Алексей Макеев - Фабрика отклонений Страница 16

Все будет как обычно. Они тихо, как тени, выберутся на окраину села и пойдут колоннами по двум улицам. Одни прикрывают от возможного нападения, другие заходят в дома, проверяют погреба, сараи и прочие строения.

Старики станут ворчать. Женщины сначала будут бояться, а потом начнут на чем свет стоит ругать солдат, которые перепугали детей. Мол, ищете ветра в поле. Ваши командиры совсем сдурели. Тут и быть-то никого не может.

Потом по коммуникатору прозвучала команда «вперед», началась зачистка. Все шло как обычно. Не первый раз. Только протяжный женский крик вдруг прорезал сонный воздух. Тайсон сразу все понял. Значит, группа, которую вел сам капитан Садчиков, кого-то нашла. Теперь надо менять все так, как и запланировано для подобной ситуации.

Он быстро отдавал приказы в микрофон коммуникатора, когда наконец-то пришло сообщение от второй группы. Кэп ранен, командование принял сержант Лифанов, он же Слон.

Тайсон распределил обязанности и с группой в четыре человека поспешил на помощь, чтобы блокировать боевиков в той части села, где их и обнаружили. Только теперь он понял, что среди четверых солдат у него один новичок.

– Шило, за спину! – крикнул Тайсон, стараясь не разгибаться и не выпускать из поля зрения возможные источники опасности.

– Не понял, – срывающимся голосом ответил боец.

– За мою спину! И не высовываться!

А потом на них выскочила группа боевиков, решившая прорываться. Завязалась перестрелка. Грохот автоматных очередей, крики. Под градом пуль спецназовцы отошли к крайним домам и заняли оборону, не давая боевикам преодолеть открытое пространство.

Тайсон и опомниться не успел, как оказался отрезанным от своих. Он стрелял короткими экономичными очередями, то и дело менял позицию. За ним так же быстро и молча бегал, пригибаясь, молодой солдат.

Пришлось на него наорать и показать цели, по которым он должен был стрелять. Вдвоем они могли вполне сносно передвигаться, прикрывая друг друга. Надо только сообразить, разобраться в обстановке, решить, отходить к своим или удерживать эту позицию и торчать костью в горле боевиков.

А потом на них навалились сразу четверо. Тайсон не понимал, как они проскочили за спину, почему их не увидели ребята из второй группы. Боевики были в черном, на всех жилеты-разгрузки и береты. Действовали они умело, только вот в этот двор попали случайно, потому что удирали в сторону окраины.

Тайсон свалил одного автоматной очередью и успел увидеть, как его молодой напарник упал, получив удар прикладом автомата по голове. Сержанту пришлось прыгать в сторону, за груду кирпича, и давать вторую длинную очередь поверх Шила, валявшегося без сознания.

Тут автомат замолчал. Менять магазин было уже некогда. Тайсон вскочил, выхватил нож. Кажется, второй очередью он все-таки ранил еще одного, и теперь перед ним оставалось двое противников. Они мешали друг другу и опасались стрелять, чтобы не выдать своего положения. Началась рукопашная схватка.

Мелькали оскаленные лица. Противники били друг друга, катались по земле, вскакивали и снова сходились. Двое чеченцев никак не могли понять, что мешают друг другу, что этот крепкий спецназовец отлично владеет навыками ножевого боя. Он знает, как надо вести рукопашную схватку с двумя противниками. То и дело с лязгом сталкивались клинки ножей, хриплые ругательства сыпались с обеих сторон.

Потом отчаявшиеся боевики решили добить хотя бы раненого русского, который лежал с окровавленной головой. Они хотели вынудить спецназовца на необдуманные действия, спровоцировать его на то, чтобы он кинулся спасать своего товарища.

Тайсон так и сделал. Он просто обязан был броситься на выручку. Этот порыв был неосознанным. За долгие годы службы в него с кровью и потом вошло правило защищать во что бы то ни стало своего товарища, напарника. А Шило сейчас попал в беду.

Потом все кончилось. Боевики кинулись из села. Они решили, что федералов очень много, что их группу просто выследили и решили уничтожить. Вот и хорошо, что бандиты так подумали, иначе…

Тайсон вдруг осознал, что стрельба закончилась, что по коммуникатору вот уже несколько секунд его кто-то вызывает. Это был Садчиков.

Потом капитан с перевязанной рукой и головой в сопровождении двоих бойцов вошел во двор. Он посмотрел на Шило, который сидел у стены, весь бледный, но счастливый, и прижимал к разбитой голове ватный тампон.

Тайсон стоял посреди двора, все еще с ножом в руке. Вокруг, в самых разных позах, лежали четверо мертвых боевиков. Один с простреленной грудью. Трое были искромсаны так, что представляли собой месиво из лохмотьев одежды и мяса.

