Антон Леонтьев - Профессия – первая леди Страница 16

Меня прошиб холодный пот. Я никогда не жаловалась на галлюцинации или видения. Точно такую драгоценность я видела совсем недавно – в ухе бедняжки, которую нашла на дне колодца! Только там это была сережка, а у Надежды Бунич – кулон!

– Надежда Сергиевна, – внезапно осипшим голосом произнесла я, и президентша, уже устремившаяся прочь, обернулась. – Разрешите спросить: откуда у вас столь прелестная безделушка?

Бунич лукаво улыбнулась, превращаясь из надменной дамы в милую женщину.

– Ах, это? – ее тонкие пальцы дотронулись до кулона. – Не правда ли, оригинальный? Мне, как типичному Козерогу, нравится все, что не подпадает под общие стандарты. Английская работа, вторая треть девятнадцатого века. Это подарок Гремислава к нашей свадьбе.

Подарок Гремислава! Вот так запросто она именует мужа – Гремислава Гремиславовича Бунича, нашего энергичного и деятельного президента.

– Это парное украшение? – рискнула спросить я.

Бунич на секунду нахмурилась, затем с некоторым удивлением заметила:

– Да нет же, это на самом деле сережка, но ювелир переделал ее в кулон – вторая бесследно исчезла. Я люблю драгоценности.

– Я тоже, – пробормотала я. Надежда Бунич, одарив меня улыбкой, двинулась прочь. Ее и Лоретту Гуш ждал «Дон Кихот» в Великом, а затем наверняка торжественный ужин.

– Все прошло как нельзя лучше! – докладывал кому-то по мобильному мой издатель. – Да, пробыли почти двадцать минут, завязалась чрезвычайно оживленная беседа, Серафима Ильинична держалась, как всегда, на десятку. Говорили по-английски и по-французски. Фотографии сделали… Да, да, были с Главного канала, ГерцТВ и с ЖТВ, сюжет о ярмарке и визите пойдет в новостях. Наш стенд с логотипом издательства покажут крупным планом, по пять секунд на каждом из каналов…

Наконец-то я была свободна. Первым делом я отправилась в павильон, где можно было выпить растворимого кофе и неспешно покурить. Меня никто не тревожил, и, пуская в потолок кольца дыма, я размышляла.

Я нашла в своем колодце мумифицированный труп. Это факт. В ухе трупа была сережка с редкими камнями и, скорее всего, уникального дизайна. Это тоже факт. Сегодня я видела кулон, как две капли воды похожий на сережку, на шее Надежды Сергиевны Бунич, супруги герцословацкого президента. Это не факт, а фактище. Она сама заявила, что это «подарок Гремислава к свадьбе».

Что это означает? Если бы я только знала! И каким образом вписываются во всю эту историю вторжение ко мне ночного гостя, похищенные ножи, убитая перед столь похожим на нее портретом, созданным в 1912 году, Драгостея Ковтун, которой сейчас не было и двадцати пяти, причем убитая моим ножом?

Пачка с сигаретами быстро закончилась, а к разгадке я так и не приблизилась. Издатель вежливо намекнул, что таксомотор меня ждет. Я отправилась в Перелыгино.

Два последующих дня я посвятила съемкам новых выпусков «Ярмарки тщеславия». В наш «поселок кентавров» вернулись благодать и спокойствие. Как будто не было никакого трупа в колодце, как будто никто не вторгался в мой дом!

Гроза грянула вместе со звонком Раи Блаватской. Захлебываясь и причитая, она сообщила:

– Фима, ты ведь в курсе по поводу убийства Драгуши Ковтун?

– Я ее и нашла, – сказала я осторожно. – А в чем дело?

Раиса торжествующе провозгласила:

– В чем дело? Похоже, ее укокошил маньяк! Сегодня утром была обнаружена еще одна жертва! И тоже около портрета, написанного Стефаном д’Орнэ!

Блаватская поведала мне во всех подробностях следующее: известный столичный адвокат Лев Симонян, которому, кстати, я и поручила представлять мои интересы в тяжбе с олигархом, уничтожившим мой забор, был найден приходящей прислугой в своем кабинете.

– Мертвым! Ты только подумай, Фима, мертвым!

– Я лишилась адвоката, – философски заметила я. – Придется искать нового.

Лев сидел в кресле, опустив голову на грудь, и прислуга подумала, что он заснул. На самом же деле Симонян был мертв – некто отправил его на тот свет при помощи моего ножа!

– Мне все доподлинно известно, Фима, у меня же племянник работает в министерстве, – вещала Блаватская. – Он сказал, что орудие убийства очень необычное – старинный нож с рукояткой в виде рыбины. Меня все мучает вопрос – где я такой видела?

– Уж и не знаю, – быстро вставила я.

Мне не хотелось, чтобы Рая вспомнила мой пятидесятилетний юбилей четыре года назад и то, что стол украшали именно такие ножи и вилки.

