Дмитрий Петров - Холодная ярость Страница 16

В кабинете было уютно от полумрака, разгоняемого лишь отчасти горящей на столе старомодной лампой под абажуром, и Марина вдруг расслабилась ощутила страшный голод. Весь день она не вспоминала о еде, вернее, заставила себя не вспоминать. Во-первых, времени не было, а во-вторых, кончились деньги - последние ушли накануне на угощение для Вадима.

Сейчас в желудке вдруг отчаянно засосало, а при виде бутербродов даже слегка закружилась голова.

- Я хочу есть, - призналась вдруг она. - Если честно, то ужасно хочу.

Сказала и сама засмеялась собственной непонятно откуда взявшейся смелости.

Где это видано: нахально выпрашивать у начальника его еду?

Вербин засмеялся тоже и тотчас придвинул пакет в сторону оголодавшей сотрудницы.

- Да нет же, я пошутила, - тут же опомнилась Марина. - У меня просто вырвалось. Глупости, я сейчас пойду домой и поужинаю. Не обращай внимания, просто я забегалась с непривычки.

- Тут бутерброд с колбасой, - невозмутимо отреагировал майор, разворачивая сверток. - И еще плавленый сырок. Такой, как делали в советские времена, я их с детства люблю. Ешь, я все равно не буду: днем не успел, а сейчас уже поздно - надо спортивную талию сохранять, а то нехорошо.

Марина плюнула на приличия и запихала половину бутерброда себе в рот.

Разворачивая сырок, скребя ногтями по прилипшей фольге, она услышала, как зашипел включенный чайник.

- Дело в том, что со всеми этими детьми, которых ты выявишь, - заметил Вербин, - нужно будет потом разговаривать отдельно. Ты сможешь?

- Что смогу? Разговаривать? - пережевывая хлеб с вареной колбасой, уточнила Марина. - Разговаривать, конечно, смогу. Это каждый может.

Она умолкла, и Вербин понял ее.

- Я уже подумала об этом сегодня, - прожевав, пояснила Марина. Беседовать с детьми должна не я, у меня не получится. Здесь нужен специалист.

- Какой специалист? - нахмурился майор, разливая жиденький чай. - Что ты имеешь в виду? Разве ты не специалист? А кто был учительницей и кто работал в ИДИ? Если не ты, то кто же тогда?

- Психолог, - объяснила Марина. - Здесь нужен тот, кто профессионально умеет делать две вещи, необходимые в данном случае. А именно: сразу распознавать лживые ответы и правильно ставить вопросы. Именно правильно задавать вопросы, то есть раскручивать собеседника так, чтобы тот сам захотел выговориться. Не смог бы молчать. Это целая наука. - Марина разошлась, потому что говорила о хорошо знакомом ей предмете. Она так увлеклась, что быстро запихала в рот остаток бутерброда и продолжала говорить с набитым ртом.

Вербин с интересом наблюдал за ней, и непонятно было, что его больше увлекает в данную минуту - созерцание ее необычного поведения или то, что она говорит.

Но Марина не обращала на это внимания - у нее была идея, и ей нужно было все объяснить.

- Так вот, - продолжала она, роняя крошки хлеба на форменный китель и машинально стряхивая их, - в общем-то это касается всех людей, но детей в особенности, уж можешь мне поверить. Ребенка нельзя пугать, иначе он замкнется.

Для него это будет естественная форма защиты. А если начать на него давить, у него случится стресс, и станет еще хуже. Мы же не будем зажимать им пальцы дверями?

- Нет, - с серьезным лицом подтвердил Вербин, качнув головой, зажимать дверьми пальцы не будем. Двери старые, закрываются неплотно. Нет, не будем...

Между прочим, допрашивать детей можно только в присутствии родителей или специально назначенного педагога.

- Это я знаю даже лучше тебя, - увлекшись, совсем обнаглела Марина. Уж в ИДН эти вещи всем отлично известны... Так вот что я имею в виду: нужно, чтобы эти дети сами захотели говорить, все рассказать. Они должны быть поставлены в такое положение, чтобы каждый из них был вынужден говорить правду, быть искренним. А сделать такое способен только настоящий профессиональный психолог.

Вербин задумался. Да, он понял Марину. Но где же взять такого психолога?

- В УВД в поликлинике есть психологи, - неуверенно промямлил он. Можно к ним обратиться. Написать рапорт, попросить помочь...

Но он сам прекрасно понимал слабость своих слов. Конечно, это не решение проблемы.

Марина же удивлялась сама на себя - сегодня вечером она была просто в ударе. Можно сказать, что ее "понесло". То ли от усталости, то ли от бесконечных мыслей о трудности порученного ей первого расследования. Давно уже с ней такого не бывало...

