Дело № 113 - Эмиль Габорио Страница 15

И он исчез.

Жипси находилась от него уже на расстоянии восьми или десяти минут, но он ловко выследил ее и пошел за нею. На площади Шатле она сделала два или три тура, прочитала театральные афиши, посидела с минуту на скамье и, наконец, без четверти девять отправилась в бюро омнибусов. Жипси поместилась в дальнем углу, в тени. В бюро толпилось много народу. Люди входили и выходили, выкрикивались номера, и происходила раздача корреспонденции.

Наконец на городской думе пробило девять часов, и в бюро вошел какой-то господин. Не осведомляясь в кассе о доставшемся ему номере места в омнибусе, он подошел прямо к Жипси, поздоровался с ней и сел рядом.

Это был не толстый и не худой господин, высокого роста, с рыжей бородой, не представлявший собою ничего интересного и ничем не отличавшийся от других.

Фанферло уставился на него во все глаза. К несчастью, он не мог ничего услышать из того, о чем они говорили. Все, что ему оставалось сделать, это только догадываться о предмете их разговора по их жестам и по игре их физиономий.

«Экий я идиот! – злился на себя Фанферло. – Занять место так далеко!» И он уже хотел как-нибудь тайком приблизиться к ним, как вдруг высокий господин поднялся с места, подал руку Жипси, которая без церемоний взяла ее, и они вместе направились к выходу.

Подойдя к двери, Фанферло увидал, что высокий господин и Жипси недалеко от бюро омнибусов наняли извозчика и сели в фиакр.

– Превосходно! – пробормотал Фанферло. – Теперь уж они от меня не уйдут. Нечего торопиться!

Фиакр поехал к Севастопольскому бульвару. Он продвигался вперед довольно быстро, но для Фанферло это ничего не значило. Широко расставив локти и еле сдерживая дыхание, он побежал за ним вслед. Однако же, добежав до бульвара Сен-Дени, он стал задыхаться и почувствовал легкую боль в боку, а фиакр тем временем уже въезжал на улицу Форбур-Сен-Мартен. Тогда Фанферло уцепился за его рессоры и примостился на его оси. Здесь было очень неудобно, но он уже не стал рисковать собою, чтобы не потерять из вида фиакр.

– Однако! – усмехнулся он себе в фальшивую бороду. – Хлесткий извозчик!

Наконец экипаж остановился около какого-то кабачка, извозчик слез с козел и пошел выпить.

Сыщик покинул свое неудобное место и, притаившись за дверью, приготовился бежать вслед за высоким господином и Жипси, как только они вылезут из экипажа.

Но прошло пять минут, а они все еще не вылезали.

«Что они там делают?» – подумал сыщик.

И он подкрался к карете и заглянул исподтишка в окно.

Какая подлость! Карета была пуста.

Точно ушат холодной воды сразу вылили на Фанферло. Он остановился как вкопанный и окаменел, как жена Лота.

– Ах, черт возьми! – воскликнул он. – Удрали! Ну, хорошо же!

И он стал быстро соображать, что произошло.

– Очевидно, – пробормотал он, – этот индивидуум и Жипси вошли в одну дверцу кареты, а вышли в другую. Маневр самый элементарный. Но несомненно, что они его задумали еще раньше, так как ожидали погони. А если они боялись погони, то, значит, у них нечиста совесть. Следовательно…

Но тут ему пришла мысль допросить обо всем извозчика. Наверное, ему кое-что известно.

К несчастью, извозчик был очень выпивши и отказался говорить наотрез и так многозначительно помахивал кнутом, что Фанферло счел более благоразумным ретироваться.

Что теперь оставалось ему делать? Вся изобретательность покинула его. Печальный, побрел он домой, и было уже около полуночи, когда он позвонил в свою квартиру.

– Жипси вернулась? – спросил он первым делом.

– Нет, но откуда-то ей принесли два громадных свертка.

Фанферло принялся обшаривать эти свертки. В них находились три костюма, большие сапоги, простые юбки и чепцы.

Сыщик не мог удержаться от негодования.

– Что ж это такое? – воскликнул он. – Она хочет наряжаться? Теперь уж и я теряюсь!

И еще долгое время муж и жена разговаривали об этом приключении, рассматривая дело со всех сторон, изучая его и стараясь найти ему возможное объяснение. Они решили не укладываться спать до тех пор, пока не вернется Жипси, от которой мадам Александра надеялась добиться хотя бы каких-нибудь разъяснений.

Но вернется ли она? Это был еще большой вопрос!

Однако же Жипси вернулась во втором часу ночи. Едва только раздался ее звонок, как Фанферло моментально исчез в своем кабинете и его жена осталась одна.

– Наконец-то! – воскликнула она. – Вот и вы, дорогое, мое дитя! Ну как? Все благополучно? Я так о вас беспокоилась!..

– Благодарю вас за ваше участие ко мне… – отвечала Жипси. – Мне ничего не приносили?

Она вернулась совсем другою, чем ушла из дому: она казалась печальной, но уже не угнетенной, как прежде. После прострации первых дней твердая и бесповоротная решимость сквозила во всей ее фигуре, и глаза засветились блеском.

– Вот принесли вам откуда-то свертки, – отвечала Александра… – Видели вы господина Бертоми?

– Да, и он так успокоил меня, что завтра же, к сожалению своему, я должна с вами распрощаться… Я уезжаю.

– Завтра! – воскликнула госпожа Фанферло. – Разве что-нибудь случилось?

– Ничего такого, что может вас интересовать.

И, отвернув газовый рожок, Жипси многозначительно пожелала ей спокойной ночи и ушла к себе.

– Что ты думаешь об этом? – спросил жену Фанферло, вынырнув из своей засады.

– Что-то невероятное! Сама же зовет сюда на свидание Кламерана и вдруг не желает его дожидаться.

– Очевидно, она теперь презирает нас, она узнала, кто я такой!

– Вероятно, ее просветил в этом ее миленький кассир.

– Ну, кто знает! Я уже начинаю плохо верить в себя.

– Послушайся ты меня, сходи к Лекоку!

Фанферло подумал.

– Ладно! Будь по-твоему! – сказал он. – Я пойду к нему, но только единственно для успокоения совести, потому что где я ничего не вижу, там и он ничего не увидит.

Сыщик плохо спал всю эту ночь или, лучше сказать, не спал вовсе, занятый обдумыванием дела Бертоми, как драматург своей пьесой. Так как Лекока можно было застать только рано утром, то он встал в половине седьмого, наскоро выпил чашку кофе и отправился к знаменитому сыщику.

Ему отворил слуга Лекока, Жануйль, бывший каторжник, вооруженный карабином, преданный своему господину больше, чем собака пастуху.

– Что ж вы тут приросли, что ли? – обратился он к Фанферло. – Входите! Барин занимается в кабинете.

Посреди большой комнаты, довольно странно меблированной, представлявшей собою не то студию ученого, не то уборную актера, сидел за письменным столом тот самый господин в золотых очках, который в кулуарах судебного следствия сказал Просперу Бертоми: «Бодритесь».

Это