Николай Еремеев-Высочин - РАМ-РАМ Страница 16

В конверте оказалась горстка смятых и порванных бумажек — похоже, Ромка перед отъездом освобождал карманы от лишнего мусора. Но для нас он был бесценен!

В моей сумке всегда есть бесцветный лак для ногтей — я его наношу на подушечки пальцев, когда у меня нет возможности надеть перчатки. Еще я ношу тамцифровой фотоаппарат. С виду самый обычный, с разрешением чуть больше пяти мегапикселей. Поскольку я со своих фотографий печатать постеры не собираюсь, этого вполне хватает, чтобы увеличить любое изображение. Особенность, не предусмотренная фирмой Сони, в моем фотоаппарате такая: на карте памяти написано 512 мегабайт, но на самом деле, она на два гигабайта. Большая часть памяти занята скрытой папкой, зайти в которую чужому человеку не просто: нужно залезть в меню и произвести там ряд действий в определенной последовательности. Все свои нетуристические кадры я храню именно в этой папке.

Маша протягивала руку:

— Давай я буду снимать!

— Пожалуйста! Не забудь только поставить на макросъемку.

— Не забуду.

Я уже выкладывал перед нею первую улику. Это был размноженный на ксероксе проспект гостевого дома «Аджай» с адресом, телефонами и мутной фотографией уютного, даже кокетливого номера, совсем не похожего на те два, которые я видел. Маша щелкнула и лицевую, и обратную сторону и, увеличив картинку на мониторе, убедилась, что она в фокусе. Я убрал проспект обратно в конверт. Следующей была рекламная листовка с описанием стран, охваченных IP-телефонией из одного из местных переговорных пунктов.

А за нею шел целый ряд билетов на осмотр разных достопримечательностей, чеки из магазинов и квитанции из банкоматов. Бумажки побольше были порваны, какие-то просто смяты — в общем, времени съемка отнимала прилично.

— Ты только проверяй, чтобы везде можно было прочесть дату! — умоляюще прошептал я.

— Делаю, как умею! — отрезала Маша.

Только я успел порадоваться, что наше несходство характеров, по крайней мере, не отражается на работе!

Маша вдруг перевела аппарат и ослепила меня вспышкой. К нам шел официант. Я успел закрыть наши листочки газетой, а последний из снятых Маша просто крутила перед собой, как бы рассматривая.

— Я еще могу для вас что-нибудь сделать? — спросил официант.

— Убраться как можно скорее!

Это я, разумеется, сказал про себя. Ему я просто широко улыбнулся.

— Все превосходно!

— Но вы не попробовали пахлаву! Не понравилась?

Мы пока не знаем, именно потому, что еще не попробовали.

Зачем он приперся? Неужели где-то все-таки была скрытая камера?

Официант оставил нас в покое еще минут на пятнадцать, что позволило нам закончить работу. Я взял у Маши фотоаппарат и проверил качество снимков на самом маленьком билете — в храмы Кхаджурахо. Нет, фокус был безупречным, и отчетливо читалась даже дата, проставленная с помощью печати.

Я поперебирал груду бумажек на газете. Все они были безличными: чеки, квитанции из банкоматов, входные билеты, визитные карточки гостиниц. Только одно меня притягивало. Это был порванный пополам номерной счет из ювелирного магазина в Джайпуре. Не спрашивайте, чем этот счет отличатся от всего остального. Меня смутило даже не то, что счет предназначался для таможни, а аккуратный Ромка его почему-то порвал и выбросил. Интуиция! Короче, я сунул его к себе в сумку, а остальные бумажки стал складывать в конверт.

— Зачем ты это взял? — спросила Маша, с удивлением наблюдавшая за мной.

— Никто не заметит! Там же нет описи.

— Все равно. Почему именно это?

— Не знаю. — Я сложил оставшиеся бумажки в конверт. — Надо зайти в магазин и купить клей.

— Дай лак, которым ты мазал пальцы!

Маша сначала намазала самый носик клапана и совместила половинки печати. Когда с этим было покончено, она провела кисточкой вдоль всей кромки и придавила поверхности особым движением кулака. Помните, в эпоху чернил были такие полукруглые промокатели, которыми наезжали на только что написанные строчки. Вот и она так делала, только рукой.

— Ну-ка покажи!

Конверт был заклеен по всем правилам искусства. Рисунок печати совпадал идеально, склеенные края нигде не топорщились.

— Впечатляюще! — похвалил я.

— Такая профессия, — скромно отозвалась Маша.

Мы спешили вернуть конверт на место. Вдруг полиции придет в голову забрать вещи Ромки пораньше?

Перед Кофе Хаусом на нас ринулась целая армия рикш. Мы наняли такую же открытую таратайку о трех колесах с мотоциклетным двигателем, оставлявшую за собой облако черного дыма. Этот, самый распространенный, вид транспорта, сообщила мне Маша, называется «тук-тук». Я, конечно, эти таратайки и раньше в Индии видел, но ездить на них пришлось впервые.

