Эд Макбейн - Голова лошади Страница 15

— У вас слишком пылкое воображение, — сказал Мак-Рэди.

— Где это вы научились так говорить? — спросил Малони. — Это вас Феджин учил разговаривать в своей преступной международной школе, да, он учил вас всем этим зловещим приемчикам?

— Мистер Малони…

— А, так вам, оказывается, известно мое имя?

— Да, мы узнали его из ваших водительских прав.

— Значит, мы, да? Крупная криминальная организация, да?

Ну, давайте, пытайте меня, я могу вынести любую пытку. Однажды мы с Ирэн жили в квартире, буквально кишевшей миллионами тараканов, и ничего. Думаете, я боюсь пыток? Я ни за что не скажу вам, где оставил эти клочки газеты!

— Мне все равно, где вы их оставили, — сказал Мак-Рэди. — Меня интересует, где вы оставили пиджак.

— Вот в чем дело! — сказал Малони. — Так это сам пиджак имеет для вас такое огромное значение! Можете пытать меня, сколько пожелаете!

— Выпейте немного шнапса, — быстро сказал Мак-Рэди.

— О нет, не стоит! — выпалил Малони. — Вы хотите напоить меня, чтобы я выболтал вам все, что знаю! Нет, не получится, — заявил Малони, но сам же налил себе виски, поднял стакан и сказал:

— Ваше здоровье, дружище, сегодня на «Эквидакте» я мог бы здорово выиграть, если бы вы, паршивцы, не появились и все мне не испортили… Вы, случайно, не знаете, кто сегодня выиграл четвертый заезд?

— Нет, не знаю.

— Наверное, Джобоун?

— Понятия не имею.

— И все-таки я думаю, что она, — сказал Малони. — Джобоун! Я это знал!

— Где вы оставили пиджак?

— Ха-ха! — вызывающе сказал Малони, независимо откинулся на спинку стула и чуть не упал с него.

Он отодвинулся от стола, обожженный внезапным стыдом.

Не потому, что опьянел, а потому, что напился в присутствии человека, который ему не нравился. Существует множество способов напиться, и все они по-своему хороши, кроме одного — когда ты это делаешь в неподобающей компании. Мак-Рэди нравился ему не больше, чем К., или Гауд, или Крюгер, или любой другой из их громадного преступного картеля, а может, даже этих банд было две (значит, вам очень важен сам пиджак?

Ни слова не скажу вам о нем!), и при этом он позволил себе нализаться в присутствии этого человека, что было низко и достойно всяческого презрения.

Самой невероятной пьянкой в его жизни, которую он действительно выделял из бесконечного ряда других, больших и маленьких, была та, в которую они пустились с Ирэн в тот день, когда она обнаружила загашник. А обнаружила она его, потому что в тот день они объявили непримиримую войну полчищам тараканов, которые нагло делили с ними их квартиру на Восточной Шестнадцатой улице. Следовательно, им пришлось открывать все шкафчики и сыпать внутрь порошок от тараканов, поднимать всю посуду, горшки и сковородки и разбрызгивать отраву из аэрозольного баллончика в темные углы и ниши, наблюдая суматошное бегство насекомых. В загашнике было четыре бумажки по десять долларов, которые она спрятала в кастрюлю на черный день[4] и совершенно о них забыла. А тогда она наклонила кастрюлю, чтобы он мог получше нацелить струю из пульверизатора на гнездо маленьких суетливых негодяев, прячущихся за ней в углу, и из нее неожиданно посыпались деньги. И буквально в следующую минуту на улице забарабанил дождь. К этому времени они уже обрызгали все, что могли, и поскольку начался дождь, а деньги Ирэн припрятала именно на черный день, Малони предложил посвятить вторую половину субботы заслуженному отдыху. Ирэн, вконец замученная борьбой с ордами насекомых, бесцеремонно слоняющихся по их кухне и туалету, нашла эту идею великолепной. Они домчались на такси до Забара на углу Восемнадцатой и Бродвея, купили там банку черной икры, затем вернулись в свой квартал и приобрели две бутылки польской водки и коробку крекеров, и оставшееся время провели за кутежом, выпив всю водку. Это была воистину роскошная, потрясающая пьянка. Несколько раз они пытались заняться любовью, но у них ничего не получалось, потому что они буквально изнемогали от смеха, катаясь по полу. Они пили за изгнание тараканьего войска, за битлов, недавно появившихся на эстраде, пили за королеву Елизавету («Да здравствует Ирландия!» — кричала Ирэн). А еще за Хрущева — Малони снял свой башмак и треснул им по столу, не столько изображая русского лидера, сколько пытаясь прихлопнуть одурманенного ядом таракана, который, шатаясь, пробирался к мойке, — и промахнулся. И еще они пили за Дж. Д. Сэлинджера, за то, что он составил список ингредиентов в медицинских кабинетах Зу, или Фрэнни, или еще кого-то, без чего литературный подвиг американских писателей не был бы таким блестящим… О, это была бесподобная пьянка.

