Стив Берри - Язык небес Страница 15

— Рад снова вас видеть, — сказал мужчина по-немецки.

Владелец магазина носил все тот же галстук-бабочку и смешные подтяжки, которые были на нем много недель назад, когда они впервые встретились. Книжный магазин был набит старыми и новыми книгами, но сразу было видно, что хозяин предпочитает исследования по оккультизму и астрологии. И еще он любил заключать договоры на поставку книг сам, не доверяя никому.

— Полагаю, твой рабочий день был удачным? — спросил Вилкерсон.

— На самом деле совсем нет. Несколько покупателей с утра, но с началом снегопада и открытием ночной рождественской ярмарки мысли людей заняты совсем не книгами. — Мартин закрыл дверь и повернул замок.

— Тогда, возможно, я сумею подбросить тебе пару монет. Пожалуй, пришло время завершить наше дело, — весело сказал Вилкерсон.

Все три месяца хозяин исправно работал внештатным сотрудником отделения Вилкерсона; правда, за это он потребовал кругленькую сумму. Но работу по розыску и поставке ценных книг, архивных бумаг и журналов выполнял добросовестно и даже с каким-то азартом. Стерлинг надеялся, что этими поставками никто не заинтересовался.

Он отодвинул рваную занавеску и последовал за хозяином магазина. Во время своего первого визита Вилкерсон узнал, что когда-то, в начале XX века, в этом здании размещался банк. От него здесь мало что осталось, только старое бронированное хранилище, и сейчас Вилкерсон наблюдал, как немец покрутил диск и разблокировал ручку, а затем легко открыл тяжелую железную дверь.

Мартин вошел и дернул шнурок. Под потолком загорелась белесая лампочка.

— Вы же понимаете, вашим заданием я занимался большую часть дня, а магазин совсем забросил.

Коробки были сложены в центре. Вилкерсон изучил содержимое самой верхней. Копии «Германии»,[17] ежемесячного журнала по археологии и антропологии, выпускавшегося нацистами в 30-х годах. В другой коробке находились тома в кожаном переплете, озаглавленные «Исследовательское и образовательное общество, Аненербе. Эволюция. Сущность. Эффект».

— Они были подарены Генрихом Гиммлером на пятидесятилетие Адольфу Гитлеру, — сказал Мартин. — Удачная находка. И еще, стоили они относительно недорого.

В остальных коробках были еще журналы, корреспонденция, договоры и другие архивные материалы. Все они относились ко временам Третьего рейха.

— Мне повезло найти продавцов, они брали только наличные. Таких антикваров все труднее найти. Я думаю, что честно отработал ваши денежки и заслужил небольшое вознаграждение.

Вилкерсон достал конверт из внутреннего кармана пальто и передал его Мартину.

— Десять тысяч евро, как договаривались.

Немец пролистал купюры, на его лице разлилась удовлетворенная улыбка.

Они вышли из хранилища и пошли в торговый зал. Мартин первым добрался до выхода и внезапно обернулся, наставив пистолет на американца.

— Я не любитель. Но тот, на кого вы работаете, должен принимать меня именно за такового.

Стерлинг попытался вести себя как можно увереннее.

— Те люди снаружи. Зачем они здесь? — спросил немец, не отпуская пистолет.

— Они должны помочь мне.

— Я сделал, как вы просили, купил то, что вы хотели, и не оставил ни одного следа, ведущего к вам.

— Тогда тебе не о чем беспокоиться. Я пришел исключительно за документами.

Мартин помахал конвертом перед носом Вилкерсона:

— Скажите тому, кто профинансировал эти покупки, чтобы оставили меня в покое.

— Почему вы считаете, что это не моя личная инициатива?

Мартин внимательно посмотрел на него.

— Кто-то использует вас, или, что еще хуже, вы сами решили нарушить закон. Помните, вам повезло, что я вас не застрелил.

— Почему же вы этого не сделали? — спросил Вилкерсон.

— Нет нужды тратить пулю. Вы не представляете угрозы. Но скажите своему благодетелю, чтобы он оставил меня в покое. А теперь забирайте свои коробки и проваливайте.

— Мне понадобится ваша помощь.

Мартин тряхнул головой и проговорил сквозь зубы:

— Эти двое пусть остаются в машине. Вы все должны вынести сами. Но знайте, если что-то пойдет не так, я застрелю вас.

