Владимир Шитов - Собор без крестов Страница 16

за свои промахи сам и не тянуть за собой никого из нас. Не мне вас учить осторожности и что говорить

следователю, когда придется...

За все время разговора Сарафана Борода не произнес ни одного слова.

— Чего молчишь, Борода? — спросил тревожно Валет.

— Мне нечего говорить. Как решите, так и будет, — ушел от ответа он.

— Руки у Сарафана золотые, но они не только его, но и нас могут привести к стенке, а поэтому пока не

поздно, при наличии такой кучи денег у каждого, лучше всего разбежаться, — поддержал Сарафана осторожный

Диспетчер, который был самым грамотным среди присутствующих, а поэтому иногда позволял себе роскошь вы-

сказывать свое мнение ранее других. Диспетчер решился высказать свое мнение еще и потому, что среди

присутствующих для него был один авторитет — Сарафан, сделавший его богатым, поэтому мнение других его

не беспокоило.Кроме того, он знал, что если будут новые дела, то ни Сарафан, ни Борода без него не обойдутся.

— Цыган, чего в молчанку играешь? — подогнал Диспетчер соседа за столом.

— Я, как все, — неопределенно пробурчал Цыган. — Только присосались к жиле, и вот теперь разбегаться, —

разочарованно пробасил в заключение он.

— Когда пересосешь г...на, лопнуть можно, — пошутил Диспетчер, вызвав смех присутствующих.

— Я не возражаю против предложения Сарафана, — сказал свое слово Валет.

Только тогда заговорил Борода:

— Я, как никто другой, вас всех понимаю и хотел бы возразить, но не имею права. Вы все знаете мое мнение

по вопросу сохранения «семьи». Вы, наверное, не забыли мою беседу с Сарафаном? А сейчас его доводы

убедили меня в необходимости передышки. А теперь, дорогие мои соучастники, давайте выпьем за посетившую

нас удачу, за нюх Станислава Генриховича, за золотые руки Сарафана, за вас...

Когда Борода с Сарафаном вновь остались вдвоем, Борода удрученно выдавил:

— Неделю тому назад кто бы мог подумать, что я прогоню от себя своими руками хлопцев.

— Ты слышал, что сказал Цыган? Только присосался к золотой жиле, и его от титьки оторвали, а то, что эта

жила может для меня кончиться вышкой, его не щекотит. А меня их судьба не щекотит, тем более мы их не

обидели, — успокаивая себя, выдавил Сарафан.

— Если бы я тебя не понял, если бы ты мне был чужим, беседа сегодня была бы с другим результатом, —

похлопав Сарафана по плечу, согласился Борода.

— Есть разговор, правда, не на мильон, но на круглую сумму, — изменив тон, заговорил Сарафан. — Мой

учитель, выдавая мне «диплом», поставил условие, чтобы я с первой своей добычи на его сберкнижку срочного

вклада с дополнительными взносами подкинул деньжат.

— С какой стати мы теперь будем делиться с Лапой? — удивленно возразил Борода, не желая расставаться

с оставшейся долей. — Я ему за твою учебу заплатил сполна.

— Лапа сказал, что как отбудет свой срок, то новый ни отбывать, ни тянуть не собирается — завяжет с

прошлым. Не хочет умирать в зоне, а поэтому просил меня оказать ему на первое время помощь. Я обещал ему.

— Хитер бродяга! Научился сосать молоко сразу из двух титек, — восхищенно произнес Борода, позавидовав

предусмотрительности Лапы.

— Сколько думаешь ему отвалить? — настороженно поинтересовался он.

— Думаю, кусков пять, — решительно заявил Сарафан.

— Жалко расставаться с деньгами, но не уважить Лапу, конечно, грешно нам при такой добыче. Меньше не

пошлешь, обидится, — согласился с Сарафаном Борода.

Глава 14

Белозерский тяжело переживал утрату своего капитала. Потрясение было до такой степени сильным, что его

едва не хватил удар.

Он несколько дней болел, ни с кем не желая говорить. Из объяснений тети он понял, что она стала жертвой

электрика, в соучастии с которым ее он заподозрить никак не мог.

Обнаружив кражу, он от горя хотел повеситься. Все рушилось, все жертвы оказались напрасными, ему

хотелось все крушить и ломать. Он, наверное, дал бы волю своей ярости, но боли в сердце сдержали его. А

поразмыслив, удивился, что такие глупые мысли могли прийти ему в голову.

