Анатолий Ромов - Совсем другая тень Страница 15

– Сережа, вы пришли? Подождите минутку.

Вышла Вера в красном роскошном халате, с лицом, намазанным кремом.

– Сереженька, простите, но мы свои люди. Вы ведь поймете?

– Вера, конечно.

– Саша говорил, что я взяла вашу роботу?

– Говорил.

– Узнали свой натюрморт?

– Конечно.

– Ладно, не буду дурить вам голову. Где же у меня деньги… А, вот здесь. – Подойдя к ореховому секретеру, Вера открыла ящичек. В нем были аккуратно уложены деньги – сотенные, полусотенные, двадцатипятирублевки. Не люблю эти счеты, но придется считать. У вас есть куда положить?

Я раскрыл сумку:

– Наверное, сюда?

– Давайте, мне все равно. – Морщась, Вера отсчитала пятнадцать тысяч. Подождала, пока я задерну молнию. Улыбнулась: – Мне так неудобно. Может, хотите кофе?

– Спасибо, Вера, все прекрасно. Пойду.

– Хорошо. Антонина вас выпустит. – Потрогала щеки. – Счастливо. Саше привет. Приеду, увидимся. До свидания?

– До свидания.

Спустившись и выйдя на улицу, я пошел не к машине, а снова к телефону-автомату. Опустил две копейки, набрал номер. После двух гудков трубку сняли, и я услышал настороженный голос Алены:

– Алло?

– Алена, привет. Это я. Я в Москве и недалеко от тебя. Выйдешь через пять минут?

– Конечно, – прозвучал ответ после некоторого молчания. – Через пять минут я выхожу.

Подъехал я минут через десять. Алена в открытом белом сарафане, который ей очень шел, уже стояла на краю тротуара. Усевшись со мной рядом, она хлопнула дверцей, сказала, не глядя:

– Знаешь, произошла странная вещь. Кажется, я впервые соскучилась. Причем соскучилась по-настоящему.

Я же подумал, что, может, и не соскучился по-настоящему, но страшно рад, что вижу Алену. Она подставила губы, и я осторожно поцеловал ее.

Зацепка

Рахманов посмотрел в окно. Подумал – уже двенадцать дня. Рейс на Сухуми в два тридцать. Значит, через час он должен быть в Домодедово. Саенко и Жильцов давно в Сухуми, они вылетели рано утром. Может, что-то и зацепят. А может, и нет. Только что прошел дождь, внизу виднеются лужи, асфальт закрывают желтые листья. Все, лето кончилось. Сегодня двадцатое сентября ровно месяц, как он принял дело. Они уже вылетали по подобным сигналам всей следственной группой, два раза, в Самарканд и Даугавпилс. И оба раза зря, потому что предположение ГУБХСС, что через торговую сеть идут те самые лезвия «Шик», оба раза оказывалось ложным. Так что гарантий, что именно сейчас, в Сухуми, они нападут на пропавшую партию «Шика», у следственной группы нет. И все же лететь в Сухуми надо.

Вообще же дело, которое он принял двадцатого августа, было возбуждено Смоленской райпрокуратурой Смоленской области намного раньше четырнадцатого июля. Ну а потом обычная история. Как только выясняется, что маломощной райпрокуратуре расследование не по зубам, дело тут же передают сюда, в республиканскую прокуратуру.

С момента убийства Дегтярева и угона трейлера прошло больше двух месяцев. И никаких серьезных результатов. Правда, у них есть два подозреваемых, Клюев и Шитиков. Но толку от обоих пока мало – оба, как скала, стоят на своей версии. О причастности к угону трейлера не хотят даже говорить, и не будут, пока прокуратура не припрет их к стенке уликами. Но какие могут быть улики, если за два месяца он, Рахманов, так и не нашел ответа на главный вопрос: куда исчез трейлер? Тот самый КамАЗ с прицепом № 66–15 МШ, выехавший утром девятого июля из Москвы с грузом – пятьюстами тысячами голландских бритвенных лезвий «Шик» – и бесследно пропавший?

На второй день после пропажи трейлера Краснопресненским РУВД Москвы был объявлен розыск, во все подразделения ГАИ Союза были разосланы подробные приметы трейлера, от номеров шасси и кузова до царапин на борту, и все тщетно. Не дает пока результатов и работа по выявлению левой продажи лезвий «Шик», ведущаяся силами ГУБХСС. А ведь общая стоимость груза, не считая стоимости трейлера, составляет миллион двести пятьдесят тысяч рублей. Вот и сейчас у них есть сведения ГУБХСС о лезвиях «Шик», до вчерашнего дня продававшихся через сухумскую торговую сеть. Но, во-первых, где гарантия, что сухумские лезвия – те самые, во-вторых, при предыдущих проверках они уже убедились – все импортные бритвенные лезвия «Шик» одинаковы. Экспертиза здесь бессильна, и, если к сегодняшнему дню все лезвия будут проданы, прокуратура уже ничего не докажет. Особенно при умело оформленных накладных.

