Андрей Кивинов - Кома (Вор должен сидеть) Страница 16

Технология «уговора» была отлажена давно. «Товарищ, вы ведь все равно людей не запомнили. Вы образованный человек, прекрасно понимаете, что мы не волшебники. Так? Так. Часы найдём – вернём. Деньги – нет. Стало быть, зачем бумагу переводить и терять драгоценное время, которого так не хватает на более серьёзные дела. Согласны? Согласен. Тогда вот бумага, пишите, что претензий ни к кому не имеете, травму получили в результате падения с высокого поребрика».

Подобный вариант подходил лишь к тем заявителям, кто не очень сильно переживал о случившемся. Если трудящийся громко горланил, что этого безобразия так не оставит, заявление от него, разумеется, бралось. Какие бы истерики начальство потом не закатывало, получить статью за укрывательство преступлений никакому нормальному оперативнику не хотелось. А статья, к слову сказать, не шуточная. Предусматривает лишение свободы.

Рогозин переживал не сильно, но писать, что упал, напрочь отказался. «Как же, так, епть? Меня же избили, зачем же врать, епть? Да, виноват сам, но наговаривать на себя не буду. Можете никого не искать, но я против совести не пойду». Час уговоров ни к чему не привёл. Пролетарий не сдавался. Денис плюнул и записал все, как было, решив обработать «терпилу» попозже, когда тот выйдет из больницы. Пару раз прочитав написанное объяснение, Рогозин левой рукой поставил закорючку, ибо правая находилась в гипсе.

Но после выписки настроение пролетария не изменилось, он по-прежнему отказывался ронять своё человеческое достоинство. Оставалось одно – отправить материал в следственный отдел и получить по голове за непрофессионализм. Боссы, кстати говоря, не просто журили за каждый «глухарь». Они душили и прессовали. Всеми имеющимися средствами.

Подшивая листочки, Денис обратил внимание на подпись Рогозина. Ведь она сделана левой рукой, а значит… Стоп, нет, только никакой липы. Денис за всю карьеру ни разу откровенно не липовал. Да, факты передёргивал, записывал, как было выгодно ему, договаривался, но при этом всегда знал границу. Погоди, спокойно… Мужик жаловаться никуда не пойдёт, постановление об отказе ему показывать не обязательно… Подпись левой рукой – все равно, что нет подписи. И, в конце концов, все когда-нибудь бывает в первый раз…

Потерзавшись ещё минут десять, Денис решил рискнуть. По новой переписал объяснение. «Был пьян, споткнулся, упал сам». Подпись. Выведенная правой рукой Неволина. Она же левая Рогозина. Очень близко к оригиналу. Старое объяснение выкинул. Постановление об отказе было отпечатано за пол– часа. Без проблем утверждено у руководства и в прокуратуре. Ну, упал мужик по пьяной лавочке, с кем не случается. Материал осел в архив, где и благополучно хранился до позавчерашнего дня. Пару раз Денис звонил Рогозину и уверял, что преступники активно ищутся, но пока не пойманы. А вскоре успокоился окончательно и звонить перестал.

– И какие же там несоответствия? – наивно уточнил Неволин у следователя.

– Думаю, Вы прекрасно понимаете, о чем речь. В объяснении Рогозина сказано, что он якобы упал, будучи пьяным.

– Так оно и было. Не я ж это придумал.

– Боюсь, Вы, Денис Сергеевич.

Подчёркнутая вежливость выбивала из колеи. Лучше б дама крыла матом и смолила «Беломор». Проще было бы общаться.

– Рогозина избили и ограбили, – продолжила следователь, – и Вы это отлично знаете. Вчера я опросила двух человек, лежавших вместе с ним в палате. Оба присутствовали при вашем разговоре с ним.

Да, первичный разговор проходил в палате. На «обработку» Денис, разумеется, вывел пролетария в коридор.

– Второе. Рогозин показал, что Вы неоднократно предлагали ему написать, будто он упал сам.

– И зачем мне это надо? – Денис решил занять круговую оборону.

– Ну, что Вы, Денис Сергеевич, ребёнком прикидываетесь? Вы работаете в милиции шестой год, и не мне Вам говорить, что такое показатели.

Надо же, следачка не поленилась узнать, сколько юных лет оперуполномоченный Неволин отдал борьбе с преступностью. Это настораживало ещё больше.

– Да, кажется, поначалу он действительно заявил, что его ограбили.

Но, когда мы вышли в коридор, и я стал задавать уточняющие вопросы, он признался. Никакого нападения не было, он обставлялся перед роднёй… Попросил меня ничего жене не рассказывать.

«Отступать некуда, – подумал Денис, – буду держаться до упора. Пускай доказывают».

Следователь ещё раз кивнула на объяснение.

– Рогозин утверждает, что это не его подпись.

– А он не забыл, какой рукой расписывался?

Вряд ли почерковедческая экспертиза, если она, конечно, будет назначена, скажет что-либо определённое.

