Ольга Богуславская - Боль Страница 16

Более того. Рассказывая о первой половине того дня, когда произошло убийство, Желубалин говорит: жена, как обычно, ночевала дома (то есть у него), и они условились, что после работы поедут на дачу.

Желубалин последователен, а его жена - нет. Мы ведь помним, что она утверждает: разъехались и с тех пор не виделись. Вот здесь бы судье и поинтересоваться, где же на самом деле провела Юлия Федоровна ночь накануне убийства. У Желубалина есть соседи, знакомые, может, кто звонил, заходил, глядел в окошко. Как выясняют такие вещи, известно. Но судья будто не понимает, что если супруги были дома, а утром расстались - это означает, что Желубалин, не дождавшись жены, имел, так сказать, полное римское право заволноваться и отправиться на Валовую, чтобы узнать, где же она. Тогда из формулы обвинения выпадает один гвоздь. Тогда становится понятно, как Желубалин оказался возле дома на Валовой

И что любопытно: Юлия Федоровна на слова Желубалина не обратила ровным счетом никакого внимания. Оно будет понятно, если все так и было в действительности, а если и правда не виделись три месяца, а тут человек заявляет: "Ночевали, как обычно, дома", вот тут по логике должна промелькнуть хоть реплика - мол, врешь! - а реплик не было. Значит, Юлия Желубалина неспроста пропустила эту деталь, а судья почему-то этого не заметила.

Итак, Валентин ставит машину неподалеку, чтобы видна была дорога, по которой жена возвращается домой. Он говорит, что наблюдал за окнами - в них не было света; он говорит, что прихватил с собой арбуз, который, притомившись от долгого, двухчасового ожидания, собирался разрезать, достал ножик... И тут он видит жену. Лист дела 182: "Жена моя и Г., идя, целовались и обнимались, они делали это не как друзья или родственники, а как любовники... Меня внезапно охватила такая обида и ревность за обман... Когда увидел их целующимися, у меня как бы внутренности поднялись, пеленой покрыло, возникла обида".

Сюжета, к которому мы привыкли за последние годы, тут, как видите, нет. Это не убийство при невыясненных обстоятельствах: нет брошенного пистолета, нет бандитов, мафии, долларов. Судья не стоит перед необходимостью принимать смелое решение. На скамье подсудимых - не министр, не артист, а просто раб божий. И одно только требуется: правильно оценить факты.

Теперь в нашем повествовании возникает невольное напряжение. Мы будем говорить о погибшем Г. Трудно выбрать правильный тон, поэтому ограничимся только тем, что есть в деле.

Юлия Желубалина представляет Г. как человека, которого она два-три года знает "по работе". Суд уяснил, по какой работе? Нет. Вы ведь помните, она работает в магазине, а он - на заводской автобазе. Мелькает сослуживец Желубалиной, который их познакомил. Это дело другое. Значит - приятели. Если бы речь не шла об убийстве, нам было бы неловко проявлять такую любознательность; теперь неловко от другого.

Допрошенная в суде жена погибшего пояснила, что её муж позвонил ей в день гибели, в обеденное время, и сказал, что уезжает в командировку. Как же могло такое случиться, что суд даже не пытался установить: а была ли командировка? Установить это было несложно. Однако, если Г. собирался уезжать, - отчего он поехал к подруге Желубалиной, пил шампанское, а на ночь глядя устремился на Валовую? О такой ли "командировке" шла речь, ваша честь?

А коли суд не заинтересовался командировкой, можно догадаться, почему не удосужились выслушать в зале суда соседку Желубалиной по квартире С. Игнатову. Важнейший свидетель! И по сути дела - единственный. Желубалина звонит в квартиру. Дверь открывает Игнатова. Узнав о случившемся, она крикнула мужу, чтобы бежал на улицу - помочь Виктору Г. Прошу вас, прочтите по складам: "Мой муж сразу же побежал на улицу... через некоторое время вернулся и сказал, что на улице лежит порезанный Виктор, новый муж Юли".

Пожалуй, у взаимоотношений двух "знакомых по работе" должна быть некоторая предыстория, чтобы соседка по коммунальной квартире уверенно назвала убитого Г. новым мужем Желубалиной. Вот и объяснение неожиданной командировке. Кстати, и мужа Игнатовой не допросили явно сгоряча. Ведь он оказался возле погибшего Г. буквально считанные минуты спустя после развязки. Его можно было бы спросить и насчет сумок, которые, по утверждению Желубалиной, Г. помогал ей нести. Если бы они и в самом деле были, их описание занимало бы почетное место в списке вещественных доказательств. Но их нет.

