Гарри Кемельман - В понедельник рабби сбежал Страница 16

Проходя по этому району, рабби не был уверен, что идет в правильном направлении, но не хотел спрашивать женщин, сидевших у порога своих домов: обращение незнакомого мужчины могло быть воспринято как непристойность. Но, в конце концов, он вышел на широкую улицу с высокими современными домами привычного вида. И действительно, на следующем углу увидел табличку «Яффо-роуд», что вела к Кинг Джордж-стрит. Он уже устал и обрадовался, заметив маленькое кафе, где можно было немного отдохнуть за чашкой кофе.

Это было приятное тихое место, по крайней мере в это время дня, со стопкой газет и журналов на французском, немецком и на иврите. Была занята всего пара крошечных столиков, и сидевшие за ними люди были поглощены газетами. Он заказал кофе и выбрал из стопки вечернюю газету.

Передовая статья была посвящена самому последнему террористическому акту — взрыву бомбы в жилом доме в Иерусалиме, в Рехавии, прошлой ночью. Погиб мужчина, профессор агрономии из университета. Его жена и двое детей избежали этой судьбы только потому, что ночевали у родственников в Хайфе. У газеты, очевидно, не было времени на сбор полной информации о жертве, и она привела только короткую биографию, какие обычно хранятся в администрации, вместе с фотографией, взятой из того же источника.

Внутри был помещен план района. Увидев его, рабби вздрогнул. Все произошло всего через одну улицу от Виктори-стрит. Должно быть, это и разбудило его ночью — звук взрыва!

Власти допускали, что это могла быть работа группы КАТ, — Комитета арабского триумфа, взорвавшей пару недель назад бомбу на рынке в Яффо, где погибли два человека. В тот раз люди из КАТ позвонили в полицию за несколько минут до взрыва. В другой раз они позвонили достаточно рано, а может, устройство не сработало вовремя, так что полиция успела найти и обезвредить бомбу. На этот раз, однако, предупредительного звонка не было.

Была помещена фотография использованного устройства, маленькой продолговатой коробочки из черной пластмассы, похожей на карманный радиоприемник. С одной стороны был штырек, который, если его выдвинуть, приводил в действие механизм, взрывая заряд приблизительно через час. Статья сопровождалась набранным жирным шрифтом примечанием, что любой, кто наткнется на такое устройство, может предотвратить взрыв, нажав на этот штырек. Это не обезвредит устройство — его можно снова привести в действие, вытянув штырек, — но в таком состоянии его не опасно брать в руки.

Большая часть газеты была посвящена этому событию, и рабби жадно читал все подряд. Армейский специалист по взрывам оценил устройство невысоко. «Это не очень мощная бомба, — сказал он с беспристрастием профессионала — и удар направлен только в одну сторону».

Сосед сказал в интервью, что погибший профессор работал над какой-то проблемой, решение которой могло принести большую пользу арабским фермерам.

Редакционная статья горячо критиковала психологию террористов, считающих подлые убийства невинных граждан ведением войны.

Рабби положил газету на место, расплатился и вышел из кафе. Он преодолел мгновенный порыв бежать домой и обыскать квартиру — вдруг там лежит черная пластмассовая коробочка. Знает ли о взрыве Мириам, испугалась ли, а если не знает, должен ли он рассказать ей? Но тут же понял, что она, конечно, знает. Они с Гитель пошли в супермаркет, там об этом наверняка говорили, она не знает иврита, но Гитель, конечно же, рассказала ей и успокоила. Было два часа, люди торопились, словно опаздывали на важную встречу. Магазины были или уже закрыты, или закрывались, владельцы тоже спешили. На одном углу был цветочный киоск; только там все еще шла торговля. Но и его хозяин старался быстренько обслужить трех или четырех нетерпеливо ожидавших покупателей. Рабби купил букетик гвоздик и направился к дому.

Когда он пришел, Мириам и Джонатан были дома, но Гитель уехала.

— Ури обычно получает отпуск на выходные, — объяснила Мириам. — Она, конечно, хочет встретить его дома. Я думала, она постарается передать ему по армейским каналам, чтобы он приехал в Иерусалим вместо Тель-Авива, но, похоже, даже Гитель не может это устроить.

— Она пробовала?

— Даже и не пыталась. Мне кажется, она считает непатриотичным беспокоить армию по таким мелочам. Армия здесь священна.

— Да уж, наверное, раз она и не пытается командовать ею, — фыркнул он.

— Но Дэвид, она хороший человек.

Рабби удивился.

