Галина Щербакова - Скелет в шкафу Страница 16

– Почему у русских?

– Других не знаю… Может, и у других тоже… Но это что-то…. Момент зачатия судьбы. Они открыты для всего, как бывает открыта матка, и не знает в своем замирании, кто в нее вляпается. Если я вижу, что девочка в таком периоде, гоню ее со студии. Потому что хорошо, если хорошо… Тогда божественная актриса… Но может быть такая трагедия…

– Зачатие есть дело таинственное, так что не нашего ума дело. Или, как говорит один мой приятель, не нашему делу ум.

Потом говорили о пожаре. О бедной женщине, которая, ложась спать, не знала, что сгорит, и о святости такого незнания.

– Может, даже уснула с хорошими мыслями, – сказала Анна.

– У нее тут, под Москвой, сын. Она мечтала, чтобы он демобилизовался…

Юрай вдруг остро вспомнил тот, подслушанный им разговор Таси и Веры Ивановны. Вспомнил, как Тася помогала ему подняться по склону оврага, а на них смотрела Вера Ивановна. Тогда ли он подумал: «Клубок змей», или раньше? Красицкий бросает в Тасю шахматную доску. Вера Ивановна предлагает Тасе быть свидетелем. Но где Красицкий и где Вера Ивановна? Какая между ними может существовать связь?

– А вы сгоревшую не знали? – спросил Юрай Анну.

– Мы ее все хорошо знали. Она приезжала регулярно, считала своим долгом навещать Красицких, что тех напрягало. Ольга была дама чванная, да и сам не любил общаться с народом не по делу.

– Ну не так просто она приходила, – говорил Юрай. – Она ведь аборт делала Светлане.

– Ну и что? Она же не бабка со спицей, она гинеколог, что тут такого? Ольга ей хорошо заплатила и за работу, и за молчание. Она первая, что ли?

– А сам знал?

– Вот самому-то знать было не надо, за это-то и платились деньги. Но покойница Вера Ивановна была баба жадная. Любила постоять с Красицким и понамекать ему про то, что она женщина знающая, но тайны хранящая.

– Никакой логики! – закричал Юрай. – Какой же смысл ей подставлять самою себя? Какой?

– Подумаешь, логика! Это натура. Пусть мне выколют один глаз, зато соседу два.

– А сколько лет тогда было Светлане?

– В этом-то и вся пикантность. Четырнадцать. И отец собирался снимать ее в новом фильме уже а-ля Бергман. У него тогда был подъем, энтузиазм и мозги крутились вполне.

– И что фильм?

– Хороший был фильм. Лучший его фильм «Моя слабость». Но Светки там не было. Понимаете? Было две девочки. Одна до аборта. Другая после. Та, что до годилась бы и для настоящего Бергмана, а та, что после, могла идти только в подтанцовочку. Он ее потом снимал, но актрисы Светланы Красицкой в природе не существовало. Там была другая интересная история. На пробы вместо Светки пришла девушка и такой выдала класс. Красицкий аж затрясся. А потом вдруг раз – и нет, ни за что и никогда. Группа даже коллективно хотела уйти, потому что лучше просто не могло быть, но он уперся рогами. Хорошую он нашел актрису, ничего не скажу, но та была что-то… Я потом хотела ее найти, но она исчезла с горизонта.

– Уже две таинственные девочки с горизонта, – подвел итог Юрай.

– Почему две? – не поняла Анна.

– Та, что на фотографии, и эта, забракованная…

– Кто их считает?.. Могло быть и пять, и десять… Когда моя дочь задумала идти в артистки, знаете, что я сделала – я вскрыла себе вены. Едва выходили. Какая я была умница! Дочь – прекрасный врач, цены ей нет. Обожает работу, специалист милостью Божией.

– А если б она была гениальной актрисой?

– Это все равно меньше, чем врач, учитель, аптекарь, агроном. Конечно, все не так… Или не совсем так… Но кино – это болезнь, порок. Туда можно идти, только если ты готов на все. Как в «Альфе».

Она засмеялась, а потом спросила, нет ли у Юрая чего выпить? В холодильнике у Красицкого, конечно, есть, и велено забрать и привезти в Москву, но кто знает, нет ли у режиссера на бутылках тайных меток?

– У меня спирт, – сказал Юрай.

– Несите его, – ответила Анна. – Вода здесь вкусная. Будет лучше «Абсолюта».

Выпили за здоровье, за несгораемость, а также непотопляемость, мужички заканчивали работу и с завистью поглядывали на их терраску.

– Я им выдам по прейскуранту, – кивнула Анна в их сторону. – По бутылке на брата, но по самой низкой цене. За чистоту и качество пусть доплачивают сами, если захотят, но они не захотят, я-то их знаю.

Расставались по-родственному. Юрай сказал, что они тоже днями съедут, а то и холодно, и партнера в шахматы нет, а труба-модернистка как-то не вдохновляет.

