Марина Серова - Гормон счастья Страница 16

— А кем захочешь. У Романа Альбертовича обширное трудоустройство. По любому профилю. Просто, откровенно говоря, не нравится мне твой нынешний работодатель.

— Дмитрий Филиппович?

— Он.

— Я н-не Дмитрий Филиппович, а Ды-дымитрий Евгень… евич! — запротестовал сползающий под стол — под шипение своей супруги: «Вот паразит, опять нажрался!» — Кульков.

— Да мне он тоже не очень, — отозвалась я.

— А что ты думаешь о его сыне? — неожиданно спросил Корсаков.

— Об Игоре? А почему ты спросил?

— Потому, что его обвиняют в убийстве Войнаровского.

Так. Корсаков сам поднял эту тему. А между прочим, рядом со мной сидел человек, самый приближенный к Лозовскому. К тому самому Лозовскому, которого обвинял, понятно в чем, Дмитрий Филиппович.

— Ничего я о нем не думаю, — хмуро ответила я. — Игорь Дмитриевич — изрядный ублюдок, и в СИЗО ему самое место. Но это мое личное мнение.

— Значит, ты думаешь, что он невиновен? — и, поймав мой недоуменный взгляд, Корсаков пояснил: — Понимаешь, Роман Альбертович тоже хотел бы знать, кто убил Войнаровского. Ему важно. Быть может, он подключит к расследованию своих людей.

— Вот, значит, как… — пробормотала я.

Мы могли говорить совершенно спокойно, не боясь быть подслушанными. К тому времени компания раскололась на сепаратные группки по интересам: Кульков и Миша, Юля Кулькова и таинственная Лена-Катя-Оля. Ну, и мы с Корсаковым.

— Кажется, нам пора, — произнесла я.

Меня никто не услышал, кроме Владимира, и я подумала, что можно уйти по-английски, ни с кем не прощаясь. Тем более что хозяин дома, уже плотно опочивший в кресле, отстрелялся и был неспособен выговорить даже «пока».

— Ну что ж, — сказал Корсаков, когда мы вышли на воздух и он, подойдя к своей машине, открыл переднюю дверцу, — поехал я. Спасибо за приятно проведенное время.

— Счастливого пути, — пожелала ему я. — Тебя менты по пути не зацепят, нет? За вождение в не совсем трезвом виде?

— Меня? — Корсаков рассмеялся и сел в машину. Потом его лицо стало серьезным, и он произнес — Но ты подумай, Юля.

— Над чем? — улыбнулась я.

— Над всем, — серьезно ответил Владимир. — Есть над чем подумать. А вообще… Не хотел тебе говорить, но… кажется, я помолодел лет на пятнадцать. Это потому, что ты такая молодая и прекрасная.

Слова, которые в устах другого могли бы показаться напыщенными, прозвучали просто и ясно. Корсаков улыбнулся, передернул плечами, хотел еще что-то сказать, но сдержался, хлопнул дверью, и его автомобиль, сорвавшись в ночь, как черный камень, выпущенный из пращи, закутался в темную ленту пыльной дороги и пропал из виду.

В эту ночь меня снова посетила бессонница.

Всю первую половину следующего дня я посвятила чтению следственных документов по делу об убийстве Войнаровского. В том числе — протокола допроса некоего монтера Семенова, который утверждал, что выехал по вызову на дачу Войнаровского, будучи совершенно трезв, а проснулся среди ночи в кустах, с разламывающейся с перепою головой, без инструментов, без своей «копейки», то бишь личного автотранспорта «Жигули-2101».

«Копейку» нашли в овраге, совершенно целой, так что Семенов ничего не потерял.

Чем дальше я читала все нарастающую в своей мути и многословности документацию, тем основательнее росло убеждение, что дело закончится ничем: Игоря Дмитриевича отпустят под расписку о невыезде и залог, следствие плавно зависнет в «глухарь». А что? За последние годы ни одно заказное преступление такого уровня не было официально раскрыто. Уж что-что, а это я знала хорошо.

Губернатор и через меня, и непосредственно давил на следствие как только мог — как говорится, всей массой. Все подозрительные детали, которые прямо, как «узи» с отпечатками пальцев Игоря, или косвенно указывали на причастность его сына к убийству Войнаровского и двух охранников, задвинули на задний план. Да, все могло быть и так, как утверждает Игорь.

А все несоответствия, напротив, выпятили: каким это образом Игорь мог убить троих здоровенных мужиков, если был мертвецки пьян? Откуда у убийцы инструменты монтера Семенова, если Игорь этого самого Семенова в глаза не видел, а сам Семенов вообще ничего не помнит, что в его личной алкогольной практике — случай из ряда вон выходящий? Ну, и все такое.

