Теодор Старджон - Искатель, 1991 № 6 Страница 15

— Вот посмотри, что сделали с хозяином!

Он ткнул еще одну фотографию, но Идримов закрыл глаза.

— А хочешь, я тебе и других покажу! Полюбуйся, что твои дружки с людьми творили!

Если бы можно было никогда не открывать глаз и не возвращаться в столь неожиданно и страшно изменившийся мир!

— Не знаю я ничего, детьми клянусь, не знаю!

— А мы знаем! За десять штук купил «Волгу»! Сказать, у кого? Скажу немного позже! А ты пока поясни: знал, что на машине кровь? Или догадывался?

— Клянусь аллахом: кузов купил, больше ничего не знаю.

— Тогда поедешь с нами! Скупка заведомо краденого у тебя уже есть. А там, может, и на соучастие в убийствах раскрутишься!

Идримов обессиленно откинулся на подушку. Через несколько минут Сергеев и Попов погрузили его на носилки и вынесли в белый санитарный фургон. Совсем не так Султан предполагал покинуть региональный травматологический центр.

Белый санитарный фургон принадлежал спецгруппе «Финал» и предыдущей ночью использовался по прямому назначению. Исполняли Одинцова — насильника и убийцу. Операция прошла без осложнений, если не считать того, что всю дорогу от Степнянска до Тиходонска Одинцов монотонно выл, утробно и страшно. У Попова даже разболелась голова. Неоднократные команды заткнуться смертник оставлял без внимания так же, как угрозы Сергеева вставить кляп. Впрочем, кляп вою не помеха, поэтому угрозу так и не исполнили.

’- Подумаешь, — сказал Шитов, когда Попов в «уголке» попросил у врача таблетку от головной боли. — Надо было открыть камеру и отмудохать его до потери пульса…

— Что я, сюда таблетки беру? — Буренко пожал плечами и замолчал, хотя было видно, что ему хочется продолжить фразу. В короткой борьбе победила пропитанная сарказмом половина натуры доктора.

— Здесь все болячки вот кто вылечивает! — врач указал кивком головы и отвернулся. Ромов недовольно закряхтел, а Шитов громко захохотал, выпустив из рук ненамотанный еще край черного брезента.

— Чего ты ржешь! — неожиданно взорвался Сергеев. — Ты что, на дискотеке? Надо же совесть иметь!

Викентьев успокаивающе похлопал его по руке.

— Номера пять и шесть, — холодно и властно произнес руководитель группы, и атмосфера в сыром подвале сразу построжала. — Работайте в соответствии со своими функциональными обязанностями! Смешки, шутки и анекдоты — в нерабочее время! Это и вас касается, доктор!

Шитов поспешно домотал брезент, затянул ремни.

— Раз, два… — они с Сивцевым подхватили сверток и, пыхтя, потащили по лестнице — это был самый неудобный участок. Лишь уложив груз на носилки в белый фургон, сержанты перевели дух и обменялись впечатлениями.

— Вот дела! — Шитов зажал ноздрю и, чуть отвернувшись, высморкался. — Они мозги вышибают, а мне надо совесть иметь! А чего я сделал? Этому все равно, — он ткнул ногой брезентовый сверток. — Да и они не шибко плачут…

— А я так вообще ни при чем, — пожаловался Сивцев. — За что Кулак на меня полкана спустил?

Обиженные сержанты не пошли в диспетчерскую, а там за двумя бутылками водки происшедший инцидент подвергся тщательному разбору.

— Правильно Сашенька замечание сделал, — хрустя домашним огурцом, сказал Иван Алексеевич. — Для шуток надо знать время и место. Только я вам скажу, что здесь и Николай наш Васильевич виноват.

— Да я просто пошутил, — оправдывающимся тоном начал Буренко. — Воспитанный человек мог улыбнуться… Но этот парень настолько толстокожий, что просто не понимает, как можно себя вести…

— А может, в этой толстокожести и есть его счастье? — неожиданно спросил Попов, хотя вовсе не собирался вступать в разговор. — Разве исполнять расстрел годятся тонкокожие? Воспитанные, начитанные, интеллигентные люди?

Наступила тишина. Приготовившийся разливать Наполеон отставил бутылку. Недобро покосился прокурор, с интересом смотрел Буренко. Лица Сергеева и Викентьева, как всегда, были непроницаемы.

— Это ты зря, Валерочка, — урезонивающе произнес Ромов. — Посмотри на нас всех… И начитанные, возьми хоть доктора, хоть Михайлыча… У меня уже глаза плохие, но газеты — от корки до корки… Да и сам ты разве мало читаешь?

— Много, аксакал, — разомлевший от водки Попов не мог остановиться. — Я даже вычитал главный довод против расстрела. Знаете какой?

Попов сам протянул руку к бутылке, разлил по стаканам, поднял свой.