Нам нужен был предлог, чтобы вернуться в камеру хранения. Мы расплатились с водителем в нескольких десятках метров от «Аджая». Одна сувенирная лавка была прямо перед нами, две другие — через дорогу. Переступая через коровьи лепешки, мы направились в ближайшую. Мальчики, зазывающие туристов, даже оторопели от такого везения.

Хозяин — коротко стриженный седеющий мужчина с карими печальными глазами — вскочил со стула.

— Что я могу предложить своим гостям?

— М-м, кашемировую шаль, — сказала Маша.

Хозяин с готовностью снял с полки высоченную стопку сложенных шалей и принялся раскладывать их перед Машей. Я же остановился у полки с бронзовыми фигурками и тут же присмотрел себе статуэтку Махатмы Ганди, шагающего с посохом в руке.

Лавочник вдруг забежал за мою спину, закрыл дверь и заговорщицки сделал мне знак подойти к прилавку.

— В чем дело?

Маша тоже с любопытством смотрела на него. Торговец полез в какую-то коробку за прилавком и выложил перед нами три небольшие колбаски, завернутые в газету.

— Что это?

— Ашишь! Ашишь! Высшего качества!

Мы с Машей расхохотались. То ли мы внушали доверие, то ли просто гашиша здесь было столько, что его предлагали каждому встречному и поперечному. От этого предложения — несмотря на самое высокое качество товара и самую низкую в Дели цену — мы без негодования, но все же отказались.

В «Аджае» тот же мальчик с готовностью побежал открывать нам камеру хранения — нам же надо было куда-то положить покупки. Я задержал его в дверях.

— Мы хотим поехать на место, где был сожжен Махатма Ганди, в Радж-Гат. Где это?

Где это место, я прекрасно знал. Мне было важно, чтобы Маша осталась в чулане одна! Она задержалась там едва ли на полминуты.

— Ну, ладно, — успокоил я растерявшегося мальчика, который на могиле отца нации не был никогда, — опять возьмем такси! У водителя и спросим.

Я сунул ему в руку двадцать рупий — раза в два больше, чем обычно дают за беспокойство. Деньги — универсальный растворитель сомнений и подозрений. До определенного предела — несоразмерно большие чаевые подозрения лишь укрепляют.

Маша вышла из кладовой.

— Порядок?

— Я положила конверт на место и все-таки сняла с сундука твою сумку. Это как-то подозрительно смотрелось.

— А что еще подозрительно?

Я серьезно спросил. Знаете, что она мне ответила? Причем, на вы!

— То, что вы сегодня не пьете.

5

Проходя через холл, мы решили выпить чаю. Потом, посмотрев на часы и прислушавшись к своим желудкам, передумали и сначала пообедали. А, поговорив за обедом, надумали остаться в этой гостинице еще на ночь.

Во-первых, нам нужно было место, где можно спокойно разобрать фотографии и составить график перемещений Ромки. Во-вторых, пока его сундук не забрали, у нас был шанс узнать еще что-нибудь интересное. Наконец, время уже шло к вечеру. Если уезжать из Дели, так с утра, да и куда ехать, мы пока себе не представляли.

Теперь я заказал себе то, что Маша ела на завтрак: лепешки, чечевицу и кучу блюдечек с остростями, а моя спутница выбрала китайский суп, только на курином бульоне. Пиво у ребят было, и правильное — Кинг Фишер, но поскольку организм мой требовал его криком, я ему в этом отказал. По ходу дела мы убедились, что наша комната еще не сдана. А когда поднялись в нее, стало ясно, что ее и не убирали. Непонятно было только, еще не убирали или этот вид деятельности в гостевом доме вообще не предусматривался. По моему требованию мальчик, поднявший в номер наш багаж, прошелся шваброй по полу в туалете-душевой, и на этом мы и ограничились. Индия — я это как-то не очень понимал по своим предыдущим пятизвездочным, совершенно стерильным, поездкам — быстро навязывает вам свои представления, в том числе, и о гигиене.

Я закрыл дверь на засов. Потом мы с Машей уселись каждый на своей кровати, подоткнув под спину подушку и касаясь друг друга плечом. Иначе мы не могли одновременно рассматривать наши фотографии на дисплее. Глаза у Маши возбужденно горели — от фотографий, не от нашей близости, — и иногда она даже казалась мне привлекательной. Но потом я вспоминал маленькую грудь на цыплячьем тельце, жесткую складку рта, когда она вчера что-то раздраженно говорила мне или просто бросала на меня неодобрительный взгляд, и успокаивался. Да и потом, меня в такое же возбуждение, как и Машу, приводил разбор наших находок.