Законы разведки - Сергей Иванович Бортников Страница 15

– Абсолютно правильно. – Кажется, я уже искренне заразился Перфильевской фразеологии.

– Значит, что я должен предпринять? – возгласил Перфильев.

– Это вы у меня спрашиваете?

– Нет, я вслух размышляю, – честно признался генсекообразный следователь. – И не возникает сомнений, что я должен написать отношение экспертам, чтобы уточнили, где находятся ваши отпечатки, а где – Изотова…

– Соображаете, – не мог не признать я.

– И, если наша догадка подтвердится… – (Какое нахальство! Наша! А?!) – ваша невиновность будет практически доказана, – радостно сообщил следователь.

– Именно так.

– Кто же тогда владелец пистолета? Ты понимаешь что-нибудь? – внезапно и совершенно непринужденно переходя на «ты», спросил Перфильев.

– Нет.

– Мне этот «Стечкин», вернее, его хозяин – просто позарез нужен! Гичковский – один из самых крупных и, заметь, последних авторитетов в «тамбовской» ОПГ…

– Что еще за ОПГ?

– Организованная преступная группировка. Если Барон, – кстати, это новый твой сосед, гражданин Мисютин, которого к тебе подселили…

– Мы уже знакомы.

– Ну да. Не перебивай. Если Барон у них самый главный контрразведчик, то Гичка считался основным организатором, так сказать, мозгом банды. Его, как это часто бывает, грохнули в подъезде собственного дома. Киллер был профессионалом. Два выстрела, второй контрольный, оба – смертельные. Но оружие, этот самый «Стечкин», не выбросил, как многие его коллеги.

– Жалко «ствола» стало?

– Нет. Здесь другое. Он был уверен, что никто не станет искать пистолет!

– Почему?

– Потому что это был милиционер, Изотов! Точно – его работа… Завтра же снова допрошу всю эту четверку! Вы уж не обессудьте, Кирилл Филиппович, – вернулся к привычному обращению Перфильев, – но до понедельника придется побыть в тюрьме. Я лично уже уверен в вашей невиновности, но, знаете ли, не стоит торопить события…

– Вот-вот, не стоит. Нам сейчас так весело вдвоем.

Перфильев среагировал на иронию, – да и не мог не знать, что ни тюрьма вообще, ни мисютинская компания – это не те развлечения, которые хотелось бы продлить; но поскольку принять срочные меры к моему освобождению не входило в его планы, постарался уговорить, придав максимальную доверительность и убедительность тону:

– Эта четверка должна чувствовать себя в полной безопасности. Понимаешь, если они узнают – а они, к сожалению, узнают наверняка! – что ты освобожден, то примут какие-то меры… Посовещаются… Может, кто-то уедет… А так – ты сидишь под следствием, значит, с их точки зрения, все спокойно, все идет по плану… И я вызову их, чтобы уточнить лишь некоторые незначительные детали… Обычная формальность!

Как легко перескакивает господин Перфильев с «вы» на «ты» и наоборот!

Оба варианта обращения призваны подчеркнуть, оттенить колебания его настроения. Если надо унизить – «ты» произносится презрительно и брезгливо, если демонстрируется уважение – звучит заискивающее «вы».

Совершенно иные интонации вкладываются в эти местоимения, когда следователь хочет подчеркнуть доверительность беседы. Тогда «ты» произносится непринужденно, словно вы знакомы сто лет, а в этом разговоре являетесь не подследственным, а близким другом, в худшем случае – просто приятным собеседником.

Слово «вы» зазвучит совершенно иначе, – обличительно-оскорбительно, если после него употребить существительные «подлец» или «негодяй».

«Вы подлец», – это совершенно не то, что «ты подлец», это намного страшнее, и горе вам, если такое обращение применит следователь…

Перфильев уже не хотел уличать меня в преступлении, которое я не совершал. Он просил совета – и доверительное обращение на «ты» призвано было подчеркнуть наше одинаковое положение, если хотите, даже равенство.

– В общем, потерпи еще пару дней, Кирилл Филиппович. На следующей неделе я тебя освобожу, возьмем Марка Борисовича и вместе отметим это радостное событие. О'кей?

– Ладно, – вяло согласился я…

Глава 15

После двух лет примерной сверхсрочной службы я возвращался в родной город. Мой кошелек, вернее, выполняющий его роль кейс, только входящий в моду под названием «дипломат», был довольно туго набит новенькими хрустящими купюрами. В те годы мы зарабатывали неплохо. Да и родное Ведомство, как вы уже знаете, не поскупилось на подъемные…

От вокзала домой добирался на такси. Попросил пожилого водителя провезти меня через весь город и из окон «Волги» любовался его достопримечательностями. Прямой, как стрела, Невский проспект, взметнувшийся в небо шпиль Адмиралтейства, величественный Исаакиевский собор – вот визитные карточки моего города, известные всему миру. Все в снегу, как в пуху – декабрь месяц!

Возле Дворца культуры имени Ленсовета попросил остановиться и от груовских щедрот отстегнул таксисту четвертной.

Дальше пошел пешком. Родная Карповка не замерзла и выглядела чернее обычного, по ней плыли какие-то щепки и презервативы, смрадный запах поднимался над Пионерским мостом. Раньше было не так? Или я был не такой?

Влетаю в знакомую арку, подымаюсь на четвертый этаж.

– Мама!

– Кирилл!..

Отчим, Виктор Васильевич, тоже спешил навстречу. Славный мужик, и обрадовался мне, как родному сыну.

Стол быстро заставили всевозможными яствами. Соседи по такому уважительному поводу не путались под ногами и не появлялись на кухне, так что мама мгновенно приготовила это изобилие.

– Ты надолго, сынок?

– Навсегда.

Объятия, поцелуи, слезы… Непривычен я к эти делам, вот и начали подрагивать веки…

Но самое интересное было впереди. Когда я вывалил на стол из «дипломата» кучу денег.

– Ты что, банк ограбил? – испугалась мама. А отчим вообще пулей вылетел в коридор – поглядеть, не подслушивает ли кто из соседей.

– Я похож на бандита?

– Нет. Но откуда столько денег?

– Зарплата за два года, плюс пайковые, плюс за неиспользованный отпуск, плюс дембельские, плюс прыжковые…

– И сколько же ты напрыгал? – со знанием дела поинтересовался Виктор Васильевич. Во время прошлого приезда я узнал, что отчим в свое время учился в Канске на бортрадиста и по окончании ШМАСа[3] совершил один зачетный прыжок. Что дало ему основания всю жизнь на полном серьезе утверждать: «У меня два прыжка. Первый и последний!»

Я с гордостью выложил на стол значок парашютиста, на котором снизу колыхалась висюлька с красноречивыми цифрами – «500».

– И не страшно было? – то ли любопытствует, то ли восхищается сыночком мама.

– Отчего же нет. Особенно когда приходилось раскрывать основной парашют на малых высотах. Не дай бог, что-то не так – запаску открыть уже не успеешь.

– Ну герой… Герой… Деньги положим на сберкнижку… До свадьбы нарастут проценты…

– Нет, мама. Невеста у меня в Балхаше осталась. Обещала вскоре переехать в Ленинград. Так что я останусь на Карповке. А вы с Виктором Васильевичем на эти деньги купите себе кооператив.

Такое решение безумно всем понравилось. Особенно отчиму, который и так в каждом сне видел тот прекрасный день, когда наконец он смоется из этого коммунального рая, в первую очередь от