Мне очень жаль, что пришло время обратиться к вопросу, который требует ответа лично от судьи М.В. Панферовой, меж тем как я заранее сообщаю, что ответ будет неправильный. Потерпевшая Желубалина и на предварительном следствии, и в судебном заседании заявила: её муж ударил Г. левой рукой. Сам Валентин сказал, что правой, но Юлия Федоровна везде повторяет: нет, левой.

Из приговора: "Направление раневых каналов... подтверждает достоверность показаний потерпевшей Желубалиной о том, что Г. её муж наносил удары ножом, находившемся в левой руке, так как подсудимый левша".

Бумага терпит все. Даже ложь в приговоре имени Российской Федерации. Валентин Желубалин - инвалид. И инвалидность получена им в связи с болезнью левой руки: посттравматический неврит левого локтевого нерва. Это значит, что у него ограничена возможность действовать левой рукой в полной мере.

Эти сведения можно было почерпнуть из толстой медицинской карты Желубалина. Она есть, не сгорела, не похищена, и там все написано.

Направление раневых каналов и в самом деле подтверждает достоверность показаний потерпевшей о том, что её муж наносил удар левой рукой. Осталось только выяснить: что это означает? Человек, который задумал совершить убийство и тщательно к нему приготовился, запасся оружием, спрятался в укромном месте, - этот расчетливый человек не возьмет нож в ту руку, которая у него почти не действует, полупарализована. А если нож все же оказался в левой руке - не свидетельство ли это неординарной ситуации, в которой он внезапно оказался? Так?

И есть ещё одна мелочь.

Ведь Валентин Желубалин порезал жене бедро и плечо и занес руку для следующего удара. И в этот момент она закричала: "Валь, прости, не надо, я тебя люблю". И он бросил нож.

Ваша честь, отчего вы не спросили у потерпевшей, за что же она просила её простить? Ведь УПК прямо вменяет вам в обязанность скрупулезно исследовать все обстоятельства дела. Слово, слетевшее с уст женщины, над которой занесен нож, не может быть пустяком. У неё нет времени на выдумки. Она просит простить, потому что виновата.

Валентин Желубалин признан виновным в умышленном убийстве. Это значит, он задумал и совершил убийство, приготовившись заранее. Он не был знаком с Г. и никогда его не видел. Выходит, он приехал убивать кого-нибудь? Того, кто окажется рядом с женой? А если никого не будет?

Приходится признать, что, не доказав вины по статье 103 (умышленное убийство без отягчающих обстоятельств), судья намеренно оставила без надлежащей оценки все, что переносит событие преступления в пределы действия статьи 104 - "умышленное убийство, совершенное в состоянии сильного душевного волнения". Санкции, предусмотренные этой статьей, лишение свободы на срок до 5 лет или исправительные работы до 2 лет.

И уж если говорить о левой руке, то в первую очередь о той, которой был написан приговор. Боюсь, что именно такие приговоры имеют в виду люди, употребляя неправовой термин "заказное дело".

Когда-то замечательный русский адвокат Николай Карабчевский, защищая оступившуюся человеческую душу, писал: "Смертельный удар, нанесенный в состоянии гневного аффекта, есть преступление, к которому способны самые благородные натуры. Когда душой овладевает в форме аффекта сознание действительной или мнимой несправедливости и, подобно урагану, уносит с собою все доводы рассудка, когда гнев, при посредстве возбужденного воображения, представляет обидчика пред очами души в самых ненавистных формах, и затем, при бездействии разума, при оглушении рассудка ненависть совершает известный поступок, и лежащая в его основе решимость оказывается не столько следствием преступной воли, сколько результатом невинного, само по себе благородного, человечески справедливого чувства, которое, усиливаясь по чрезмерной настойчивости его до степени аффекта, внезапно делает человека не тем, чем он обыкновенно бывает, и вынуждает его действовать иначе, чем бы он действовал, если бы владел самим собой".

Такие преступления были, есть и будут всегда. Они не зависят от сезона и исторического периода, их нельзя предусмотреть и предупредить, и единственное, что можно, - избежать ещё одной роковой ошибки и свершить правый суд над тем, кто без того уже наказан без меры пролитием крови.

Шакалы

На похороны пришел весь город. Нескончаемая траурная процессия с бесчисленными венками не поразила воображение так, как выражение лиц тех, кто нес гробы и шел за ними. На лицах было... нет, не отчаяние, не ужас и даже не страх. На лицах людей была покорность. Убийство заместителя министра внутренних дел, его жены и детей даже для самого несговорчивого и строптивого горожанина означало, что ничего невозможного для бандитов более не существует. Ну и что, что полковник? Дверь его квартиры вышибли одним ударом ноги. Расстреляли спящих. Кровь была не голубая, а обыкновенная, красная. Ею был залит весь путь от места убийства до порога.