Руки Тайсона тоже были по локоть в крови, хотя порезов на нем оказалось всего два или три. Да и те небольшие.

– Ну ты и психанул, Тайсон! – заявил кто-то из спецназовцев. – Кто-то из них сказал тебе что-то не то?

– Заберите Шило и перевяжите его! – строго приказал капитан.

Когда спецназовцы ушли, придерживая под руки Шило, командир подошел к Тайсону, посмотрел ему в глаза и спросил:

– Что с тобой, сержант?

– Все нормально, товарищ капитан, – глядя на трупы, ответил Тайсон. – Работал так, как учили. Они чуть Шило не прирезали. Я еле успел.

– Давай-ка сядем. – Баюкая раненую руку и морщась от боли, капитан опустился на кирпичи, приглашая сержанта устроиться рядом. – Ты помнишь хоть что-то из того, что здесь произошло?

Тайсон вопросительно посмотрел на командира и ответил:

– Помню, конечно. Дрались мы. Точнее, я против двоих. Справился, как видите. – Сержант поднял нож перед собой лезвием вниз и отпустил.

Нож упал и легко со стуком вошел в землю. Только теперь парень увидел свои руки и грудь, забрызганные чужой кровью.

– А третий? – капитан кивнул на другой изуродованный труп.

– Этот? – Тайсон нахмурился, как будто припоминал что-то. – Он был ранен, я его очередью зацепил. Потом, когда я с этими разделался, бандит за автомат схватился. Ну… вот.

– Иди к реке, – поднимаясь, сказал капитан. – Вымойся. Сполосни одежду, как уж сможешь. Не надо перед молодежью этим бравировать.

Но главный разговор произошел только вечером. Тайсон пришел по вызову в медпункт, где капитан Садчиков ждал отправки в госпиталь. Теперь сержант предстал перед ним в чистом обмундировании, с отмытыми руками и лицом.

Правда, выражение этого лица за день не изменилось. Была в нем какая-то отрешенность.

– Сядь, – приказал капитан. – Вот теперь и расскажи мне, что с тобой происходит. День ты думал, переваривал, теперь можешь мне сказать.

Тайсон заговорил, пусть и не сразу. Он рассказал, как прошел все три стадии солдата на войне. Первую, когда было страшно. Недолго, всего три или четыре месяца.

Потом парень привык, и у него появилось бесшабашное ощущение. Какой-то пофигизм. В него стреляли, он отвечал тем же, грузил и отправлял раненых и мертвых товарищей. Много чего было.

А месяц назад навалилась третья, последняя, стадия. Он вдруг снова стал бояться. До окончания службы по контракту оставалось чуть больше месяца, и ему стало страшно. Почему? Наверное, потому, что устал служить, захотел мирной жизни без крови, криков раненых и умирающих, без стрельбы и постоянных опасностей.

Сержант принял решение, что этот срок контракта был у него последний, и стал бояться. Он не хотел погибнуть, настроился на мирную жизнь.

Тайсон долго молчал, а потом поднял тоскливые глаза на командира, и тот увидел в них какую-то затаенную надежду, что-то живое. Оно боялось умереть, хотело жить, имело какую-то цель, очень глубокую и… больную.

Это понимание поразило офицера до глубины души. Оказывается, у сержанта нашлась мать. Когда-то он попал в интернат, остался без родителей.

Когда он стал взрослым, ему рассказали, что его подобрали на улице, грязного и голодного. Органы социальной защиты отправили его в интернат и очень долго пытались найти родителей, хотя бы свидетелей того, как ребенок остался один, кто его бросил на улице.

А все оказалось очень простым. Были у него отец и мать. Только папаша сильно пил и становился невменяемым, когда надирался. Жили они не расписанные, а в гражданском браке.

Все произошло во время поездки к родственникам отца в деревню. Он, сильно пьяный, на какой-то станции вышел за очередной бутылкой. Мать с сыном за руку выскочила следом, чтобы вернуть мужа, уговорить. Он ударил ее по голове.

Когда она упала и ударилась головой о ступени вагона, он мгновенно со страху протрезвел. Мужик схватил сына на руки и рванул незнамо куда, долго плутал, вышел к какому-то поселку. А потом он, наверное, бросил сына и сбежал от всех, в том числе и от себя самого. Больше его никто не видел и о нем не слышал.

Мать после черепно-мозговой травмы на какое-то время потеряла память. Придя в себя, она несколько лет искала следы сына и наконец-то нашла.

Теперь они должны были встретиться. Ему передали запрос с описанием всей ситуации, и он должен был принять решение. Ведь всегда оставался шанс, что это не его мать, что налицо лишь совпадение обстоятельств.