К Енко - Свежая кровь для олигархов Страница 16

Под утро, когда Саша забылась тревожным сном, ей приснился Антон с большим куском сырого мяса в руках. Его он пытался запихнуть Саше в рот, чтобы та его ела. Саша старалась увернуться от мяса. Проснулась и поняла, что мяса в рот не брала и его не попробовала. Вспомнила, что мясо во сне к большим неприятностям. "К каким же?" - подумала она. "С сыном что-либо, с Василием? Но нет, с ней, ведь она должна была есть это мясо. Вот только сон никогда не дает указания - что будет за неприятность и, когда будет. Неприятность случится, - полагала она, - во сне было мясо, но то, что Антон не смог запихнуть его мне в рот, значит мне удастся каким-то образом избежать ее. Какая же я невезучая", - печалилась Саша. - "Всегда что-то случается, а все сделанное для собственного блага, опять срывается?" - "Не ты одна, - подсказал ей внутренний голос, - вспомни свою подругу - элитную проститутку, которую Удав всю исколол ножом, но оставил жить. Сколько ей еще пришлось пережить, чтобы создать хоть какое-то собственное благополучие!"

Подругу звали Глаша, Глафира Петровна Сорокина. После того как Удав исколол ее тело ножом, на нем остались некрасивые шрамы и она не смогла трудиться элитной проституткой, но и рядовые мужики стали ее опасаться, знакомясь с ее молодым, но искромсанном ножом телом. Для нее наступили тяжелые времена. Работы не было. Нищета заглядывала ей в лицо, а потом пришли такие времена, когда она не спускала с нее глаз.

Если бы Глашу спросили, что она не любит более всего на свете, она сказал бы, что нищету.

Помнила, что в советские времена ее отец-алкоголик, когда пропивался вдрызг, носил резиновые тапочки и это было верхом позора в их дворе. Соседские выпивохи над ним подсмеивались: "Петрович, ты потому не пьешь, что тебя никто не угощать!" Отец же смущенно переминался с ноги на ногу и просительно говорил: "Дали бы хлебнуть, завтра расплачусь!". Смех во дворе переходил в хохот: Петрович, даже, если его и били, никогда не отдавал долг.

Во дворе, где жила Глаша, была помойка - три бачка, вечером они наполнялись мусором и отходами, утром их вывозили. Иногда, Глаша, подойдя к помойке, чтобы выбросить мусор, видела людей - мужчин и женщин, разгребавших отходы руками, и искавших пищу. Однажды она заметила, как один из таких людей, заросший щетиной, одетый в тряпье, от которого здорово пахло помойкой, торопливо очистив найденные объедки, запихивал их в рот и смачно жевал - был очень голоден. Глашу чуть не стошнило... Но вот настала и ее очередь голодать и она всерьез стала думать, - а не пойти ли ей самой на помойку, вечером, когда стемнеет, чтобы никто не видел и поискать что-либо съестного - так хотелось есть!

На помойку она пошла и стала собирать там пивные бутылки, выручала кое-какие деньги и на них, не жила, а бедствовала.

Бедствовала, потому что на помойку люди выбрасывают мало съестных объедков, а пивных бутылок ищет большое число пенсионеров, бомжей, алкоголиков. Помойка, вскоре поняла Глаша, целый мир в городе, если бы его не было, то, как она подсчитала, сотни тысяч людей лишились бы возможности одеться, хотя бы в поношенные тряпки - большинство приезжих на заработки в Москву из среднеазиатских стран ходят по помойкам в поисках поношенной обуви, курток и другой одежды. У помоек кормятся бродячие собаки, голуби, воробьи и вороны.

Посещая постоянно одну помойку, Глаша заметила собаку, которая регулярно появлялась там. Она пристально смотрела на человека, ковыряющегося в помойке или приносящего туда мусор и ждала. Некоторые понимали ее взгляд и старались найти ей что-либо поесть. Глаша видела, с какой жадностью и быстротой та заглатывала еду, виляя при этом хвостом в знак благодарности. Она также заметила, как та подбирала любую крошку съедобного и вылизывала языком место, на котором та лежала.

У собак Глаша научилась ценить крохи еды и всегда их доедала.

Роясь в мусоре она заметила, что все, кто его выбрасывает в пластиковых пакетах туго их завязывают и, поэтому та собака, которая в состоянии запрыгнуть на бак с мусором, не может добраться до остатков еды в них, не говоря уж о воробьях и голубях.

Лишь немногие жители окрестных домов оставляют рядом с баками для мусора остатки еды для животных: кости, раскрошенные остатки хлеба, обрезки колбас. Ей хотелось обратиться к людям с просьбой: люди - олигархи своих отбросов: не уподобляйтесь настоящим олигархам, которые нахапали все деньги, все наши богатства и никому ничего не дают по пословице: "И сам не ам, и другому не дам!" - не завязывайте свои пакеты с отбросами на помойках! Оставляйте съедобные отбросы у бачков отдельно от пакетов, которые вы бросаете в баки, для голодных животных и птиц! Глаша понимала, что ее призыв не для жадных людей, олигархов своих отбросов, а для милосердных, а такие, конечно, тоже есть на белом свете. Когда она искала пивные бутылки, а кто-либо подходил с мусором к баку, она мягко, ненавязчиво говорила: - "Вот хлебушек нашла для птичек, а вот и куриные косточки для бездомных собак,- и показывала, что она нашла. - Ведь они такие голодные!"

