Н. Борисов - Дело передается в суд Страница 15

Два раза просить архивариуса не пришлось, и вот что я от него узнал.

Владимир Степанович Греков родился в семье врача-хирурга. После войны семья переехала в Таллин.

Если верно то, что дурные наклонности и характер человека формируются уже в детские годы, то лучшим примером этому мог служить юный Греков. Уже в школе он имел два привода за хулиганство. Тогда же он пришел к выводу, что с кулаком на общество не попрешь, нужно что-то более современное. Первая его крупная махинация с демонстрацией художественных фильмов на дому действительно не попала в поле зрения органов милиции, но спекуляцию с крупной партией жевательной резинки уже должен был, используя все свои связи, покрывать отец. После окончания школы по настоянию отца Владимир Греков уехал в другой город учиться в медицинском институте. Старый хирург надеялся, что перемена обстановки, а главное, наука, которой он посвятил всю свою жизнь, сделают его сына человеком. Владимир Греков на новом месте действительно сумел обратить на себя внимание, но не совсем так, как хотел его отец.

Проучившись в институте всего два года, он во время летних каникул принял участие в крупной афере с поддельными ордерами на обыск, с помощью которых ему со своими дружками удалось ограбить квартиры трех спекулянтов — работников торговли. Расчет грабителей был точен. Двое из потерпевших настолько погрязли в своих спекуляциях, что не рискнули жаловаться. Третий же, заведующий отделом в мебельном магазине, очевидно считая, что ему нечего бояться, пошел выяснять, за что у него конфисковали имущество. Так Владимир Греков первый раз попал в тюрьму.

Все это мне рассказал старичок архивариус.

Дальнейшую же судьбу Грекова я выяснял уже в архивах городского суда. Второй раз Греков был арестован за махинации с театральными билетами.

В колонии Греков сдружился со старым, матерым уголовником. После освобождения из заключения они встретились, и старый уголовник приучил Грекова к наркотикам. И от этого далеко не безоблачная жизнь Грекова стала теперь для него сущим адом. Каждый день, каждый час он должен был думать об одном — как бы добыть очередную порцию наркотиков. Жить без них он уже не мог.

После того как мы выяснили настоящую фамилию Рязанцева-Викторова, нам осталась, как говаривал наш университетский преподаватель уголовного права, «сущая безделица» — найти Владимира Грекова среди двухсот двадцати миллионов жителей страны.

Последняя из известных нам жертв Грекова — дочь старого токаря (болезнь его была так запущена, что врачи даже отказались делать операцию) — рассказала нам, что встретилась с Грековым около семи часов вечера в районе вокзала и что преступник, очевидно, спешил куда-то, так как все время поглядывал на часы.

Среди многих разработанных нами версий особенного внимания заслуживала одна: так как после посещения Грековым больницы консервного завода прошло уже несколько дней, а о нем ничего больше не было слышно, значит, Греков покинул наш город. Сразу же после встречи с дочерью токаря, которую Греков, спеша, вызвал к вокзалу, он уехал на поезде, и скорее всего — в Прибалтику, то есть в места, хорошо ему знакомые. Куда же он мог направиться? Небольшие населенные пункты не должны были привлечь внимание преступника — он казался нам слишком для этого приметным и слишком велики были масштабы его деятельности. Вероятно, он решил затеряться в каком-то большом городе, например в Таллине; можно было предположить, что под своей настоящей фамилией и с собственным паспортом Греков не побоится вернуться домой.

Установленное за домом Грекова в Таллине и за перепиской его семьи наблюдение, однако, ни к чему не привело. Преступник оказался слишком осторожным. Да и не очень многое связывало его с семьей, которая уже перестала надеяться на то, что он станет когда-нибудь честным человеком. Тогда возникло другое предположение: Греков мог поехать еще в два крупных города Прибалтики — Ригу и Вильнюс. На них-то мы и решили сосредоточить свое внимание. Однако новое известие, которое нам сообщил Кунгурцев, разрушило наши планы.

— Я вас собрал сегодня, друзья мои, — торжественно сказал Кунгурцев, — чтобы честно признаться в своей ошибке.

Мы затаили дыхание. Ошибки Кунгурцев совершал не часто.