— Конечно же. По-моему, она прелесть. Я не против ее стремления руководить. Гитель происходит из длинной цепи женщин-руководителей, которая тянется от Деборы[33] до Голды[34]. У нас это традиция. В штетле[35], пока мужчины учились, всем заправляли женщины. — Он улыбнулся. — Тебе и самой достается немного этого, ты же знаешь. Просто жаль, что она не с нами в наш первый шабат в Израиле. — Он поцеловал ее и вручил цветы.

— Счастливого шабата.

Он хотел спросить, слышала ли она новости, но тут в комнату вбежал Джонатан.

— Я был в школе, папа, я буду ходить туда каждый день — с Шаули из верхней квартиры.

— Вот и прекрасно, Джонатан. — Он ласково погладил его по голове. — И как тебе в школе?

— Ой, там здорово. — И возбужденно добавил: — Ты знаешь, тут дети не умеют бросать мяч. Они бьют по нему. Ногами.

— Страшно интересно. — Он хотел еще поговорить, расспросить сына о школе, спросить Мириам, как она провела день, но не мог — слишком устал.

— Я прошел пешком через весь город…

— Ты бы прилег и вздремнул, Дэвид. Я поспала, и прекрасно себя чувствую.

— Да, пожалуй… — Он помедлил. — Ты слышала о…

Она быстро глянула на Джонатана.

— Да, но давай не сейчас. Иди, ложись.

Он заснул, не успев разуться. Когда Мириам разбудила его, ему показалось, что прошло всего несколько минут.

— Пора вставать, Дэвид. Это наш первый шабат в Иерусалиме, думаю, надо сесть за стол всем вместе. Я не хочу, чтобы Джонатан лег слишком поздно.

Он резко сел.

— Который час?

— Семь часов.

— Но вечерняя служба уже закончилась…

— У меня не хватило духа разбудить тебя. Ты так крепко спал. Это все длинный перелет. Наши внутренние часы не в порядке.

Рабби встал и умылся холодной водой. Войдя в столовую и увидев, что стол накрыт, свечи зажжены, а цветы стоят в вазе в центре стола, он снова почувствовал себя свежим. Он сел во главе стола, наполнил бокал для кидуша, затем поднялся и начал древнюю молитву: — В день шестой…

Глава XIV

С самого приезда в Барнардс-Кроссинг рабби Хьюго Дойч регулярно совещался с кантором Зимблером и Генри Зелигом, председателем ритуального комитета. Последний был назначен президентом на этот важный пост в основном из-за скорости, с которой читал молитвы. Берт Рэймонд обратил на него внимание, когда пришел в миньян прочитать кадиш[36] в годовщину смерти отца.

— Он первым сел после «Шмоне-Эсре»[37]. Сначала я подумал, что он, как и я, что-то пропускает, но специально сел рядом с ним — и правда читает все. Губы шевелятся без остановки. Наверное, все на память знает.

Зелиг и в самом деле знал на память ежедневные молитвы, но этим его знание еврейского ритуала полностью исчерпывалось Поэтому он соглашался со всеми предложениями рабби Дойча. Кантор был более твердым орешком. Он охотно принимал любое предложение, расширявшее его участие в службе, но когда рабби Дойч предлагал пропустить какую-нибудь молитву, особенно с длительным музыкальным сопровождением, он начинал жаловаться.

— Но рабби, эта молитва задает настроение всей службе. — Иногда он ссылался на чисто личные основания — мол, это лучшее соло в его репертуаре: «Я пою первую часть молитвы фальцетом, потом следующую часть нормальным голосом, потом опять фальцетом, и опять нормальным голосом. Это звучит как дуэт, народ в восторге. После каждой службы кто-нибудь обязательно подходит выразить восхищение именно этой молитвой».

Но у рабби Дойча было собственное мнение и богатый опыт обращения с капризными канторами.

— Послушайте, кантор, есть правило успешного проведения службы в пятницу вечером — служба должна быть короткой и живой. Она же повторяется каждую неделю. Если служба тянется долго, прихожане устают и первое, что они делают — как вы знаете, — перестают на нее ходить. Служба должна длиться не больше часа. Они поужинали и хотят расслабиться. Немного послушают ваше пение, немного попоют сами, мы прочитаем вместе с ними пару мест, чтобы у них появилось торжественное чувство шабата, потом я произношу короткую проповедь. «Амида» — небольшой перерыв, чтобы размять ноги; заканчиваем мы энергичным «Адон Олам»[38], и они спускаются в малый зал выпить чаю, съесть пирог и поговорить между собой. Это хорошее вечернее развлечение, вы увидите, что посещаемость будет расти от недели к неделе.