Анна Данилова - Игры с темным прошлым Страница 16

Оля, чтобы как-то занять себя, поехала на рынок, купила мяса, капусты и вернулась домой уже к вечеру, переоделась и отправилась на кухню – варить борщ. В квартире было удивительно тихо, и Ольга никак не могла понять, что же в этой тишине тревожит, раз она думает об этом… И вдруг поняла – весь вечер молчит телефон. Она подняла трубку – опять отключили, уже который раз за неделю! Мобильник свой она потеряла, домашний телефон – не дышит. Неприятное чувство. Словно ее обложили со всех сторон. А если ей Маша звонила? Или Чаплин?

Чаплин. Ей было приятно вспоминать тот вечер, Чаплин вел себя, как близкий человек, почти как родственник, Оле с ним просто и легко. Да, повезло Машке, такого парня отхватила. Вот только, дурочка, зачем так неожиданно уехала, даже не выяснив точно, женат он или нет. Разве так можно расправляться с мужчинами? Их и так мало, а значит, мужчин надо холить и лелеять. Особенно таких, как Чаплин. Ну до чего же душка! Жалко, что телефон отключили, может, он и звонил, чтобы рассказать, удалось ли ему что-нибудь узнать о том, куда отправилась Машка. Кажется, у него друзья в милиции. И если еще вчера эта идея казалась ей утопичной, то сейчас она так не думала. Если предположить, что Маша вылетела в таких-то числах, да прикинуть, в какую из теплых стран она могла нацелиться, то что стоит по компьютеру вычислить: на Кипр она укатила, в Египет или Турцию? Ну не во Францию же она поехала. У нее и денег-то таких нет. И почему только она, Ольга, не догадалась поискать в ее письменном столе или на журнальном столике какие-нибудь рекламные проспекты?! Не могла же Маша не наследить в собственном доме?

Мысли ее перескакивали от Маши к Чаплину, от Чаплина к Наде и тому мужчине, с которым она провела вчерашний день. Вспомнила, как он достал из шкафа красное, в блестках, платье, как попросил ее надеть его, усадил в кресло и сел напротив… На Оле был парик (мягкий, как шкурка ягненка, белый, шелковистый, волнистый) и линзы зеленые, Надя сказала, что сходство с погибшей женой этого Константина потрясающее, что он непременно отреагирует… И он отреагировал, его лицо покрылось потом, а руки задрожали, когда он протянул их и, судорожно сглотнув, прошептал имя Клара. Конечно, все это грязно и неприлично, вот так издеваться над чувствами вдовца, тем более что он верит, что это его жена, что она вернулась к нему, пусть даже и на один вечер или на несколько минут… Жизнь есть жизнь, а смерть – это смерть, и глупо надеяться, что оттуда кто-нибудь возвратится. К тому же Надя сказала, что этот Константин Андреевич – форменная скотина, что он издевается над своей новой молодой женой, что денег ей не дает, постоянно сравнивает ее со своей погибшей Кларой и таким образом треплет девчонке нервы, а они не железные…

Там, в ресторане, Надя спокойно и обстоятельно посвятила Олю в свой бизнес, объяснила, чем она занимается, и взяла с нее слово, что Оля будет молчать.

– Я свожу людей с ума. Но это не моя идея… Не мой бизнес. Я его украла у одной дамы, поскольку сочла, что она и так уже заработала на этом вполне достаточно… Кроме того, мы с ней незнакомы, и она, я надеюсь, никогда ничего не узнает.

– Как это – сводишь с ума? – не поняла Оля. – В прямом смысле?

– Именно. Вот смотри. Надо мне, предположим, избавиться от человека. Я не способна на убийство и не хочу, чтобы руки мои были в крови. Я – нормальный человек, который попал в затруднительную ситуацию… Нет, не так! Что я говорю?! В том-то и дело, что все куда серьезнее: я опустилась на самое дно и не могу подняться, и все потому, что мне мешает один человек… Я только-только начну подниматься, а он – тут как тут, и снова хватает меня за волосы и, грубо говоря, мордой об стол… Из-за этого человека вся моя жизнь пошла прахом… Ты видела, в каком состоянии я находилась, когда попала в больницу. А что сделал он? Что? Да ничего! Даже в больницу ни разу не пришел, довел меня до нервного истощения своими похождениями и пьянками, сделал меня нищей – ведь я продала свою квартиру, чтобы дать ему денег на бизнес… Словом, я вышла из больницы, вернулась в свою коммуналку, села вот так за стол, подперев голову ладонями, и призадумалась: и что же теперь, Надечка, с тобой будет? Где ты возьмешь денег на хлеб и молоко? Если ты ничего не будешь есть, то умрешь. Твой труп найдут в этой вонючей квартире… Короче, ты поняла, в каком отчаянном положении я находилась… И тут мне звонит одна моя знакомая. Обрадовалась, что застала меня, сказала, что приедет. И приехала. С тортом, коньяком. Сказала, что мужа похоронила, что теперь стала хозяйкой и большой квартиры на проспекте Мира, и дачи в Софрине… Муж был старше ее намного, грубый, ревнивый, Лариска с ним измучилась, сто раз пожалела, что замуж за него вышла… У нее знакомая была, которая очень хорошо знала ее мужа. И сочувствовала Ларисе. Она предложила Ларе свести его с ума. За деньги, конечно. Он, говорит, или сойдет с ума и окажется в психушке, или же его хватит удар… И Лариска согласилась. Недолго думала, кстати… Спросила у той своей знакомой, каким образом той удастся это сделать. И тогда та попросила ее принести фотографии умерших родственников, расспросила подробно о том, кто и как умер… Словом, собрала как можно больше информации, и Ларискин муж, увидев как-то раз в парке свою умершую еще в юности, от менингита, младшую сестру и поговорив с ней (ты представляешь?! Он с ней говорил!), пришел домой и слег. Сначала боялся рассказать Лариске о том, что с ним произошло, а потом признался… Еще больше разволновался, ему плохо стало, а наутро он умер: инфаркт…