– Я звонила жене Рогозина, Денис Сергеевич… Муж от неё ничего не скрывал… Я Вас прекрасно понимаю. Отлично знаю, как с вас выбивают показатели. Но, всему есть мера. Совершено тяжкое преступление. Между прочим, рука у Рогозина до сих пор не восстановилась и, скорей всего, вряд ли восстановится. А Вы, вместо того, чтобы искать преступников, занимаетесь укрывательством.

– Это Ваши предположения, – продолжал обороняться Денис, памятуя, что сознаться никогда не поздно, – можно мне взглянуть на жалобу?

– Пожалуйста, – следователь извлекла из папки тетрадный лист, к которому скрепкой был подколот конверт.

Денис быстро прочёл кляузу. Сразу бросился в глаза протокольный стиль изложения, совершенно не характерный для малограмотного пролетария с ограниченным словарным запасом. Стало быть, написано под диктовку. Возможно, диктовал адвокат, а возможно и… Не адвокат.

– Не знаю, – пожал плечами Денис, – что он рассказал, то я и записал.

– Вы отправили Рогозину копию своего постановления?

– По закону это не обязательно. Я уведомил его устно.

– Что Вы ещё сделали по материалу, кроме как съездить в больницу?

– Ничего… А что, интересно, я ещё должен был сделать? Здесь нет события преступления.

На лице следователя не отразилось никаких эмоций.

– Хорошо, – она сложила обратно в папку бумаги и поднялась из-за стола, – подождите, пожалуйста, в коридоре.

Из кабинета они вышли вместе. Дама, сжимая папку под мышкой, направилась в сторону лестницы. «К начальству побежала советоваться. А колготки все-таки ажурные», – подметил Денис.

Он присел на лавочку, стоявшую в коридоре. «Так, вроде нигде не прокололся… Главное, уверенный тон. Хрен докажут… Хотя, неприятная ситуация, мягко говоря. Суки…»

Откуда дует ветер, Денис не сомневался ни на секунду. Не сам же пьяница Рогозин больше года спустя решил восстановить свои ущемлённые права. Егоров почти отрыто намекал, что время расплаты близко. Рыло поросячье… Интересно, откуда он про этот «отказник» вынюхал? Денис в таких вопросах был крайне осторожен и язык, в отличие от молодняка, не распускал. «Зажал» материал, сиди и помалкивай. Хотя, накопать на опера можно без особых хлопот. Достаточно поковыряться в архиве. Вероятно, это и было сделано. Самое обидное, не знаешь, каких последствий ждать. Генералу стуканут, и можно смело искать место на гражданке. Возможно, уже стуканули. Ничего, выкрутимся…

В коридоре появился знакомый следователь прокуратуры Вадик Самойлов, молодой парень, расследовавший дела о бандитизме. Заметив Дениса, приветливо кивнул и подошёл к оперу.

– Привет… Судьбу пытаешь, или от дела линяешь?

– Судьбу. Ваше доблестное ведомство статью шьёт.

Денис вкратце рассказал о причине вызова, опустив компрометирующий фрагмент.

– Скажу честно, – «успокоил» Вадик, – ситуйня не смертельная, но говенная. Танька баба въедливая и, главное, с гонором. Вцепиться может, как клещ. Ну, и генерал ваш зеленую улицу открыл ментов сажать.

– Спасибо за поддержку.

– Ай, – расстроено вздохнул следователь, – у меня самого конфуз, не знаю, как выпутаться. Прикинь, дело сейчас расследую по банде одной. Шесть обвиняемых. Пятеро в «Крестах», один на подписке. Тот, что на подписке, нормальный братан, беспонтовый. По первому вызову прибегает. Всегда с закусочкой, коньячком. Мы с ним уже как приятели. Вон, принтер мне подарил… Вчера ему звоню, так и так, Витек, подойди часикам к двум, допросить тебя надо. А он вдруг заявляет, во-первых, я вам не Витек, а Виктор Павлович. Во-вторых, присылайте повестку заказным письмом с уведомлением.

Я ему, ты чего, Витек? Опупел?! Чего стряслось?! Он опять про повестку. Я вспылил – ладно, Виктор Палыч, пришлю я тебе повестку! На всю жизнь запомнишь! Готовься! И трубку бросил. И ты представляешь, сегодня ночью этому чудику кто-то ночью в окно из гранатомёта пальнул. Кумулятивной гранатой. Сам он жив, но две комнаты, как корова языком слизала. Еле потушили. Утром ко мне прибегает. Руки трясутся, глаза чумовые. «Вадим Георгиевич, ну зачем же так? Ну, прислали бы ОМОНовцев, на худой конец! А то из гранатомёта. Я ведь только ремонт сделал». Оказалось, этот умник адвоката сменил на более дорогого. А тот и научил, что со следователем нельзя фамильярничать. Все должно быть официально, по букве закона.