Дмитрий Сафонов - Ласковый убийца Страница 16

Спрогис с надеждой взглянул на него:

– Андрюха, правда! Ты уж постарайся! Ты…

В этот момент постучали.

– Да! – крикнул Спрогис. – Войдите!

Дверь бесшумно отворилась, и в кабинет аккуратно проник молодой журналист, пишущий на политические темы. Он пришел в "Столичный комсомолец" совсем недавно, из какой-то второразрядной газетки, и был принят в штат с испытательным сроком.

– Извините, Виталий Вениаминович! – тихо сказал он. – Вы заняты?

Журналиста звали Борис Туманов. Был он худенький, белобрысый и некрасивый. Но в этой пустяковой – иначе и не скажешь – внешности имелось нечто особенное. Какой-то азартный блеск в глазах. Туманов принадлежал к великому племени охотников, но только опытный взгляд таких матерых волков, как Спрогис или Ремизов, мог это заметить.

Подрастающий хищник прикрыл узкой ладошкой рот и, сгибаясь в позвоночнике, прошелестел:

– Я могу зайти позже.

– Нет, нет. Проходите. Мы, в общем-то, уже закончили, – пригласил его Спрогис. И, обращаясь к Ремизову, – Андрей Владимирович, я вас прошу. Уж постарайтесь! Ладно?

Ремизов встал, машинально огладил пиджак, пальцами проверил пуговицы (нижняя всегда должна быть расстегнута – иначе примут за швейцара и начнут кидать рубли в руку), сдержанно ответил:

– Конечно, Виталий Вениаминович. Я сделаю все возможное.

– Спасибо, – Спрогис остался сидеть. – До свидания, – он не стал протягивать Ремизову руку.

– До свидания, – Ремизов учтиво кивнул и вышел.

КОЛЬЦОВ.

Дела у фонда "Милосердие и справедливость" сразу пошли в гору. Поначалу вспыхнула было война: некоторые авторитеты не захотели терять контроль над российским рынком наркотиков. Однако серьезной угрозы для объединившихся чеченцев, азербайджанцев и таджиков они не представляли: скорее всего потому, что в этом виде преступного бизнеса "славян" почти не было.

Но те немногие, которые попробовали возмутиться, немедленно поплатились за это: чеченцы действовали предельно жестко и агрессивно, вели себя нарочито вызывающе, грубо попирая все "законы" и "понятия". Случалось так, что, договорившись с конкурентом о "мирной" встрече, чеченцы приезжали на "стрелку" с оружием и безжалостно истребляли противников.

В конце концов с ними просто решили не связываться, и они стали монополистами. Помимо мощной чеченской группировки как таковой, спешно создавались бригады бойцов, которые вливались в состав азербайджанских и таджикских группировок – они охраняли сеть сбыта и следили за порядком. Проблем с "молодыми кадрами" не возникало: на родине было полно парней, не имевших ни работы, ни денег, зато обладавших реальным опытом боевых операций. Этот опыт, помноженный на природную воинственность, подкрепленный культом физической силы и примененный в условиях Москвы, приносил ощутимые результаты: заняв однажды какие-либо позиции, чеченцы никому их уже не уступали, а, напротив, только стремились усилить и постепенно расширить сферу своего влияния.

Противостоять им было очень тяжело.

Кольцов был лицом фонда, даже давал интервью, в то время как всю черновую работу выполняли чеченцы. Мотивировалось это очень убедительно: кто, как не уроженцы этих мест, лучше знает обстановку в республике?

Схема работала просто, изящно и эффективно. Примерно раз в неделю с подмосковного военного аэродрома "Чкаловский" взлетал грузовой самолет и брал курс на Чечню. На его борту находились несколько членов чеченской группировки, обосновавшейся в Москве. Все они числились работниками благотворительного фонда "Милосердие и справедливость". Старшим был некто Зиявди Макаев. В больших бронированных чемоданах они везли деньги.

В аэропорту Грозного их уже ждали боевики, извещенные о прилете заранее. Поэтому практически сразу после приземления самолет начинали грузить. Несли деревянные ящики и брезентовые мешки с человеческими останками, иногда приводили двух-трех несчастных, забитых и трясущихся от страха солдатиков, за которых некому было уплатить выкуп. Отчаявшись получить хоть что-нибудь, бандиты отдавали пленников за бесценок, к тому же Макаев всегда отчаянно торговался.

Однажды это привело к трагедии: бандит, который привел "на продажу" двух пареньков, требовал сорок тысяч долларов за обоих, но Макаев не соглашался и больше тридцати не давал. Препирательства продолжались долго – никто не хотел уступать. В конце концов работорговец, маленький гнилозубый человечек с кривыми ногами и желтым лицом, выхватил пистолет и застрелил одного из пленников.

