Тень - Иван Борисович Филиппов Страница 15

– Это тебя кислотой полили, – сказал за спиной чей-то хриплый голос. – Они все лицо тебе спалить хотели, только промазали. С высоты несподручно кислоту лить, попасть сложно.

Степа обернулся. От дальней стены колодца в его сторону шел невысокий пожилой человек в странной военной форме. Под ногами человека хрустнула упорная сороконожка, крысы бросились во все стороны. Человек изловчился и наподдал одной из них ногой так, что крыса описала в воздухе дугу и смачно шлепнулась о стену колодца.

– Фомич. Фомичом меня кличут, – представился человек.

Когда он подошел к Степе поближе, он смог наконец разглядеть его получше. Фомич был крепко сложенным мужчиной среднего роста, про таких говорят «коренастый». Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять: говорит он непременно с каким-нибудь сильным деревенским акцентом, и если бы не странная форма, то Степа легко бы мог представить себе Фомича за рулем трактора или в сарае со скотиной. Его густые усы едва тронула седина, и, на Степин опытный взгляд, было ему лет шестьдесят с небольшим. При тусклом свете он рассмотрел форму, в которую был одет Фомич. Он не сразу, но узнал ее: это была форма времен Великой Отечественной войны – уже с погонами. Степа когда-то читал книжку про войну, и в его памяти навсегда остались картинки; кажется, если бы он напрягся, даже смог бы объяснить разницу между полевыми и повседневными погонами и значение цвета канта на них.

– Ну что, мусор, очухался? – Фомич подошел к Степе вплотную. Вблизи этот странный военный совсем не выглядел дружелюбным. – Вспомнил, где был сейчас?

Степа изумленно пожал плечами. Слишком много потрясений испытал за несколько минут. Сейчас он чувствовал себя немного потерянным. Агрессивный тон собеседника неожиданно придал ему уверенности.

– Ты, мужик, о чем говоришь вообще?

– Ты мне, мусор, не тыкай. Мы с тобой не ровня. А говорю я про то, почему ты так щас орал. Я чуть не оглох.

Фомич выжидающе уставился на Степу.

– Сон мне нехороший приснился, – нашелся наконец что ответить Степа.

– Это не сон был, – Фомич вдруг стал совсем серьезным. – Это ты умер и в ад попал. Сутки там провел.

– Мне казалось, что дольше… – Степа почесал голову. Он никогда не был особенно религиозным, но примерно концепцию ада и рая себе представлял хорошо. – Но если я в аду был, то почему мы с тобой сейчас разговариваем? Оттуда ведь не возвращаются. Или это тоже ад?

– Не ад. Ад ты ни с чем не перепутаешь, – хмуро ответил Фомич, и по его ответу Степа понял, что тот почему-то знает, о чем говорит, и что он когда-то тоже бывал… там.

Фомич повернулся к Степе спиной, и он увидел старый автомат ППШ с круглым дисковым магазином-бубном, болтавшийся у него на длинном ремне через спину. Мужик как будто сошел с открытки к Девятому мая, ему не хватало только запеть низким красивым баритоном что-нибудь типа «этот день мы приближали, как могли». Степа хотел что-то сказать, но Фомич перебил его.

– Неча время терять. Идем. Ждут тебя уже.

Степа не понимал, куда идти, и не мог представить себе, кто мог бы его ждать, но сказанные уверенным голосом слова приказа возымели должное действие. За последние семнадцать лет Степа привык, что приказы надо выполнять, несмотря ни на что, и он молча пошел за Фомичом. Через несколько шагов Степа понял: то, что он принял за дальнюю стену колодца, было лишь густой тенью. Они шли по узкому коридору, и скоро бетон под ногами сменился гулкой брусчаткой. Еще пара метров и… Степа обернулся, чтобы проверить, не показалось ли ему, но нет: за его спиной ничего не было, только парк. Они вышли, словно из воздуха, и очутились на гравиевой дорожке большого ухоженного парка. Степа остановился. «Этой чертовщине должно быть какое-то объяснение, – думал он в панике. – Сначала в меня стреляли, потом я где-то был, ну или мне привиделось, что я где-то был, а теперь меня куда-то ведет ветеран Великой Отечественной, который выглядит на шестьдесят, хотя ему должно быть минимум девяносто четыре». Фомич поманил Степу за собой.

– Не останавливайся. Ждут нас. И по сторонам неча глазеть, еще насмотришься.

Степа решил отложить размышления и двинулся за Фомичом. Они прошли пару метров по дорожке парка и вышли на мощеную дорогу. Степе казалось, что он узнает это место. Вот пригорок, на котором должна стоять уродливая стела, вот тут будут трамвайные пути, а справа должна изгибаться Яуза, опутанная мостами и эстакадами Третьего кольца. Но ничего этого не было. Да, Яуза все еще изгибалась, но пригорок был девственно чист. Там, где должен был стоять странный монумент, лишь шелестела трава. Степа испуганно оглянулся по сторонам и оторопел.

Вокруг него, возле выхода из парка, стояли в ряд дома. Тут были и бревенчатые избы, и высокие резные терема, и основательные купеческие каменные палаты, и даже изящные дворцы. Все они теснились вдоль широкой мощеной улицы. Многие из них не заканчивались крышей, но устремлялись куда-то вверх как причудливые архитектурные сталактиты. Чем выше уходили стены таких домов, тем больше они менялись. Изба превращалась в дощатый дом, затем в кирпичный особняк, чьи клетчатые стены терялись наверху в облаках. Колоннады дворцов тянулись на сотни метров, создавая ощущение… корней. Корни, вдруг подумал Степа. Не мертвые сталактиты, а живые корни… Он поднял взгляд и всмотрелся в облака.

Степа напрасно искал на «небе» солнце, пока не понял, что его просто нет. Его не закрывают тучи, это небо было полностью лишено единого источника света. Оно само по себе светилось и мерцало разными огнями, от ярко-красного до приглушенно-фиолетового. Небо опутывали километры странных нитей – электрических и голубых, сверкающих и тихо потрескивающих. Изредка по всему небу пробегали всполохи, и Степа отчетливо слышал стук железнодорожных колес.

Степа перевел взгляд на Яузу. За рекой громоздился причудливый город. Он состоял из странных домов, уходящих ввысь, но он видел невысокие здания с почерневшими верхними этажами или отдельно стоящие терема, соборы и дворцы. Иногда же между домами тянулись пустыри, над которыми высоко в небе нависали их разломанные останки: как будто кто-то лопатой или топором перерубил корень, и один съежился и умер в темноте, а второй застыл над ним мертвым напоминанием. Вдалеке, где-то в районе Лубянки, мутно светилось красное зарево, а за ним… Степа