А эта выпивка была отвратительной, потому что происходила в обществе подлого Мак-Рэди, это было просто тупое безрадостное отравление алкоголем. Единственное, что оправдывало ее, это то, что в разговоре с безнадежно пьяным Малони покуривавший свою трубку Мак-Рэди случайно проговорился, что пиджак имеет самостоятельное и важное значение, именно сам пиджак, хотя Малони и под дулом револьвера не догадался бы почему.

— Мне нужен воздух! — вскричал он, внезапно пожелав отрезветь, и, пошатываясь, пересек комнату и распахнул окно.

В комнату ворвался свежий резкий ветер с кладбища, порыв холодного воздуха из открытых могил, пропитанный запахами гниения и разложения. Входная дверь за его спиной вдруг распахнулась от сквозняка. Несмотря на опьянение, Малони подумал, что от такого порыва дверь скорее должна была бы захлопнуться. С трудом удерживая равновесие на нетвердых ногах, он обернулся посмотреть, как она могла раскрыться вопреки всем законам физики, и сразу понял, что это не струя воздуха распахнула ее, его продрала дрожь и пронзил холодный ужас, когда он увидел на пороге комнаты привидение.

Глава 6

К.

Возникший в дверях призрак К, был ужасен. Его покрывала изодранная в клочья грязная одежда, на смертельно бледном лице застыло выражение крайней усталости, почти полного истощения, ценой которого, видимо, ему и удалось совершить невероятно трудный побег из чистилища. Наводящий ужас призрак К. застыл в дверях и медленно поднял руку, обвиняющим жестом указывая на Малони костлявым бескровным пальцем. За распахнутым окном Малони слышались злобные завывания других привидений, грозный стук их костей, позвякивание цепей, словом, все те ужасные звуки и образы, которые бабушка вызывала в его воображении, когда он был маленьким мальчуганом, робко прижимавшимся к ее груди. В комнату врывалось отвратительное зловоние отверстых могил, из которых восстали эти бесплотные призраки и теперь безумно метались между надгробными плитами, в то время как один из них, оборванный и истощенный, имел смелость явиться сюда, где горел свет и сидели живые люди, о Господи милостивый, спаси меня, ведь он же погиб в автокатастрофе, он мертв, но вот же он, он здесь, он медленно закрывает дверь, петли которой жалобно пискнули, и делает шаг в комнату и снова указывает прямо на Малони длинным тощим пальцем.

Малони стоял у окна, пьяно покачиваясь, и чувствовал за спиной шорохи и смутное движение остальных членов этого жуткого братства, тянувших в ночи свою пронзительную погребальную песнь.

Он буквально вылетел в окно — вперед головой, вытянув вперед сложенные руки, как будто совершал прыжок с вышки в плавательном бассейне в Уилсон-Вуде, который они с Ирэн посещали еще до того, как поженились. Он упал на дорожку из гравия прямо на руки, после чего перекувыркнулся, вскочил на ноги и очертя голову бросился бежать. Скорее, подальше от этого страшного места, скорее на улицу, только чтобы не слышать этих визгливых, меланхолических голосов, завывающих над кладбищем, но состояние опьянения еще усугубилось отчаянным прыжком из окна и кульбитом, который он произвел с достаточной ловкостью и грацией, и он вдруг с ужасом обнаружил, что мчится не к открытым воротам заведения Мак-Рэди, а, наоборот, к кладбищу. С трудом затормозив на полной скорости, он метнулся в обратную сторону и увидел, как дверь коттеджа открылась и в полосу света вступил К, в своей оборванной одежде, он быстро сбежал по ступенькам и кинулся через двор к Малони.

И нечего бояться, сказал себе Малони, пытаясь обмануть себя, и круто повернул к кладбищу, предпочитая встретиться с тысячами жутких, но, вероятно, безвредных призраков, чем с одним определенно разъяренным демоном, которым был К. Он пытался убедить себя, что бабушкины сказки были всего лишь выдумкой, рассчитанной на то, чтобы поразить воображение доверчивого мальчика («Ты просто маленький трусишка», — смеясь, говорила она, обнаружив, что он намочил штанишки, сидя у нее на коленях и слушая очередную побасенку), но стремясь на бегу оправдать старушку, отрицая ее злонамеренность, он начинал думать, что в ее историях содержалась и крупица правды. Перед ним в темноте возникали зияющие ямы, молчаливые камни двигались под его ногами, деревья тянули к нему скрипучие корявые ветви и подставляли подножки выпирающими из-под земли корнями, вокруг плыли в хороводе жуткие лица, в ушах у него звучал дьявольский хохот, ночь пронзали дикие вопли и вой собак, летучие мыши беззвучно парили над его головой, едва не задевая своими кожистыми крыльями, в призрачном свете луны дергались в танце какие-то скелеты, бесплотные призраки летели по ветру. О Господи! Все его существо трепетало и замирало от невыразимого ужаса.