Ольге от услышанного стало не по себе. Надо же, как просто и в то же время как все сложно! Ведь это же надо было подобрать девушку, похожую на его сестру, найти одежду, которую она носила…

– Да, – согласилась Надя. – Это все не так-то просто. Для начала работы необходима определенная сумма, и немалая, чтобы пригласить в свой штат опытного гримера, фотографа, психолога… Трех человек, которые будут посвящены в это дело. Остальные же статисты должны просто-напросто выполнять какие-то действия, поручения и ни о чем не спрашивать. Это потом уже, когда появятся настоящие деньги, можно закупать специальную аппаратуру, подслушивающие устройства, а заодно оплачивать профессиональный труд телефонисток, служащих аэропортов и железной дороги, врачей, хирургов, не говоря уже о подкупе работников милиции и прокуратуры…

– А клиентура?

– Ты не поверишь, но это, как сказала моя знакомая, оказалось самым простым… Люди каким-то непостижимым образом выходят на эту женщину и заказывают ей своих родственников, близких, а то и конкурентов… Причем платят хорошие деньги.

– И ты решила украсть, как ты выразилась, у нее эту идею?

– Решила. И даже деньги нашла. Заняла. Под большие проценты… Но за два месяца расплатилась… Ты и представить себе не можешь, Оля, с какими только людьми мне не пришлось иметь дела. И как же много ненависти в людях! Они кажутся себе такими чистыми, невинными, прямо-таки ангелами, ведь они просят не убить мужа или жену, а просто пощекотать им нервы, вывести их из равновесия…

– И у тебя получалось… свести кого-нибудь с ума?

– Это оказалось проще, чем я думала. Я выводила на сцену, грубо говоря, каких-то людей, загримированных под умерших, учила их, как себя вести, что говорить, и через некоторое время моя жертва становилась неузнаваемая… Знаешь, чаще всего до самоубийства или смерти, да даже и до безумия, дело не доходило, просто человек оказывался настолько слабым, уязвимым, что он под нажимом моего заказчика подписывал необходимые бумаги: дарил собственность, отказывался от ребенка… Вот, собственно, и весь мой безобидный бизнес.

«Ты – чудовище», – хотелось крикнуть Ольге, но язык не повиновался ей, и в этом уютном ресторане, под водочку, рассказанные Надей кошмары приобретали какую-то гротескную форму. И чем больше было выпито, тем светлее становился образ сидящей перед ней сытой и холеной молодой женщины, нисколько не похожей на ту Надю, с которой она познакомилась в больнице…

Надя предложила ей поработать у нее, сказала, что работа легкая (за каждый выход она будет получать от трехсот до пятисот долларов) и что Ольга сможет отказаться от нее в любое время без каких бы то ни было обязательств и тем более последствий. Будь Оля помоложе или же посоветуйся она с Машкой, может, ничего и не было бы, она отказалась бы от этой дурно пахнувшей авантюры, но уж слишком велико оказалось искушение заработать легкие деньги. В сущности, что такого ей предлагалось сделать? Пройтись под окнами некоего господина туда-сюда, сказать ему какие-то слова («Ты уверен, что сделал правильно, папа? Ты ни о чем не жалеешь?» А этот папа двадцатью годами раньше женился на однокласснице своей дочери, чем спровоцировал самоубийство своего единственного ребенка.)

Фразы или целые монологи для «спектаклей» составлялись опытным психологом с внешностью школьницы, над лицом работала пожилая и циничная гримерша, дымившая, как паровоз, одежду же подбирала, как Надя ее называла, «кастелянша» (неразговорчивая и неприятная внешне тетка с тремя подбородками и больными коричневыми опухшими рожистыми ногами), основное время работавшая костюмершей в театре…