Некоторые делали вид, что ее не слышат, другие же говорили, в основном это были женщины: - "А я так и делаю. Собираю остатки еды в бумагу или пакет из-под молока и оставляю их внизу, у бачка".

Она узнала историю собаки по имени Бомжик. Это был пес темно-коричневого цвета, среднего роста, с длинной и густой шерстью, с хвостом кренделем. Как-то девушка попыталась его погладить по голове, но он уклонился от этого, зато лег на спину и дал себя потрепать ласково по животу. Бомжиком его назвали потому, что, когда он был молодым, то жил у хозяев на третьем этаже трехэтажного кирпичного дома. Пришло время и его хозяева начали много пить, им помешал их ребенок, трехлетний Толик, и выгнали его вместе с собакой на лестничную площадку. Здесь почти в течение года они и жили и ели из одной миски.

Родителей лишили прав на ребенка и забрали в детский дом, а собаку отправили на улицу - так она получила кличку Бомжик. У помойки он тоже отличился. Как-то придя на кормление к баку с мусором, Бомжик насторожил уши, услышав тонкий писк, раздававшийся из бака.

Прислушался и понял, что там пищит ребенок - ему был знаком этот звук по тем счастливым временам, когда жил в семье Толика с начала его рождения.

Бомжик остановил свой выбор на молодой женщине, которая подошла выбрасывать мусор к баку - от нее пахло молоком и ребенком, правда, девочкой, а в баке пищал мальчик - это Бомжик стразу определил по запаху. Он стал на край бака и начал царапать его когтями. Женщина заметила его усилия и наклонилась к нему:

- Что ты хочешь, собачка? - ласково спросила и посмотрела на Бомжика, а тот перестал царапать край бака. Наступила тишина и тогда женщина услышала писк ребенка. Был спасен только что родившийся малыш, от которого хотела избавиться его мать.

Глаша узнала и о других собаках, посещавших, как и она помойку. Их было семь или восемь. Жили они на стройке жилых домов, возводившихся неподалеку. Ими предводительствовал крупный пес рыжей масти. Сам он производное от скрещивания разных пород. Морда у него крупная - что-то от английского питбуля - большие скулы, мощные челюсти, устрашающие клыки и крепкая шея. Рост - выше большой овчарки, поджарый живот, сильные ноги и небольшой тонкий хвост, покрытый короткой, густой рыжей шерстью, как и он весь сам.

В свою стаю он допускал сук, подрастающий молодняк, отцом которого он был, и, как исключение небольших кобелей, независимо от масти и породы, но беспрекословно подчинявшихся ему. Был он справедлив: еду, которую нашла собака из его стаи, не отнимал, а когда какой-либо человек хотел их покормить съестными отходами, терпеливо ждал своей очереди. Чужих кобелей не трогал, но, если такая собака проявляла недружелюбие, или, к своему несчастью, нападал, то был беспощаден и изгонял со своей территории со всей свирепостью, на какую был способен.

Любой щенок в его стае чувствовал себя в безопасности. Как-то Глаша видела сценку: шестимесячная собачонка гнала с лаем со двора крупного боксера - тот улепетывал со всех ног, а за ними молча наблюдал рыжий вожак. Его хорошо знали во всей округе. Рядом с двором и домом, где жила Глаша, возводили три 25-этажных дома. Рабочие на стройке назвали его "Чубайсом" за рыжий окрас, прикармливали и давали приют под своими подсобками, ему и его стае.

Глаша считала, что давать такой хорошей собаки прозвище "Чубайс", неудачно и звала его просто "Рыжик", а тот в свою очередь откликался и на "Рыжика" и на "Чубайса" - лишь бы кормили.

Под подсобками суки от Рыжика и рожали своих щенят. Одна из таких сук, по прозвищу "Люська" рожала каждый год, но не все щенята выживали. Некоторые умирали от голода, другие попадали под колеса машин, третьи погибали от болезней, от той же собачьей чумки. От одной соседки, которую встречала у помойки, Глаша узнала историю трех последних щенят Люськи. Их было трое и все "девочки". Две из них - темного цвета с короткой, но густой шерстью, со светло-коричневыми подпалинами у глаз, на кончиках ушей и хвостов, третья - вся светленькая, без подпалинок. Троица вела себя дружно, бегали вместе, лаяли вместе и искали еду тоже втроем. Их подкармливала детвора из соседней школы. Когда они дожили до шести месяцев случилось непредвиденное. Двух "девочек", темненьких, особенно доверчивых к людям, поймали, закололи, разделали, зажарили на костре и съели рабочие строители из "азиатов". Все это видела соседка из окна своего дома, которое выходило на стройку. Она позвонила в милицию и рассказала, что происходит. Ей ответили: "Бездомных собак в Москве много, пусть едят, может так их меньше будет!" - "Ну, а если будут есть человека, что тогда?" - "Когда съедят - позвоните!".