– Ничего, я вспомню, у меня такое бывает: требуется немного подождать, и я вспомню, – уверила меня Блаватская.

На стене кабинета Симоняна красовалась картина, исполненная Стефаном д’Орнэ в начале века. Она изображала французского министра иностранных дел Талейрана. Самое удивительное, что его лик очень напоминал постную физиономию Льва.

– Только у Симоняна усы, а этот дядька на картине – бритый, – доложила Рая. – Фима, следствие уверено, что действует особо опасный маньяк!

– Хе, а есть маньяки не особо опасные? – поинтересовалась я. Мне надоело внимать свежайшим столичным сплетням, и я спросила: – Рая, а почему ты никому не рассказала о трупе на моем участке?

Бахчисарайский фонтан красноречия Раи Блаватской внезапно иссяк, она промемекала:

– Как же, Фима, я рассказала… Всем рассказала, клянусь тебе. И Свелточке звонила, и Елице, и Сдубеду Селимировичу…

– Как бы не так! – отрезала я. – Рая, не надо водить меня за нос! Если бы ты позвонила сплетницам Свелточке или Елице и тем более старой водяной крысе Сдубеду Селимировичу, то они бы непременно приперлись ко мне с визитом вежливости, чтобы собственными глазами лицезреть колодец, где обнаружился труп, и вытянуть из меня все, что возможно, а что невозможно – присочинить!

Рая, – пригрозила я, – будешь после застолья у Гамаюна Подтягича кончаться, объевшись жирным и острым, помогать тебе не стану!

Жестоко, но действенно. Блаватская прошептала в трубку:

– Фима, мне велели… Мне велели никому не говорить. Сказали, что не следует никому звонить и распускать слухи.

О, посмотрела бы я на того, кто сумел укоротить язык Раи Блаватской! Этот человек явно наделен сверхъестественными способностями и заслуживает памятника из червонного золота на Лобном месте!

– И кто ж тебе такое велел, Рая? Кто на перепутье тебе явился? Архангел Гавриил?

– Полковник КГБ, такой молодой и с безжалостными глазами, – призналась Блаватская.

Я моментально поняла, кого имеет в виду поэтесса постинтеллектуального офигизма. Этот самый полковник навещал меня с командой экспертов, он же велел мне забыть имя и фамилию, которые стояли в паспорте несчастной из чемодана, – Татиана Шепель.

– Он пил со мной чай, – шептала Блаватская, – был такой вежливый и предупредительный, а меня после его ухода два часа трясло, пришлось даже ванну горячую принять! Сказал, что это не в моих интересах рассказывать о том, что я знаю. И…

Рая Блаватская захлюпала носом. Она любит это дело, в особенности когда вспоминает свои неудачные замужества и запрет, некогда наложенный Гамаюном Подтягичем на поездку в Париж, – Раю звали туда восторженные французы, обещали ей шикарный прием и большой гонорар, но наш председатель, наверняка из зависти, сказал, что нечего герцословацкой поэтессе делать в капиталистическом логове. Так Рая в Париж и не попала.

– Полковник сказал, что если я буду болтать, то они могут вспомнить о том, что дача мне досталась… по дешевке. И потребовать уплаты ее реальной рыночной стоимости в карман государству! А ты представляешь, Фима, сколько сейчас коттедж в Перелыгине стоит?

Я представляла, потому что мне уже несколько раз предлагали продать свой дом с участком. Сумму называли очень даже солидную, но мне, слава богу, не приходится дрожать над каждой копейкой.

– Откуда я возьму такие деньжищи, чтобы заплатить реальную стоимость, – ныла Рая. – Меня печатали огромными тиражами в прежней Герцословакии, теперь все в прошлом. Никому я не нужна со своим интеллектуальным постмодернизмом! А скажи мне, кто дачу-то по реальной стоимости приватизировал? И ты небось за гроши получила! А почему я должна платить эти несусветные тысячи долларов? Откуда они у меня, бедной вдовы!

– Говорила я тебе, пиши под псевдонимом криминально-авантюрные детективчики или любовные романчики, – промолвила я. – Ума для этого особого не требуется!

Рая залилась слезами. Вообще-то она в обстановке полной анонимности подрабатывала в последнее время тем, что сочиняла тексты песенок для поп-звездочек. Не ей жаловаться на безденежье!

Значит, Блаватской велели молчать, полковник из КГБ припер ее к стенке. Потому-то Рая никому ничего не рассказала. Наверняка подобный трюк применили и к старому козлу Гамаюну Подтягичу, а с Браниполком Иннокентьевичем Сувором воспитательную беседу провел его сынок, директор КГБ и личный друг президента.

Что же происходит? Какая ведется игра? И кто ее ведет? Все началось с обнаружения трупа неизвестной Татианы. Отчего такая таинственность? Почему колодец в великой спешке засыпали песком.