Алина Егорова - Медальон сюрреалиста Страница 16

— В чем же состоит чудодейственность медальона? Я не совсем понял, — допытывался оперативник.

— Да никакой он не чудодейственный! Аринка все выдумала, чтобы добавить себе очков и получить вес в нашей компании. Надо признать, врала она убедительно. Говорила, что медальон стирает социальные границы, мол, бедная девушка с этим медальоном легко выскочит замуж за принца. Она упирала на то, что у нее по материнской линии в роду цыгане — люди, считающиеся бродягами и ворами, но, несмотря на свой столь неприглядный социальный статус, они все хорошо устроились. Ее дед, главный инженер завода, женился на бабушке, простой швее, мама, продавщица и работница с завода, вышла замуж за моряка дальнего плавания, а прабабушка и вовсе была профессоршей. Ничего не могу сказать про профессоршу, не знаю. Аринкиного отца тоже никогда не видела, а вот про деда правда. Ее деда Александра Венедиктовича Металиди все в Лодейном Поле знали — он был уважаемым человеком, его даже мэром хотели назначить, но он отказался. А бабушка у нее никакая не цыганка, ее бабушку Веру я знала. Она шила вещи на заказ. Бабушка как бабушка, с типичным славянским лицом.

— Я понял: тот медальон — обычная бижутерия. Кстати, как он выглядел?

— Да обыкновенно, — пожала плечами Рита. — Вроде на веер похож, с какими-то цветными вставками. Я плохо помню, видела его давно и то недолго. Тогда я его едва успела в руки взять, так Арина сразу потребовала положить назад.

— Отчего же им так заинтересовалась Елена?

— Может, Арина ей опять что-нибудь наврала, как тогда, в детстве. Аринка всегда любила напустить на себя загадочность и сочиняла так, что заслушаешься! Ну и наглядный пример — шикарный жених рядом. Думаю, задурила Аринка Ленке голову забавы ради, наврала с три короба про медальон, Лена уши и развесила. Мне показалось, что Ленка была немного влюблена в сына Меньшикова. Нет, она мне об этом не говорила, но я догадалась. Когда девушка влюблена, со стороны это хорошо видно, даже если она прячет свои чувства. По тому, как часто говорит о нем, как тушуется, как меняется ее речь при упоминании имени возлюбленного. Меньшиков-младший жених завидный — богат, молод, привлекателен, в такого сложно не влюбиться, когда он ходит рядом. Она мне показывала его фото в Интернете, на сайте компании его отца. Говорила, что он называет ее Леночкой и при этом улыбается уголками губ.

— Получается, они с Ариной были соперницами?

— Да ну, бросьте, какие там соперницы?! — рассмеялась хрустальным смехом Рита. — Лена никак не могла составить партию сыну олигарха. Она была хоть и симпатичной, но не яркой. Лоска ей не хватало. И характера.

— А Арина?

— Ну Арина… Арина девушка с шармом. Спортивная фигура, породистое лицо, образование опять же. Если бы не Арина, у Лены все равно шансов не было бы. За такими, как Аркадий, всегда охотятся длинноногие, оттюнингованные красавицы. Удивительно, как они до сих пор его не прибрали к своим цепким рукам. Хотя… — Рита вздохнула, — Ленка была той еще фантазеркой — наверняка вообразила, что у них с Меньшиковым может что-то получиться.

— Когда вы виделись с Ариной в последний раз?

— Когда? — задумалась девушка. — Лет пять назад, наверное. В Лодейном Поле случайно на улице встретились. Привет-привет, пока-пока. На этом и разошлись.

— И больше вы с ней никогда не общались?

— Нет.

— Даже по телефону?

— Нет. У меня нет ее телефона.

— Откуда вы знаете, что она с шармом и с образованием?

— Шарм у нее и раньше был. Шарм — штука врожденная, либо он сразу есть, либо его нет. А про образование дома узнала. Все-таки мы все из одного маленького города, а там ничего не утаишь, как далеко оттуда ни уезжай.

— Что еще Земскова вам про Металиди говорила?

— Что Арина подцепила сына хозяина дома, что это медальон сделал свое дело. Я вам это уже рассказывала. Еще Лена намекнула, что знает, как скомпрометировать Арину перед Меньшиковыми.

— Прямо так и сказала? — удивился Михаил.

— Не прямо так, но смысл был именно таким. Как же она выразилась… — задумалась Рита. — А, вот! «Я держу Аринку за шкирку, потому что у меня есть что рассказать про нее хозяевам».

— Что же это за компромат?

— Я не уточняла. Наверняка какая-нибудь любовная интрижка. Арина — девушка эффектная, у таких обычно поклонников табун. А где поклонники, там и интрижки.

— Вы тоже эффектная девушка, — зачем-то сделал комплимент Небесов.

— Я знаю, какая я! — внезапно резко ответила Рита и придавила его тяжелым взглядом.

В этом взгляде читалось больше, чем во фразе. Этот взгляд говорил: «Я сама знаю, что у меня безобразное лицо, и я не потерплю никаких намеков на свою внешность!»

Михаил не нашел, что ответить. Ему стало неловко, словно он напомнил инвалиду, что тот инвалид. В воздухе повисло напряжение. Решив, что все, что он хотел узнать у Латышевой, узнал, Небесов поспешил откланяться.