Бородатые боевики с автоматами наперевес, плотным кольцом окружавшие место торга, радостно засмеялись, словно увидели что-то веселое. Макаев досадливо поморщился, зацокал языком, махнул рукой и сказал на своем наречии: "А-а-а, это твое дело. Хочешь – можешь застрелить и второго, все равно больше десяти тысяч я за него не дам." Доблестный воин, подогревавший свой деланный гнев страшными проклятиями и грязными ругательствами, вмиг притих и, обежав кругом отвернувшегося Макаева, заглянул ему в глаза: "Слушай, почему десять? Ты за двоих давал тридцать, значит, один стоит пятнадцать, да, слушай?"

"Тот мне нравился больше", – лениво сказал Макаев: "а за этого и десять много". "А-а-а, слушай, давай десять. Мне он тоже не нужен", – согласился наконец гнилозубый и они ударили по рукам.

Затем приезжали поставщики: им предназначалась основная часть денег. Молодые бородачи, все, как на подбор, в новеньком камуфляже, с новым оружием, забирались в объемистое брюхо самолета и сосредоточенно пересчитывали зеленые пачки долларов. Бронированные чемоданы пустели. Их наполняли пакетами с "порошком" и снова закрывали на кодовые замки. Чемоданы складывали где-нибудь в углу, накрывали брезентом, и сверху на них ставили ящики с изуродованными солдатскими телами.

Эти, с позволения сказать, операции отличались невиданным размахом. Общий вес контрабандного героина часто превышал триста килограммов. Без мощного прикрытия это было невозможно – кто стал бы рисковать такими деньгами? Поддержку обеспечивали люди из команды майора Прокопенко: все – действующие офицеры ФСБ, они встречали самолет, прилетавший обратно в "Чкаловский". Таможенники самолет не досматривали – хоть номинально, но Чечня все же считается частью России, а если бы и возникли какие-то вопросы, то люди Прокопенко объяснили бы, что показания пленных могут представлять оперативный интерес, и что этот самолет и груз внутри него находятся под опекой компетентных органов. Однако одного их присутствия хватало для того, чтобы никаких вопросов не возникало. И все-таки – береженого Бог бережет, поэтому в течение всего обратного полета Макаев сидел рядом с кабиной пилотов, чтобы не пропустить, если вдруг случится, экстренного предупреждения с земли.

В "Чкаловском" неопознанные тела и бывших пленных грузили в одну машину, а чемоданы – в другую. Под присмотром офицеров и Макаева зелье доставляли на секретный склад, где Кольцов лично проверял чистоту наркотика и подсчитывал его количество. Уже после того, как учет был закончен, партию дробили на множество мелких и "азербайджанцы" с "таджиками" принимались за реализацию.

Зиявди Макаев получил блестящее образование, и сейчас имел прекрасную возможность применить свои знания на практике. Благодаря его четкой аналитической работе, умелой организации и недюжинной изобретательности община только укрепляла свои позиции в Москве – и это несмотря на войну и общее, в целом негативное отношение к чеченцам!

Начинал он как консультант группировки по юридическим вопросам – за плечами был юрфак МГУ. Его советы всегда были очень дельными, потому что Макаев учитывал всевозможные нюансы и различные варианты развития ситуации. Постепенно он стал пользоваться неограниченным доверием самых крупных чеченских авторитетов, несколько раз помогал закрывать уголовные дела, хотя работал всего лишь скромным следователем прокуратуры.

Что самое ценное в наше время? Информация. А что может быть ценнее информации? Умение правильно ею распорядиться. Макаев очень хорошо это умел. Он досконально изучил законы, структуру правоохранительных органов, узнал все ходы и выходы, приобрел нужные связи и знакомства, – словом, был человеком незаменимым. Он легко находил общий язык со всеми – сказывались безукоризненные манеры и хорошее знание человеческой натуры.

И вот однажды (после долгого и жаркого обсуждения, ибо кто захочет добровольно поделиться властью?) лидеры чеченской группировки решили, что гораздо полезнее (и для группировки, и для общины в целом) будет, если Макаев станет принимать более деятельное участие в вопросах стратегического руководства.

Результаты не заставили себя долго ждать: за каких-нибудь два-три года чеченцы подчинили себе автомобильный бизнес в Южном порту, а затем – львиную долю всего московского автобизнеса, через азербайджанцев контролировали овощные и цветочные рынки, и вот теперь – рынок наркотиков. Это была глобальная идея, и ее правильность Макаев хотел проверить сначала в Москве, а потом уже начать постепенную экспансию и за пределы столицы.