Елена Яковлева - Шутки в сторону Страница 16

— Хорошо, тогда назовите мне своих друзей-приятелей, — предложил он, — особенно тех, кто находился с вами в той квартире. Тут уж вам скрывать нечего, это легко проверить.

— Вот и проверяйте. И вообще, что вы ко мне пристали? Расспросите Мишаню. Он ведь, кажется, по вашей рекомендации был ко мне приставлен. Черт, как он мне надоел! Так вот, это он виноват: просмотрел, прохлопал ушами. Вы его еще не нашли? — Она усмехнулась. — Если найдете, построже с него спросите за то, что он манкирует своими профессиональными обязанностями.

— Ну а пистолет в вашей сумке откуда взялся, тоже не помните? — невозмутимо продолжил мордатый свой бесцеремонный допрос.

Илона приняла его выпад за шутку:

— А миномета вы в моей сумочке не обнаружили или парочки тротиловых шашек? Я иногда прихватываю их с собой на тот случай, если под рукой не окажется зажигалки.

— Откуда все-таки у вас взялся пистолет Макарова? — настаивал тип.

— Что еще за дурацкие шуточки? Хватит уже, придумайте что-нибудь посмешнее, — повысила голос Илона. Господи, как она ненавидела этого тупого мужика!

Внезапно он встал, приблизился к ней вплотную и, закатав рукава кофты, обнажил локти с кровоподтеками.

— Слушай, детка, кончай придуряться. Мозги будешь пудрить папочке и мамочке. А мне все ясно: во-первых, ты на игле, во-вторых, совершенно без тормозов, в-третьих, тебя ждут большие неприятности из-за пистолетика, который кто-то тебе подбросил.

Илона невольно вздрогнула и посмотрела в его желто-зеленые кошачьи глаза. Похоже, он не блефовал. Черт, что еще за пистолет? Об этом нужно обязательно расспросить Груздя. Вместе с беспокойством и страхом она внезапно почувствовала сильное сердцебиение. Черт, как плохо, никогда такого не было.

— Мне плохо, — тихо пожаловалась она и, побледнев, рухнула на кровать.

Глава 11

Это не она

Ремезов не очень-то понравился Светлане, хотя она вполне отдавала себе отчет, что ему предстояло не комплименты барышням говорить, а демонстрировать свои профессиональные способности, в которых пока вроде бы не было повода сомневаться. И все же, все же… Могла она иметь личное, сугубо субъективное мнение или нет?

Так вот, Ремезов произвел на нее впечатление человека, отнюдь не хватающего звезд с неба. Возможно, для первого раза она судила о нем излишне строго, но такая уж она была максималистка, Светлана Коноплева. Привыкла делить людей на тех, которые вызывали желание узнать о них побольше, и тех, кто такого желания не вызывал. Ремезова она все же склонялась отнести ко второй категории. Встреться она с ним при иных обстоятельствах, наверняка ограничилась бы парой дежурных фраз, не более.

Не исключено, что самое неприятное впечатление на нее произвел тотальный порядок в квартире сыщика. Правда, в этом она ни за что не призналась бы даже самой себе. Будучи изрядной неряхой и неорганизованной личностью, Светлана втайне (только чтобы оправдать собственную нерадивость) подозревала аккуратистов в интеллектуальной ограниченности и отсутствии воображения, а отсутствие воображения, в свою очередь, считала чуть ли не библейским грехом.

Впрочем, не исключено, что она попросту переносила на несчастного сыщика свое отношение к местным правоохранительным органам, на которые у нее имелся давний зуб. Впрочем, у них на нее тоже. Особенно если вспомнить, какой переполох вызвала ее статья, посвященная криминальной обстановке в городе.

Прощаясь у потрепанного барсуковского «жигуля», вышедший их проводить Ремезов не удержался и поддел-таки:

— Так я не совсем понял, это ваше личное мнение, ну, насчет статистического бюро, или точка зрения вашей газеты?

Она смерила его взглядом с головы до ног.

— Я думаю, это точка зрения жителей этого города, которую я всего лишь опубликовала.

— Но и ваша тоже?

— Разумеется.

Ей показалось, что он усмехнулся и кивнул в знак согласия. Попрощался и захлопнул дверцу автомобиля.

«О чем это я думаю? — подумала она про себя. — Дался мне этот Ремезов. Все, что от него требуется, — поскорее найти Катьку, и тогда, возможно, я изменю мнение о нашей доблестной милиции».

