не так. Какая-то мысль скреблась в его маленьком механическом умишке. Что-то его тревожило. Сосредоточенно нахмурив брови, он рассматривал циферблат, на котором был изображен какой-то пейзаж. А-а, вот в чем дело! Всего пару минут тому назад он разговаривал с мисс Дороти, и в этот самый момент часы в библиотеке пробили без четверти двенадцать. Наверное, они отстают.