Андрей Троицкий - Суд Линча Страница 15

– Ты хочешь сказать… – Леднев закашлялся.

– Я хочу сказать: трупных пятен на ягодицах нет. Вот и все, – Мельников развел руки в стороны.

– Значит…

– Я говорю, на ягодицах нет пятен. Трупные пятна – на лопатках.

Глава шестая

Четверть часа Денисов топтался возле театрального подъезда, ожидая Ирину. Он приехал раньше назначенного времени, поставил машину за углом здания, проверил барахливший замок багажника, постучал носком ботинка по покрышкам, полез в карман пиджака проверить, не забыл ли билеты и, наконец, отправился к театральному подъезду.

Ира любила театральную Москву. Желая ей угодить, не показаться в глазах девушки провинциальным жлобом, сознательно ограничившим свой мир лишь денежными интересами, он доставал билеты на все заметные московские спектакли, на постановки заезжих трупп. Денисов взял за правило никогда категорично не оценивать при Ирине тот или иной спектакль, выслушать сперва её мнение, а уж потом добавить что-нибудь от себя, какую-нибудь умную многоярусную фразу. «Да, постановка интересная, по-своему, конечно, но режиссер сознательно замыкается в им же нарисованном круге. Он псевдоэстетичен», – говорил он. Как хочешь, так и понимай эти слова. Ни «да», ни «нет», ни плохо, ни хорошо. Все эти режиссеры стараются казаться умнее и талантливее, чем они есть на самом деле. А он чем хуже? Дураком выглядеть тоже не хочется. В минуты своих рассуждений Денисов чувствовал благосклонное внимание Ирины. А про себя думал: «Очередная хренота. Пыжатся, пыжатся. Вешают на уши дерьмо собачье».

Денисов прошелся до театрального подъезда и обратно до угла здания. Летний вечер увядал на глазах, публики на площадке перед входом в театр заметно прибавилось, а новые люди все подходили и подходили. Боясь проглядеть Ирину в этом скоплении народа, Денисов приблизился к толпе и застыл перед афишей, как солдат на посту. Мимо проходили люди, женщины с интересом, почти нескрываемым, поглядывали на него, обдавали ароматом дорогих и не очень дорогих духов и шли дальше.

– Какими судьбами?

Денисов повернул голову на знакомый голос. Перед ним стоял, обнажая в улыбке все тридцать два зуба, старый знакомый, председатель реабилитационного центра инвалидов «Восход» Михаил Александрович Сычев. Он протянул Денисову для рукопожатия огромную красную ладонь с короткими пальцами.

Пожимая руку знакомого, Денисов разглядел рядом с Сычевым миниатюрную блондинку, которая, казалось, могла поместиться в кармане Михаила Александровича. Изображая на лице любезность и приятное удивление, Денисов низко наклонился и поцеловал поднятую слишком высоко, явно не для пожатия, руку блондинки и произнес первый пришедший в голову комплимент, весьма двусмысленный. Одно время Сычев пользовался услугами фирмы «Русь-Люкс», скупая престижные московские квартиры направо и налево. Позже, заработав на перепродаже квартир, он почему-то решил, что спекуляция недвижимостью не лучший способ вложения денег.

Одно время, получив государственные кредиты на развитие производства, где заняты инвалиды, Сычев развернулся широко. Он начал переговоры о получении новых льготных кредитов, рассчитывал на уменьшение арендной платы за складские помещения. Денисов, не привыкший считать чужие деньги, решил, что получай инвалиды, опекаемые Сычевым, хоть малый процент от его сделок, давно бы жили в отдельных особняках, а на службу ездили отнюдь не городским транспортом.

– Пойдем, – блондинка с неожиданной силой дернула Сычева за рукав пиджака.

Сычев и исчез в людском водовороте. Денисов поправил галстук и посмотрел на часы.

– Кто этот толстый тип, с которым ты беседовал? – Ира подмигнула Денисову.

– Во-первых, здравствуй, – он пропустил девушку вперед себя, протянул билеты седой женщине в синей униформе, обшитой по воротнику и лацканам золотой тесьмой. – Этот человек убежден, что наше государство – это огромный собес. А он сам занял в этом собесе не последнее место. Помогает инвалидам, дает им работу.

– И какую же работу он им дает? – Ирина остановилась перед другой женщиной в униформе и купила программку и цветной буклет.

– Какую работу? – Денисов на секунду задумался. – Это не имеет значения, какую работу. Сычев и сам, по-моему, плохо представляет, чем занимаются его инвалиды. Он говорит, вроде инвалиды делают какие-то включатели или выключатели. В общем, хлам какой-то. Этой продукцией все склады завалены, хоть на свалку вывози. Только место занимают, никто эти включатели не берет, – Денисов решил, что Ирине необязательно знать все подробности труда инвалидов. – Потому что эти включатели плохо включаются.