Точки над «i» могла расставить лежавшая в психушке девушка, которая видела лицо убийцы гораздо лучше и ближе, чем обдолбанный шофер Войнаровского. Кстати, шофер уже передумал: он не мог вспомнить, был ли убийца сыном губернатора или нет. Память его отшибло напрочь. Хотя сначала говорил — он, еще не зная, что перед ним сын губернатора. А теперь говорит — похож. Хотя как похож, если он сам нашел у Игоря меченый «узи».

Путаница, не дающая особых перспектив.

Но о девушке. Она, кстати, из того самого модельного агентства «Каллисто», с моделями из которого был так дружен Игорь Дмитриевич. Так что она вполне может признать Игоря. Если, конечно, у нее тоже не отшибло память, как у шофера и монтера Семенова.

Кстати, ее подруга из модельного агентства, которая тоже была при Войнаровском в момент убийства, в шоковом состоянии сидела дома и носа на улицу не высовывала. Копия протокола беседы с ней лежала передо мной. Ничего существенного она не сказала. Призналась, что сильно испугалась, киллера не разглядела, потому что на нем была кепка, прикрывавшая козырьком лицо. К тому же у нее очень плохое зрение, примерно минус семь, а линзы она сняла. На прямой вопрос, похож ли убийца на Игоря Дмитриевича, она сначала забормотала что-то нечленораздельное, а потом неожиданно четко сказала, что фигура похожа. Хотя тут же заявила, что Игорь Дмитриевич, которого она хорошо знала, на такое просто не способен.

Я уже связалась с больницей и сказала, чтобы мне позвонили немедленно, как только девушка придет в себя. При девушке, кстати, находился охранник. Так, на всякий случай. Хотя лично я не видела в этом особого смысла: если бы киллер видел в ней угрозу для себя, предполагал, что она может его опознать, то убил бы ее прямо на месте. В доме гендиректора Войнаровского.

К тому же показания человека с расшатанной психикой могут не принять в суде. Если суд вообще состоится.

Я отодвинула от себя пачку документов и обхватила руками голову. Зачем губернатор вообще привлек меня к этому делу? Испугался за сына? Да, но есть специалисты, которые вытянут Игоря Дмитрича из СИЗО куда быстрее, чем я.

Нет, дело не в этом. Есть другие симптомы странностей в губернаторском поведении. Например, он велел удвоить свою охрану, отменил все поездки на неделю вперед. Губернатор явно опасался за свою жизнь. И он что-то недоговаривал.

Я предпочитала пока что воздерживаться от выводов по этим и другим моментам, но явственно зрело предчувствие, что гордиев узел запутался, как говорится, по самое «не могу». И что неминуемо наступит критический момент, когда кто-то его разрубит, и обрубленные концы безжизненно свесятся к земле, как мертвые руки.

Зазвонил телефон. Я сняла трубку и проговорила:

— Максимова слушает.

— Вас беспокоят из второй больницы. Вы просили позвонить, когда Корнеева придет в себя. Так вот, по-моему, вам стоит приехать.

— Хорошо. Никого к ней не пускайте. Как она?

— Да так… бормочет что-то. Сказала, что ей жарко. Хотя в палате довольно прохладно.

— Ладно. Сейчас приеду.

Девушка шевелила бледными губами. Из этих движений неожиданно для меня самой соткалась довольно членораздельная матерная фраза.

Лицо Полины — так звали девушку — было каким-то синевато-белым, на шее и на виске проступили нежные голубоватые жилки. Кожа казалась полупрозрачной, как будто из-под нее совсем ушла кровь.

— Что вы от меня хотите?

— Я знаю, — мягко начала я, — что ты видела человека, который приходил тогда в…

— Человека, который убил директора «Диаманта», вы хотите сказать, — выговорила она. — Да, я видела его — он сидел надо мной. Тень от его кепки закрывала лоб и затеняла глаза. Но я его видела.

— Видела?

— Да, — она облизнула губы, и после этого в ее голосе почему-то появилась хрипотца. — У него руки были холодные. Как лед. Вот. А лицо… лицо как в тумане.

— Вспомни, Полина! — попросила я. — Ведь если не ты, так кто же?

— Да… всех остальных — в расход. Нет, не помню.

И тут то же самое! Ну что ты будешь делать… Ладно, попробуем поконкретнее поставить вопросы. Я вынула из кармана фотографию Игоря Дмитриевича и показала ее Полине:

— Вот, взгляни. Не он? Не похож?

— Он…

— Он?!

— Он… у меня на работе, в «Каллисто» появлялся. Видела я его.

Я разочарованно вздохнула:

— Полина!

— Не помню… Может, и он. Это же Игорь. Он с Надькой Усовой крутил. И с Леной Ореховой. А на даче Войнаровского… не помню. Игорь подонок. Он все может. Он же бывший спецназовец. Он Степе, нашему охраннику, голову проломил, а Степа, между прочим, — мастер по боксу. Не знаю… не знаю…