Ладно, подумал Рахманов, что бы там ни было, пора вызывать машину и мчаться в аэропорт. Взялся было за трубку, и в этот момент в кабинет вошел Инчутин. Спросил нерешительно:

– Вы заняты?

– Сейчас выезжаю. А что там у тебя?

В отличие от второго участника следственной группы, рослого и жизнерадостного Саенко, Инчутин был невысоким и тихим, к тому же со скрюченной левой рукой, следствием подростковой травмы. Но этот физический дефект нисколько не мешал Инчутину отлично владеть профессией. Следователь протянул несколько фотоотпечатков.

– Да вот эта бумажка. «Шесть, семь, восемь». Помните?

Рахманов взял верхний снимок. Изображенный на нем сильно увеличенный квадратик плотной бумаги размером шестьдесят пять на шестьдесят восемь миллиметров был ему хорошо знаком. Этот клочок бумаги наряду с другими предметами – бумажками, окурками, полиэтиленовыми пакетами и прочим мелким мусором – нашла при осмотре места происшествия четырнадцатого июля СОГ[13] Смоленской райпрокуратуры. По предположению эксперта, бумажка пролежала в траве на обочине шоссе Ольша – Велиж от пяти до семи дней. То есть ее вполне могли оставить у дороги девятого июля, в день убийства Дегтярева и угона трейлера. В верхней части квадратика было написано «6–7, 8», внизу «18/V», здесь же стояла неразборчивая подпись. Анализы показали – запись произведена шариковой ручкой, заправленной импортной пастой высокого качества. Нижние три цифры наверняка означали дату заполнения бумажки, но три верхних до сегодняшнего дня были тайной для всех, в том числе и для Рахманова. Несмотря на множество предположений, расшифровать, что означают эти «6–7, 8», так и не удалось. На последнем обсуждении была высказана догадка, что квадратик служил указанием некоей торговой точке или базе об отпуске определенного количества товаров, от шести до восьми. Но она была отвергнута, как натянутая.

Бегло просмотрев отпечаток, Рахманов положил его и ответил на вопрос Инчутина:

– Помню. Неужели удалось выяснить, что это за бумажка?

– Удалось.

– Интересно. И что же это?

– Контрамарка.

– Серьезно? Театральная контрамарка?

– Серьезно. В Московский театр имени Ленинского комсомола.

– Ну и ну… Как же ты это выяснил?

– А вы посмотрите вот тут внизу. Фрагмент печати. В ЦНИЛСЭ[14] эту бумажку вторично просветили ультрафиолетом. Ну и нашли этот фрагмент.

Взяв отпечаток снова, Рахманов наконец увидел на бумажке то, чего там не было видно раньше: восстановленный фрагмент круглой печати. Печать, очевидно, была слабой и сошла. Естественно, ведь бумажка пролежала на обочине несколько дней в пыли, под солнцем, а возможно, и дождем. Вглядевшись, Рахманов различил обрывки двух слов, следующих одно за другим: «…нинского ко…» Варианты восстановления: «Ленинского коммунистического» или «Ленинского комсомола». Так что при определенных усилиях можно догадаться, что это контрамарка. Шестой ряд, седьмое и восьмое места. Остается выяснить, как эта контрамарка оказалась на обочине шоссе Ольша Велиж девятого июля. И только.

– Театры имени Ленинского комсомола есть во многих городах, – сказал Инчутин. – Я заказывал разговоры с Ленинградом, Смоленском и Псковом. Но все решилось после звонка в наш Ленком. Восемнадцатого мая у них шел «Гамлет». Я пошел туда, администратор меня ждал. То что контрамарку выписывал именно он, администратор признал сразу. Кстати, ручка у него действительно импортная, «Паркер». Подняли записи. На спектакль от восемнадцатого мая выписано сорок три контрамарки. Желающих получить контрамарку в театре хватает, так что списки сохраняются. Места тоже фиксируются, чтобы никому не было обидно. В той записи отмечено – восемнадцатого мая седьмое и восьмое места в шестом ряду получил некто Лотарев. Кто этот Лотарев, я еще не выяснил. Но будем искать.

– В чем трудности?

– В том, что многих в театре еще нет. Сезон еще не начался, труппа только собирается. Надо найти человека, заказывавшего контрамарку на ту фамилию. И все. Думаю, рано или поздно мы его найдем. Кто-то в театре наверняка знает этого Лотарева.

– Понятно. Ладно, Леша, ты уж постарайся. И вообще учти – в Москве пока остаешься один. За всех нас.

– Учту. Насчет Лотарева постараюсь выяснить к вашему приезду. Счастливо, Андрей Викторович!

– Счастливо! – Взяв заранее приготовленную сумку с вещами, Рахманов вместе с Инчутиным вышел из кабинета.