Глава 14

Монастырь Этталь

Доротея Линдауэр смотрела на блестящие сине-серые камни, вывезенные ее дедом из Антарктиды. На протяжении многих лет она редко посещала аббатство. Эти навязчивые идеи деда и отца для нее мало значили. И пока она гладила шероховатую поверхность, а пальцы пробегали по странным буквам, только одна мысль преследовала ее. На расшифровку этого ее предки потратили всю жизнь.

Дураки. Оба. Особенно ее дед.

Херманн Оберхаузер родился в аристократической семье реакционных политиков, страстных в своих убеждениях и совсем недальновидных, как показали будущие события. Он ввязался в антипольское движение, прокатившееся по Германии в начале 30-х годов. Он собирал деньги на борьбу с ненавистной Веймарской республикой. Как только Гитлер пришел к власти, Херманн приобрел рекламную фирму, начал активно поддерживать национал-социалистов и все сделал для того, чтобы никому не известная группа «коричневорубашечников»[18] поднялась от террористов до лидеров нации. Затем он организовал газетный трест и возглавил Германскую национальную народную партию, присоединившуюся в конечном итоге к нацистам. Он произвел на свет трех сыновей. Двое из них так и не увидели окончания войны: один погиб в России, другой — во Франции. Отец Доротеи остался в живых только потому, что был слишком юн, чтобы сражаться. После заключения мирного договора дед Доротеи стал одним из тех бесчисленных разочарованных людей, кто отдал все, чтобы сделать Гитлера вождем нации. А теперь они, оставшиеся в живых, испытывали жестокий стыд. Ее дед потерял все свои газеты, но сохранил фабрики, бумажные комбинаты и нефтеперегонный завод — к счастью, эти предприятия были нужны союзникам. Поэтому его грехи были если не прощены, то на время забыты. Но, несмотря на поражение Германии и Нюрнбергский трибунал, Херманн Оберхаузер не отказался от своих взглядов. Он продолжал восхищаться так называемым тевтонским наследием и все так же поддерживал идеи германского национализма, полагая, что западная цивилизация находится на грани краха и ее единственная надежда на возрождение состоит в обнаружении давно потерянных истин. Как и сказала Малоуну Доротея, еще в конце 30-х годов он заметил необычные символы на крышах голландских фермерских домов и уверовал, что они и наскальное искусство Швеции и Норвегии, а потом уже и камни из Антарктиды — все это доказательства существования великой арийской цивилизации. А камни — великое послание, по которому можно изучить так называемый арийский язык. Колыбель всех мировых языков. Язык небес.

Полная бессмыслица. Но нацисты обожали романтические идеи. К 1931 году в состав СС входили десять тысяч человек,[19] которых Гиммлер в конце концов трансформировал в расовую элиту молодых арийских мужчин. Главное управление СС по вопросам расы и поселений тщательно расследовало наследственность претендентов и их генетику. Затем в 1935 году Гиммлер пошел еще дальше и создал тест на интеллект, тщательно следуя своей главной идее — возрождение золотого арийского прошлого.

Но ответственная миссия была двоякой. Раскопать свидетельства германских завоеваний вплоть до начала времен и сообщить немецкому народу об этих открытиях. Звучное и длинное название, как считали основатели, должно было обеспечить доверие и уважение немецкого народа. Deutsches Ahnenerbe — Studiengesellschaft Geistesurgeschichte. Немецкое общество по изучению древней германской истории и наследия предков. Или, сокращенно, Аненербе. Сто тридцать семь ученых и исследователей, более восьмидесяти кинорежиссеров, фотографов, художников, скульпторов, библиотекарей, техников, бухгалтеров и секретарей. И все они были под началом Херманна Оберхаузера.

Пока ее дед усердно трудился над проблемами филологии, немцы погибали на фронтах. В конце концов Гитлер выгнал ее деда из Аненербе и публично унизил и его, и всю семью Оберхаузеров. Вот тогда дед и уединился здесь, в аббатстве, защищенный стенами, укрепленными не только цементом и временем, но и верой. Тут он и пытался реабилитироваться, но не перед Гитлером, а перед самим собой и семьей.

Но так никогда и не смог этого сделать.

Она вспомнила день, когда он умер…

— Дедушка. — Она опустилась на колени перед его кроватью и взяла его за хрупкую руку.

Глаза старика открылись, но он не сказал ни слова. Он давным-давно потерял связь с миром и никого не узнавал.

— Никогда не сдавайся, — сказала Доротея.

— Позвольте мне сойти на берег. — Слова были не громче дыхания, и ей пришлось наклониться, чтобы услышать их.