Наталья Никольская - Все на мою голову. Умереть и не встать Страница 15

Я сухо попрощалась и вышла из кабинета. Чувство было не из приятных. А кому приятно чувствовать, что к вам охладевает пусть даже бывший муж?

Села в машину и снова закурила, хотя во рту уже было горько от сигарет. Никуда не уезжала, просто сидела и курила. И еще думала.

Жора велел мне ехать домой и ждать. Но просто ждать — совершенно не в моем характере. Еще чего, ждать! Нужно действовать самой. Если по первым моим вопросам уже ведется работа, то я сама займусь третьим, самым важным. Насчет коллекции.

«Я вот что сделаю, — подумалось мне. — Поеду-ка поговорю с ограбленным коллекционером Караевским!»

Но у меня не было адреса Караевского. И вообще — как я ему представлюсь? Неужели придется просить Жору после того, как он по-хамски со мной обошелся?

Но тут судьба смилостивилась ко мне: дверь здания распахнулась, и на улицу вышел сам майор Овсянников. В руках он держал мою сумочку и вертел головой, высматривая меня. «Ниссан» мой был приметной машиной, Жора сразу его заметил и двинулся ко мне. Надо же, как я расстроилась из-за Жориного обращения, даже сумочку у него забыла. Такое со мной редко случается.

— Поля, — сказал Жора, открывая дверцу и садясь рядом со мной, хотя его никто не приглашал. — Хорошо, что ты еще не уехала. Вот твоя сумка.

— Спасибо, — ответила я.

Овсянников смотрел на меня и улыбался.

Я хотела спросить: «Чего лыбишься?», но не стала грубить. Все-таки мне придется попросить Жору еще об одной услуге.

— Жора… — тихо сказала я и даже слегка коснулась его щеки.

— Да? — Он оживился. Слава богу, работают еще мои флюиды!

— Жорочка, мне бы хотелось навестить этого коллекционера, Караевского…

— Зачем?

— Ну… Просто поговорить. Вдруг он сможет мне помочь?

Жора вздохнул.

— Ну… пойдем.

— Я лучше подожду, — ответила я.

Овсянников сходил в отделение и вскоре вернулся, неся в руках листочек бумаги.

— Вот его адрес, — сказал он. — И телефон.

— Подожди, телефон! Это ты из дела взял? Так сколько лет прошло, у него наверняка номер сменился.

— А ты думаешь, я такой идиот? — усмехнулся Жора. — Я только что по справочному узнал его номер. И даже позвонил и предупредил, что сейчас к нему приедет от меня человек.

— Спасибо, Жора! — Я повисла на шее у Овсянникова и услышала, как часто забилось его сердце.

— Поленька, может быть, мы сходим куда-нибудь сегодня вечером? — торопясь, хрипловато спросил он. — Например, ко мне домой?

— Извини, Жора, — радостно ответила я. — Но сегодня как раз я никак не могу. Как-нибудь в другой раз!

С этими словами я завела мотор. Погрустневший Овсянников вылез из машины и стоял, глядя мне вслед. Зато у меня настроение резко улучшилось. Нет, быть женщиной прекрасно! А тем более умной женщиной!

Я мчалась к профессору Караевскому и думала о том, как здорово иметь бывшего мужа-следователя. От него определенно можно получать пользу. Если только умело использовать.

Жил профессор Караевский на Набережной, в большом девятиэтажном доме. Я поднялась на седьмой этаж и позвонила в квартиру. Дверь почти тут же открылась, и на пороге появилась высокая, крупная фигура.

— Вы профессор Караевский? — спросила я.

— Да, а вы Полина Андреевна? — спросил в свою очередь приятный баритон.

— Да.

— Прошу! — Он улыбнулся, широко распахивая дверь и приглашая меня войти.

Я прошла и огляделась. Обстановка в квартире была что надо. Больше всего меня поразило обилие всяких антикварных вещей. Я не люблю всякие финтифлюшки, но у профессора даже вазочки и статуэтки были просто изумительными.

Но больше всего мне понравилось обилие картин на стенах. Настоящих картин, не репродукций.

— Прошу, — повторил Караевский, показывая на мягкое кресло.

Я села и сразу утонула. Кресло было очень удобным. И тоже старинным. «Может, в нем какой Людовик Четырнадцатый сидел?» — мелькнула даже у меня мысль.

— Кофе хотите? — любезно предложил профессор.

Я не отказалась.

— Маша, будьте добры, два кофе, — крикнул он кому-то в кухню.

Вскоре появилась пожилая женщина в простом платье, которая несла подносик с кофе.

— Вам с сахаром? — спросил Караевский.

— Нет, — покачала я головой.

— Фигуру бережете? — Он хитро подмигнул мне.