«Я шестнадцать лет всего себя отдавал работе, в совершенстве изучил производство. Мой учет охватил

движение каждого килограмма мясопродуктов в холодильнике. Я не похищал у государства ни килограмма. Я

брал то, что смог сэкономить в результате своих знаний, и вот какой-то шулер одним махом раздел меня до

нитки.

Сколько моего труда, нервов, здоровья было вложено в похищенное, и все оказалось зря. Для чего дальше

жить и как?..

На электрика в милицию не заявишь, своими силами я его не найду, а поэтому плакали мои денежки. Не

сомневаюсь в одном: электрик не случайно вышел на меня, его кто-то направил, но кто? Кто мог подложить мне

такую свинью?» — в отчаянии думал Анатолий Борисович.

Перебрав всех своих знакомых, он пришел к выводу, что, кроме Фахрата, так с ним поступить больше никто

не мог.

«Он мне угрожал в ресторане прямо в глаза и теперь таким подлым способом привел свою угрозу в

исполнение. А я-то думал, что только со стороны органов мне исходит угроза... Как же мне «отблагодарить»

Фахрата? Закладывать его не в моих интересах... Поджечь его машину? Это будет лишь комариным укусом. Я не

знаю уголовников, а то нанял бы убийцу, а самому пачкать руки о такую дрянь для меня слишком низко...»

Однако Белозерский воздержался от убийства Фахрата совсем по другой причине. Имея дом, машину и дачу, купленную на имя дочери, и еще кое-какие сбережения, он не хотел всего этого лишиться из-за какой-то гнилой

продажной твари. «Однако ему надо устроить хорошую встряску», — мстительно подумал он.

Приятно проведя время в ресторане «Домик лесника» со своей новой знакомой, белокурой развязной

девицей, Фахрат, подогретый спиртным, включил в машине магнитофон и под звуки старого танго отъехал со

стояночной площадки, отвлекаемый пьяным шепотом подруги.

Блаженно улыбаясь, он думал о том, где найти пристань для любовных утех.

Двигаясь по трассе, он случайно обратил внимание на проблески пламени из-под капота его автомобиля.

— Что за черт? — испуганно вскрикнул он, выходя поспешно из автомобиля. Открыть капот он не смог: по-

видимому, испортился замок.

Неожиданно огонь факелом выплеснулся из-под капота, распространяясь на весь автомобиль. Новая

знакомая, истерически закричав, вылезла из автомобиля и отбежала на обочину. Ее примеру последовал Фахрат

и сделал это вовремя, потому что в следующую секунду весь автомобиль превратился в факел.

Проходящий по трассе транспорт стал останавливаться на обочине, а водители с подручными средствами

бежали к месту пожара. Один из них криком остановил бегущих:

— Стойте, не подходите к машине: она сейчас взорвется!

После взрыва бензобака в машине стали рваться патроны. В течение нескольких минут автомобиль сгорел.

«Зачем я с собой возил пистолет?» — запоздало пожалел Фахрат, поняв, что взрывы в горящем автомобиле

принесут ему дополнительные неприятности.

Вспомнив о своей подруге, которая испуганно прижималась к нему, он сказал ей:

— Попутной машиной добирайся до города, ко мне не липни. Мы с тобой сегодня не были вместе, — и резко

оттолкнул ее от себя.

Просветление нашло на него слишком поздно, так как приехавшим на место происшествия работникам

милиции свидетели показали на них как на пострадавших.

Дождавшись, когда следователь увез Табаева Фахрата с женщиной с места происшествия, туда на своей

машине подъехал Белозерский. Он полюбовался результатом своей диверсии и разочарованно подумал:

«Хороший был костер, но не сравним с моим «пожаром».

Глава 15

Весной каждого года снег, накопившийся на полях, возвышенностях, балках, подогретый ласковыми лучами

солнца, таял и, превращаясь в воду, веселыми ручейками и бурными потоками стремился к реке, которая

выходила из берегов, затапливая не только луга и поля, но и часть набережной города.

Когда на реке с огромной силой трескался и трогался лед, то многие жители города приходили на

набережную любоваться впечатляющим зрелищем.

Огромные ледяные поля, сдавливая небольшие льдины, крушили их или переворачивали. Иногда малым

льдинам удавалось взгромоздиться на своего обидчика, и тогда они в качестве пассажира продолжали свой путь

в бесконечность.

Подмытые водой берега отдавали реке деревья, кустарники, которые, сиротливо махая голыми ветками, как

бы прощаясь с людьми, дрейфовали далее. Там, где река делала поворот, оторванной от земли растительности

иногда удавалось пристать к берегу, создавая пробки и заторы, но река, поднакопив силы, вновь отрывала их от