— Дело в том, — продолжал Петр Иванович, — что проклятый Греков опять раздвоился, и кто Греков, кто Рязанцев, а кто Викторов я уже совсем перестал понимать. Вчера в одном из среднерусских городов, а вовсе не в Прибалтике, в аптеке был взломан сейф и была совершена попытка похитить наркотические средства. Преступника застали на месте преступления. Убегая, он растерял лекарства буквально в двух метрах от аптеки. Задержать вора не удалось, хотя за ним и была организована погоня. Преследовавший его оперативный работник сумел вскочить за взломщиком сейфа в отходящий от вокзала пригородный поезд, но преступник успел выскочить из него, пока поезд набирал скорость. Оперативнику же не удалось это сделать из-за проходящего встречного поезда. В результате преследуемому удалось скрыться. Однако работник милиции зафиксировал в своей памяти его внешность так четко, как будто он сделал это с помощью фотоаппарата. Рост, мощные плечи, крупное лицо с близко поставленными глазами — все это отличительные приметы нашего знакомого Грекова. Возле сейфа сотрудники милиции нашли, как видно выпавший из кармана взломщика, трамвайный билетик нашего города. Поэтому-то местное управление милиции немедленно запросило нас о злоумышленнике. В тот же день некто, опять по приметам похожий на Грекова, был задержан при попытке проникнуть в аптечный склад небольшого городка на Южном Урале. У него был изъят паспорт на имя Рязанцева. В отделении милиции с Рязанцевым случился припадок. Его положили в больницу и приставили к нему милиционера. Но ночью ему удалось бежать через окно туалета.

— Кстати, — сказал я, когда Кунгурцев закончил. — Вы говорили о какой-то вашей ошибке, о каком-то раздвоении Грекова. Почему же он не мог в один и тот же день побывать в двух городах?

— Да потому, что между этими городами расстояние в две тысячи километров.

— Ну, на самолете… — сказал Миша Петелин.

— Я узнавал, — быстро возразил Кунгурцев. — В этот день была ненастная погода, и все самолетные рейсы были отменены.

Сообщение Кунгурцева нанесло тяжелый удар по нашей стройной теории. Теперь получалось, что орудуют все-таки два наглых преступника. Единственным нашим утешением оставалось то, что хоть один из них обязательно должен быть Грековым.

Тем временем наблюдение за домом Грекова в Таллине принесло свои плоды. Его отец отправил письмо, которое привлекло внимание милиции. На конверте было написано: «Вильнюс, до востребования, Грекову Владимиру Степановичу». Однако за письмом никто не явился. На всякий случай были предупреждены все больницы и аптеки города, а милиции сообщены его приметы.

— Вот что, Виктор, — сказал мне Петр Иванович Кунгурцев буквально за три часа до Нового года. — Придется вам отправиться в Вильнюс. Только что нам сообщили, что там задержан человек без документов, отказывающийся назвать свою фамилию. Он жалуется на боли в области почек и требует, чтобы ему немедленно сделали укол омнопона. Сведения о себе он согласен дать только при этом условии. Судя по его внешним данным, это Греков. Наконец-то он в наших руках.

— Один из двух Грековых, — сказал я.

— Нет, второго все-таки не существует, я не успел еще вам рассказать, что разъяснилось загадочное появление двух похожих преступников почти в одно время в разных городах. Оказывается, Греков уговорил начальника аэропорта отправить его на внерейсовом грузовом самолете, сославшись на то, что у него умирает мать, хотя никакого телеграфного подтверждения у него, конечно, не было.

По дороге в Вильнюс я вспоминал подробности задержания Грекова, которые мне рассказал Кунгурцев перед отъездом.

…Рано утром в кабинете главного врача одной из больниц Вильнюса раздался звонок из финансовой части Горздравотдела.

— Через полчаса к вам прибудет с ревизией инспектор Министерства здравоохранения, — сказал басистый мужской голос. — Выпишите ему пропуск и по возможности приведите в порядок отчетность. К сожалению, предупредить вас заранее мы не имели возможности.

А через некоторое время в дверь кабинета главного врача действительно постучался высокий, широкоплечий мужчина в черном костюме, чудом не разлезавшемся на его могучих плечах. Он представился ревизором министерства, два часа назад приехавшим из Москвы.

Гость из Москвы оказался на редкость любезным человеком. Он не выразил желания ходить по больнице, бегло и, как показалось главному врачу, рассеянно полистал годовой финансовый отчет, штатное расписание и платежные ведомости, а затем, оставшись наедине с главным врачом, тонко намекнул ему, что вообще готов никого не обременять своим присутствием и немедленно покинуть больницу, разумеется за известную мзду. Главный врач был спокойным, даже несколько флегматичным человеком. Он не бросился с кулаками на ревизора за его циничное предложение, а просто сделал вид, что не понял намека. Дела больницы велись образцово, и опасаться можно было разве что за ошибки, допущенные случайно. По существу же никаких нарушений закона быть не могло. В этом главный врач был совершенно уверен.