— Нет, просто не люблю с сахаром, — честно ответила я. — Фигуру я берегу другим способом, — добавила, вспомнив ежедневные тренировки в спортзале.

— Ну как хотите. А я, грешник, с сахаром люблю.

Караевский пока ни о чем меня не спрашивал, ждал, наверное, когда я сама начну разговор. Я не стала злоупотреблять его терпением и попросила:

— Александр Григорьевич, расскажите, пожалуйста, как у вас украли коллекцию старинных монет?

Даже теперь, спустя столько лет, при воспоминании об этом на лицо профессора легла тень.

— Ах, это, — пробормотал он, помешивая ложечкой кофе. — Это… Это было ужасно! Не знаю, как я перенес этот удар. Понимаете, она была так дорога мне, эта коллекция… Я даже вообразить не мог, что ее украдут!

— Почему?

— Потому что я принял все меры. Подключил сигнализацию. Потом старался не оставлять квартиру пустой. В тот день Маша как раз поехала домой… И как назло коллекцию украли!

— Маша — это ваша домработница?

— Да, вы ее только что видели. Она живет с нами уже много лет… Мы тогда были на море с супругой. А Маша оставалась в квартире. Иногда она ездила к себе — у нее дочь больная. И в тот вечер как раз уехала.

— А сигнализация была включена?

— В том-то и дело, что она всегда включена! Так что грешить на Машу, что она забыла ее включить, нельзя. Сигнализация не отключалась ни на минуту!

— Вы так боялись за эту коллекцию?

— Да я боготворил ее! Понимаете, ведь это уникальная коллекция! — с жаром принялся объяснять он.

Но я не понимала. Не понимала, как можно испытывать такое благоговение перед вещами. Пусть они будут даже тысячу раз прекрасны, пусть это будут просто шедевры мирового искусства — все равно это просто вещи. И больше ничего. И нужно относиться к ним соответствующим образом.

Во всяком случае, я бы точно не потеряла сон и аппетит, если бы у меня украли какие-то монеты. Вот если бы современные деньги украли — это да! Вот это был бы удар! А на фига нужны такие монеты, которые никогда все равно не продашь? Толку-то от них? Глаза только пялить? Нет, мне нужно что-то осязаемое, приносящее конкретную пользу, а не просто «ля-ля-фа-фа»!

Я погрузилась в свои мысли и совершенно перестала слушать профессора. Да он и не говорил ничего полезного, просто расписывал уникальность своей коллекции, рассказывал, из чего она состояла. Я не понимала его, но относилась к профессорскому увлечению с уважением. Просто каждый смотрит на мир по-своему. И у каждого свои ценности.

— Там были испанские золотые дублоны, пистоли, даже золотой дирхем Омейядов — ценнейший раритет! — услышала я. Профессор только оседлал своего любимого конька.

— Подождите, Александр Григорьевич, — удалось мне вставить, когда профессор замолчал на секунду, восполняя запас кислорода в легких. — Значит, в тот вечер, когда совершилась кража, квартира была пуста?

— Да.

— Ну, как смогли открыть дверь, я даже не спрашиваю — Седому это раз плюнуть. Кстати, вы были с ним знакомы?

— С кем?

— С Седым? С тем, который вас ограбил?

— Нет, не был. Да нам просто негде было бы познакомиться. Думаю, у нас с ним разные круги общения, — профессор рассмеялся.

— Но ведь откуда-то он знал, что в тот вечер в квартире никого не будет?

— Значит, следил за нами.

— Возможно, — задумчиво проговорила я. — А кто обнаружил пропажу?

— Маша, когда вернулась домой наутро. Ей стало плохо, и она вызвала милицию. А милиции пришлось вызывать «Скорую», потому что Маше стало плохо с сердцем. Нас с женой тоже вызвали с юга, я вылетел в тот же день, как узнал. Отдохнули! Он горько усмехнулся, потом подошел к шкафу и достал из него бутылку коньяку.

— Я прошу прощения, — лицо его покрылось красными пятнами. Чувствовалось, что профессор разнервничался не на шутку, вспоминая эту старую и крайне неприятную историю. — Выпить захотелось. Составите мне компанию? Коньяк превосходный!

— Нет, спасибо, — вежливо отказалась я, не стремясь подчеркивать, что не пью принципиально. Не такая уж я невоспитанная, Олечка, как ты хочешь меня представить!

Профессор налил себе коньяку в маленькую рюмочку и быстро выпил. Потом задумчиво стал смотреть в окно.

Я молча пила кофе.

— Ну так вот, — спохватился он через некоторое время. — Я тогда был просто в шоке. Попал в больницу. Милиция постоянно звонила, сообщала результаты расследования… Потом взяли этого человека, Седого… Я чуть с ума не сошел от радости! Но оказалось, что все напрасно. Коллекции так и не нашли. Он отказался сказать, где спрятал ее. Все напрасно!