– Надо же, как интересно, – сказала Ирина. Денисов не понял, что именно оказалось интересным его спутнице. Ира взяла его под руку и повела за собой. Она остановилась у стены, увешанной картинами, написанными маслом. – Почему современные художники совершенно забыли акварель?

Денисов задумался: пора обо всем поговорить с Ириной, она умеет становиться серьезным человеком, она выслушает его и поймет. Она не откажет, если он сделает ей предложение. Скорее всего не откажет. То есть он уверен все согласии. Но нужно сказать и другое. Нужно сказать трудные слова. Она должна знать, что он болен, точнее, не совсем здоров. Рано или поздно этот разговор придется начать. Пусть делает выбор. Денисов продолжал разглядывать картину, названную её автором «Осенний букет» и напоминающую разрыв снаряда.

Денисов хотел сказать, что для картины «Шестьдесят минут тишины» позировал какой-то инвалид, кто-то из подчиненных Сычева, но передумал, решив, что эта острота для женского уха слишком груба. Они преодолели уже половину лестницы, ведущей в буфет, но звонок заставил их остановиться.

За действием спектакля Денисов следил невнимательно. Случайная встреча с Сычевым у театрального подъезда теперь казалась добрым знаком, чуть ли не подарком судьбы. «Да, идет фарт так идет», – думал он, наблюдая, как на сцену вышел юноша с приклеенной стариковской бородищей и стал нарочито гнусавым голосом отчитывать какую-то девушку в белом школьном фартуке за то, что та плохо метет его комнату и не протирает мебель. Девушка заплакала, юноша с бородой принялся ходить взад-вперед по сцене, выбивая из подмостков пыль. «Счастье фраера ярче солнышка», – думал Денисов, слушая вялую перебранку на сцене.

Если сейчас же после первого действия в антракте разыскать Сычева и так, между делом, сообщить ему, что фирма «Русь-Люкс» на днях закончила ремонт особняка в центре Москвы и собирается выставлять этот особняк на продажу. Цена более чем умеренная. Единственное условие – никаких рассрочек, наличный расчет на месте. Сычев может клюнуть на это предложение, вероятно, клюнет. Покупка особняка у фирмы «Русь-Люкс», с которой Сычеву уже приходилось иметь дело, которой он, безусловно, доверяет, да ещё по весьма умеренной цене – на такое предложение он должен клюнуть. Он купит особняк хотя бы для того, чтобы перепродать его с выгодой, без хлопот хорошо заработать. Еще год назад Сычев подыскивал подобное помещение, непонятно, правда, с какими целями, да это и не важно. Сычев вел переговоры с одной крупной риэлтерской фирмой, но сделка в последний момент расстроилась. Кто-то, кажется, перекупил особняк прямо перед его носом.

Денисов перевел взгляд на сцену. Сутулый мужчина в сюртуке убеждал другого мужчину, в красной рубахе, что лучше действовать именно ночью, когда все уснут, и показывал длинный армейский штык, зловеще блестевший в свете прожекторов. Денисов зевнул и на пару минут закрыл глаза, уставшие от яркого света. Когда он раскрыл глаза, сутулый мужчина на сцене потрясал старинным ружьем и кричал в публику, что месть – это тот сосуд с горько-сладким вином, испить из которого он должен до самого дна. Денисов подумал, что акт мести скорее всего вообще не произойдет, а допотопное ружье так и не выстрелит, иначе все окажется слишком примитивно, а примитивных финалов в современных пьесах не бывает. К этому моменту Денисов окончательно потерял нить сюжета.

В буфете Денисов купил Ирине какую-то закуску, кофе, сок и фужер шампанского, взяв себе бутылку пива и бутерброд с рыбой. Сычев потерялся где-то в фойе, не оказалось его и в буфете. Денисов с беспокойством смотрел по сторонам и пил мелкими глотками теплое пиво.

– Во втором действии спектакль из плоскости ходульной мелодрамы перейдет в плоскость идиотизма, – сказала Ирина, приканчивая салат. – Увидишь, действие начнет распадаться, будет доведено до абсурда. Это режиссерская манера.

– По-моему, спектакль с самого начала находится в плоскости идиотизма, – заметил Денисов. – Эту манеру исповедуют, кажется, все режиссеры.

– Тебе не нравится спектакль? – Ирина оторвалась от полупустой тарелки и подняла на него глаза, такие прекрасные, что у Денисова замедлилось дыхание.