— Ну, будем!

Подождав остальных, выпил, понюхал хлеб, закусил огурцом.

— Знаете какой? — повторил он, обводя взглядом настороженно ожидающих коллег. — Очень простой. В момент исполнения исполнитель переступает грань, запретную для любого человека. За нарушение этой грани и расстреливают преступника. А в момент расстрела исполнитель становится с ним на одну доску. Но официально. Офи-ци-ально! — по слогам произнёс Попов, назидательно подняв палец. — Но это дела не меняет. Общество избавилось от одного убийцы, но приобрело другого. Да еще профессионального, делающего это многократно.

Попов посмотрел на покрывающееся пятнами лицо первого номера и отыграл назад.

— Вот такое в книжках пишут. Не знаю — правильно, нет…

— Да глупости все это! — грубым голосом сказал первый номер. — Выходит, я убийца, а вы все соучастники?! А судья, вынесший приговор? А кассационный суд? А Президиум? Выходит, все убийцы?! — он перестал сдерживаться и почти кричал. — Давай не будем казнить Удава, Лесухина, Учителя — давай в задницу их целовать! Кто только пишет такую ерунду?!

— Да разное пишут. Одни против смертной казни — они свое доказывают, другие — за, они с первыми спорят. Есть профессор, он в свое время руководил судебной коллегией и, видно, немало расстрельных приговоров вынес, так он предлагает исполнение сделать гласным: в присутствии журналистов, / адвокатов, представителей общественности. Чтоб все ясно и понятно и не ходили слухи про урановые рудники…

— Тоже глупость! — непримиримо отрезал Ромов. — Зачем из этого представление устраивать? Это ведь не театр!

— Валера же объяснил, аксакал. Чтобы все знали: приговор исполняется, никаких замен рудниками. Для гласности, одним словом.

Сергеев разглядывал Ивана Алексеевича в упор и едва заметно улыбался какой-то неопределенной улыбкой.

— А я говорю — глупость! Ну, посуди сам — кто тогда согласится приговор исполнять? Может, еще по телевизору показывать?!

— А чего стыдиться? — с той же странной полуулыбкой продолжал майор. — Закон ведь исполняем! В крайнем случае маску надеть. Или колпак с прорезями…

— Да ну вас к свиньям собачьим! — Иван Алексеевич встал, с грохотом отбросил стул. — Совсем скатились!

Хлопнув дверью, он выскочил во двор.

— Дисциплина ни к черту, — сказал прокурор Викентьеву, — Исполнение превращается в балаган с пьянкой. Чтоб это было в последний раз!

— Пишите на меня представление, — безразлично отозвался второй номер. — Или сами исполняйте. Можете судью с собой прихватить, вдвоем надежней. Справитесь? А у меня группа работает. Худо-бедно, а приговоры в исполнение приводятся. И клиенты не жалуются. — Последнюю фразу он произнес с явной издевкой.

Григорьев отодвинул нетронутый стакан, поднялся и, зажав под мышкой неизменную папку, направился к выходу. Попову показалось, что кособочится он больше обычного.

Да, пора ехать, поздно уже, — сглаживая неловкое молчание, Буренко стал собирать посуду, болтая ни о чем, будто поддерживал общий разговор. — Пойду вымою.

— Зачем вы все это затеяли? — спросил Викентьев, когда они остались втроем. — Ты, Валера, стал много пить. Радыпе прикладывался через силу, по необходимости, а сейчас с удовольствием. Командуешь, разливаешь, разговоры провокационные заводишь… Доктор поутих, так ты хочешь его заменить?

— Брось, Михайлыч! — фамильярно сказал Сергеев, небрежно развалившись на стуле. — Я-то не пил и не пью, трезвый как стеклышко. А скажу то же, что и Валера. Он все правильно сказал. Другое дело, что говорить об этом не принято! Но он живой человек и не такой толстокожий, как этот дурак Шитов, да и мы все, кстати сказать. И он поступил в уголовный розыск, а не в спецгруппу! Я, кстати, с самого начала был против. Да я и сам поступал в уголовный розыск…

— Что ты из себя целку строишь! — Викентьев ударил железной ладонью по столу, бутылка подпрыгнула и со звоном упала на пол. — Я тебя совратил?! Тебе предложили, ты согласился, да и он тоже! Взрослые мужчины, свои головы на плечах! А теперь виноватого ищете? Да пошли вы знаете куда?!

— Я не жалуюсь и виноватых не ищу, — сказал Попов. — Просто черт за язык дернул…

Викентьев уставился на Сергеева, ожидая, что скажет тот. Но Сергеев ничего не сказал и даже не изменил развязной позы. Пожалуй, впервые тяжелый, парализующий волю взгляд Железного кулака не оказал обычного воздействия. Попову показалось, что Сергеев именно это и хотел продемонстрировать руководителю спецгруппы.