Как только оперативник исчез за дверью, Рита бросилась к комоду, где в среднем ящике у нее хранилось большое зеркало. Поставила его на подоконник, откуда лучше всего падал свет, и стала вглядываться в собственное отражение.

В ее доме не было зеркал, разве только одно маленькое в ванной комнате, в коробочке с пудрой, и это большое в комоде. Своим большим зеркалом Рита не пользовалась, чтобы лишний раз не расстраиваться. Она не видела своего отражения, и ей порой казалось, что у нее с лицом все в порядке, на нем нет этих ужасных шрамов. Иногда удавалось жить в иллюзорном мире несколько дней подряд, особенно если не требовалось выходить из дома. Даже глядя в зеркало, можно ухитриться не замечать собственного несовершенства. К сожалению, существуют другие зеркала, жестокие и неумолимые — чужие глаза. Люди часто интеллигентно молчат, но в их глазах вопит мысль: о боже, какая уродина! Они слишком быстро отводят взгляды и делают равнодушные лица, чтобы не выдать своего любопытства. А любопытство не спрятать! Рита не сомневалась, что всем очень хочется получше разглядеть ее обезображенное лицо и узнать, что с ней случилось?

Каждый раз после контакта с людьми, в чьих глазах красноречиво читалось упоминание о шрамах, Рита тянулась к спрятанному в комоде большому зеркалу и принималась себя разглядывать. Она пыталась увидеть обратное. Нет, я не настолько безобразна! — отчаянно убеждала себя Рита.

— Сам он урод! Маленький, щупленький, белобрысенький, а смотрит на меня так, словно он само совершенство. Почему, ну почему так несправедливо?! На моем фоне все, даже такой неказистый мужичонка, как этот опер, чувствуют себя писаными красавцами!

Из серо-голубых глаз Риты потекли слезы. Он ненавидела свои слезы, ненавидела, когда ее жалели и особенно когда смотрели на нее вот так, как Небесов — деликатно делая вид, что ничего не замечает, а сам при этом воодушевленно расправляет плечи. Красивым Рита прощала надменные и даже сочувственные взгляды, они имеют право на превосходство и сочувствие, некрасивые же сочувствовать ей не смеют.

Разговаривая с людьми, Рита изо всех сил держалась, делала вид, будто бы ничего не происходит. Люди смущенно отводили взгляды от ее лица, заполняли неловкие паузы отвлеченными разговорами. Рита очень хорошо понимала, что стоит за этим смущением — жалость и любопытство! Рита, чтобы не сорваться в слезы, улыбалась. Улыбалась через силу, как бы тяжело ни было у нее на душе, и вела себя так, словно ничего не происходит.

1921 г. Испания

— Почему существует неравенство? Почему я, сын нотариуса, не могу знаться, скажем… ээээ… с портовым грузчиком?

Священник многозначительно посмотрел в глаза юноше. Отец Кристиано все понял еще в тот вечер после ливня. Ему были знакомы и эта нервная дрожь голоса, и перепады настроения, и адский блеск влажных глаз.

— Когда я был молод, я тоже задавался подобным вопросом. Я из герцогского рода, вырос в семье судовладельца и должен был тоже стать судовладельцем. Отец с отрочества посвящал меня в свои дела. Я часто бывал в порту, наблюдал, как выгружают и загружают на борт разные грузы. Мой отец был одним из богатейших людей Каталонии, он бывал на королевских приемах, общался с людьми высшего света. Я знал, что мне уготована та же участь.

Однажды я увидел в порту беженцев. Оборванная грязная толпа не то родственников, не то соседей из какой-то бедной страны прибыла в грузовом отсеке рыболовецкого траулера. Среди них были только трое мужчин трудоспособного возраста, остальные — замученные дорогой женщины, старики и дети. Я стоял у парапета и бросал чайкам хлеб. Беженцы подошли к воде — прямо под моим парапетом — и стали умываться. Вдруг я заметил на себе взгляд — очень пронзительный, вызывающий дрожь, столько лет прошло, до сих пор его помню! Тяжелыми водянистыми глазами на меня смотрела беженка и безмолвно просила хлеба. Я спустился вниз, отдал ей хлеб и немного денег, что имел при себе. Мне было восемь лет, и я тогда еще никогда так близко не видел бедность. От той толпы разило такой безнадегой, что мне на мгновение показалось, будто бы она вот-вот и меня затянет в свою жуткую воронку, что моя благополучная жизнь — вымысел, а сам я такой же бедный, как и они. Я резко повернулся и поспешил уйти; мне хотелось скорее вернуться в свой благополучный мир, а о беженцах забыть, как о ночном кошмаре. Я побежал к пристани, где меня дожидался отец. И вот, когда я почти добрался до места, меня догнал мальчишка моего возраста. Худой, чумазый, с сальными отросшими волосами — я видел его среди беженцев. Он вынул руку из кармана драных штанов и протянул ее мне. В руке у него был медальон. Вот этот. — Отец Кристиано положил перед Сальвадором маленький аккуратный сверток; развернул его, и юноша увидел незамысловатое, на его взгляд, украшение.