Они посмотрели на трубу, где уже сидела ворона, заглядывала любопытным глазом в черную глубину, видимо, тоже искала ответы на свои вороньи вопросы.

Но случилось непредвиденное. В доме Нелки стали менять трубы и отключили воду. Утром и вечером, как во времена бедствий, к дому подгоняли цистерну с водой, и народ с чайниками, тазами, кастрюлями становился в очередь. Счастливые обладатели ведер мгновенно стали элитной публикой.

– Нет, на даче легче, – говорила Нелка. – Колонка рядом, услуги воды не требуют. Будем жить здесь.

Теперь Юрай оставался целый день один как перст во всем околотке. Добредал до аборигенов, вступал с ними в неспешные разговоры о том и сем, бывало, доходил до станции и смотрел увлекательное кино «Прибытие поезда». Возвращался, ориентируясь на две сосны, в какой-то момент возвращения возникала «воронья труба», все вертелось в каком-то таинственном сюжете, но мистический роман в нем кончился в тот день, когда на пепелище пришел молоденький лейтенант и положил на пожарище цветы. Юрай пригласил его зайти и помянуть Веру Ивановну, но лейтенант был какой-то другой породы и наотрез отказался. Именно тогда Юрай понял, что мистика – это привилегия другой цивилизации, где все как бы уже есть и хочется чего-нибудь непонятного. У нас же сплошное непонятное, и ни на один простой вопрос все-таки нет простого ответа… Сплошное непонятное затрудняет не просто жизнь, затрудняет дыхание. В конце концов! Убили Ольгу. Ни с того ни с сего умирают Светлана и Кравцова. Сгорает заживо Вера Ивановна. Это все фигуры материалистические. Но есть еще легкая девочка, летящая над кромкой воды. И есть другая, которая была лучше всех и которую изгнали. Это как бы химеры. Есть живая во плоти женщина с глубокими порезами на венах. Она ездила в тур купить, а потом продать шубу, чтобы вернуть долг подруге с Урала, которая… Тьфу! Отломленный малахитовый камешек он сам держал в руках и видел женщину на фоне куста сирени. Это квазихимеры. Есть еще кидающий в людей шахматные доски именитый режиссер Красицкий. И есть медицинская сестра, которая волею судеб или еще чего-то имеет касательство ко всему этому.

…Она делала аборт Светлане и недоделала.

…Ее ненавидел Красицкий и ненавидела Кравцова. С какой стати?

…Сгоревшая Вера Ивановна очень хотела стать свидетелем у нее, Таси… Свидетелем чего?

Когда пришел Коля, Юрай не выдержал, спросил:

– Ты знаешь, где живет моя медсестра? Это я на всякий случай, вдруг понадобится?

– Две остановки электричкой, а там рядом. Можно и автобусом, но он плохо ходит. Мне к ней съездить?

– Нет, нет, – сказал Юрай. – Это я на всякий случай. Я уже дохожу до станции, могу и сам к ней проехать. Объясни, где она там живет.

Коля взял листок бумаги и нарисовал план.

В конце концов, что удивительного будет в том, если он заглянет к Тасе, совершая первые свои вылазки? Возьмет букет цветов и явится как благодарный пациент к своему исцелителю. Сложность заключалась в том, что днем застать Тасю вряд ли возможно, а вечером от Нелки он уезжать не хотел. Он вообще не хотел, чтобы она знала про это его мероприятие.

Юрай сел в электричку и поехал. Коля нарисовал точно: в ста метрах от станции чернел деревянный барак, в нем-то и жила Тася. Цветов Юрай не нашел, купил на станции коробку конфет и, припадая на палочку, встал на бетонную дорожку, ведущую к бараку.

– А я думаю, вы или не вы? – услышал он позади себя голос. Тася его догоняла.

– Я совершил первую дальнюю вылазку, – сказал Юрай. – Тайком от жены, предупреждаю. И застраховался вашим адресом на случай, если захочу рухнуть.

– Коля адрес нарисовал? – спросила Тася.

– Именно нарисовал, потому что ни названия улицы, ни номера дома не знал.

– Понятно. Скажите ему: впредь за такие штуки я буду наказывать.

– Ну извините его, Христа ради, – испугался Юрай. – Я ж пристал как банный лист.

– Не надо так пугаться, – сказала Тася, – у вас в глазах просто ужас полыхнул.

– Я ж псих нервный. Вы ж знаете, – сказал Юрай.

Она вела его куда-то за барак, и Юрай решил, что там есть еще один вход, но оказалось другое: старенькая, просто разваливающаяся под ногами беседка с полусломанными лавками, торчащими гвоздями, кучками дерьма по углам.

– Садитесь, – сказала Тася. – В комнату не зову – я сегодня на ногах с шести, так что там непорядок.

– А я собирался с вами чаю попить. – Юрай протянул коробку.

– Когда-нибудь в другой раз. Я ее возьму и сохраню.