С прежней своей начальницей в ИДН Марина бы никогда не посмела так себя вести и разговаривать, как вела и разговаривала она сейчас с Вербиным. А почему? Об этом она внезапно со всей прямотой спросила себя и тотчас дала ответ. Дело в том, что в Вербине она видела заинтересованного человека.

Заинтересованного именно в результатах работы, а не в мелочных глупостях вроде формальных показателей работы, мнении высокого начальства и дрязгах с подчиненными. За время службы она убедилась в том, что было очевидно: Вербин на самом деле интересуется реальными результатами работы. В милиции это большая редкость. А если так, то они - настоящие сотрудники, в прямом смысле этого слова. Два человека, объединенных не химерами государственной службы, а желанием пресечь творящееся зло. Если же так - то к черту скромность и манерничанье!

Поэтому в ответ на последние слова майора Марина откинулась на спинку кресла и демонически расхохоталась.

- Поликлиника УВД? - иронически произнесла она, отсмеявшись. - Тамошние психологи? Мы ясе все отлично знаем, на что они способны. Максимум - это проводить тесты для поступающих на службу молодых юнцов. Могут проверить вменяемость, нервную устойчивость - ну, в общем, действуют по методике. Правда, мы все знаем, каковы Результаты этих "высокопрофессиональных" тестов, - они ежемесячно рассыпаны в приказах по УВД. То один пальнет в соседа, то другой. То один напьется и сиганет вниз головой с моста, то другой покалечит жену. Вот вам и нервная устойчивость личного состава! Нет уж, знаем мы этих психологов. А тут еще дети - с этим они вообще незнакомы.

Отповедь Марины Вербин выслушал без тени раздражения, спокойно. Ни один мускул не дрогнул на его лице, и трудно было сказать - молчит он оттого, что согласен со словами Марины, или потому, что принял ее за истеричку и решил не спорить...

Между тем Марина уже успела принять решение.

- Мы должны пригласить Инну Менделевну, - торжественно резюмировала она свою длинную речь, для важности подняв при этом кверху указательный палец. Только Инна Менделевна сможет нам помочь.

Произнеся это, она умолкла и уставилась на Вербина. Некоторое время он озадаченно молчал, не зная, что ему следует отвечать. Потом поерзал на своем стуле и тихим голосом аккуратно поинтересовался:

- А кто такая эта Инна Менделевна?

С Инной Менделевной Марина познакомилась, когда была еще студенткой.

Точнее,этодоцентЗбарскаяпознакомиласьсмолоденькой студенткой-третьекурсницей. На третьем курсе была школьная практика, и группой студентов, направленных в школу практикантами, руководила тогда Инна Менделевна с кафедры психологии.

Это была пятидесятилетняя женщина маленького роста, с копной угольно-черных волос и очень живыми круглыми, как средиземноморские маслины, глазами, буквально впивавшимися в лицо собеседника, буравящими его. Смуглое лицо доцента Збарской носило всегда сугубо непреклонное выражение, казавшееся студентам скорее зверским, а темные волосики, пробивавшиеся над верхней губой, придавали ее мужеподобному облику вообще что-то воинственное...

Эта женщина была грозой пединститута. Ее боялись не только студенты, но и многие коллеги, и даже сам ректор - отставной генерал из политуправления.

Вообще-то он был и сам властный человек, хоть и добряк в душе, подобно многим отставникам, чувствующим, что свое они уже в жизни получили, а теперь на последнем месте работы можно слегка расслабиться. Тем не менее он крепко держал бразды правления во вверенном ему вузе, а побаивался только грозную Инну Менделевну.

Не считаться с ней было невозможно, и при звуках громоподобного голоса этой усатой немолодой женщины трепетали все, предчувствуя возможные неприятности. Бороться с ней было решительно невозможно никому.

Дело в том, что Збарской ничего и ни от кого не было нужно. Мужа у нее никогда не было, а единственный сын еще двадцать лет назад уехал в теплые края, где жарко светит солнце и гроздья сочного винограда созревают два раза в году.

По слухам, он командовал танковым батальоном, был чертовски храбрым офицером и погиб в Синайской пустыне в бою с арабами, заживо сгорев в своем танке.

Об этом никто не говорил вслух, и сама доцент Збарская не обмолвилась ни единым словом, но допущенным в ее квартиру студентам и коллегам доводилось видеть на стене портрет в траурной рамке, с которого взглядом неукротимого льва пустыни смотрел смуглый юноша в военной форме с ордена на груди. И смущенным посетителям казалось, на портрете чудесным образом предстал во всей мужественной красе юный военачальник эпохи мак-кавейских войн.