Светлана кружила вокруг Ольгиного дома, не решаясь зайти и подняться на третий этаж. Пока нечем было утешить или обнадежить сестру. Самое большее, что ей было под силу, — это живописать достоинства капитана Ремезова, возможно, сомнительные, сочиняя на ходу, скольких воров, убийц и насильников он скрутил прямо на месте преступления.

Светлана запрокинула голову: во всех окнах Ольгиной квартиры горел свет. Что делала сама Ольга, нетрудно было догадаться: наверняка сидела на диване, уставившись в одну точку, вздрагивала от малейшего шороха и неслась как на пожар к зазвонившему телефону. Нет, вкусить это зрелище она еще успеет, а сейчас лучше кое-что выяснить.

Она открыла сумочку и погладила рукой глянцевую поверхность украденной фотографии. Взглянула на часы, посомневалась с полминуты, удобно ли заявиться к Жене Кислицыной в половине десятого вечера, но все же решила, что более чем серьезные обстоятельства позволяют пренебречь условностями. Светлана подняла воротник пальто — к ночи заметно усилился мороз — и двинулась к дому напротив.

Дверь открыла симпатичная женщина, которой удивительно шли золотистые веснушки, и с удивлением посмотрела на Светлану.

— Извините за поздний визит, я тетя Кати Черновой, — представилась Светлана.

Лицо женщины немедленно приняло озабоченное выражение:

— Конечно, конечно, проходите.

Светлана вошла в прихожую, а женщина спросила, вытирая руки о фартук:

— Вы так ничего и не узнали?

Светлана отрицательно покачала головой. Женина мать скорбно поджала губы.

— Я хотела бы поговорить с Женей, если можно.

— Конечно, проходите в ее комнату. Она, кажется, читает.

— Да у меня буквально один вопрос. Может, вы ее сюда позовете?

— Как хотите. — Женщина не сводила с ее лица встревоженных глаз. — Женя, выйди, пожалуйста, сюда.

Из комнаты в конце коридора вышла Женя в байковом халатике, тоненькая, нескладная и, вероятно, страдающая от кучи комплексов и сознания собственной непривлекательности. А ведь, судя по внешним данным ее матери, из Жени должна бы выйти очаровательная женщина. Гадкий утенок непременно превратится в лебедя. Только ее красота, в отличие от Катиной, расцветет с возрастом.

Светлана протянула девочке фотографию.

— Женя, посмотри, не эта ли женщина вчера поджидала Катю возле школы? — Она указала пальцем на Веронику Караянову.

Та, близоруко сощурившись, повертела фотографию в руках:

— Нет, тетя Света, это не она.

— Точно?

— Да, я ее хорошо рассмотрела, пока ждала Катю, прежде чем решила, что у них разговор надолго.

— Ну, спасибо. — Светлана положила снимок в сумку. — Пожалуй, я пойду.

Уже на лестничной площадке Женя ее окликнула:

— Если я еще что-нибудь вспомню или узнаю, сразу вам позвоню.

Светлана устало кивнула. Похоже, профессорская дочка отпадала, но радоваться по этому поводу не приходилось. У Вероники Караяновой была хоть какая-то, но причина. А теперь снова опустились сплошные потемки. Кто же еще и по какой причине мог быть заинтересован в Катином исчезновении? Светлана понимала, что в том случае, если причина будет вычислена, найдется и Катя. А если нет, то полагаться придется только на опыт и везение Валерия Ремезова.

Глава 12

Сколько стоит самоуважение

После того как Илону увезла «скорая», Костецкий и Румянцев остались одни в квартире. Жена Костецкого, спешно собравшись, уехала с дочерью. Сам Костецкий выглядел подавленным, у него началось что-то вроде нервного тика.

— Я даже не догадывался, что она наркоманка, — пожаловался он.

Румянцев молча пожал плечами. Да что, собственно, скажешь в подобной ситуации?

Костецкий поставил на стол бутылку «Наполеона», пару хрустальных рюмок и широким жестом пригласил Румянцева:

— Думаю, нам нужно обстоятельно поговорить.

Румянцев кивнул в знак согласия, а Костецкий наполнил коньяком обе рюмки, руки его при этом заметно дрожали. Они выпили, не произнеся ни слова.

Костецкий какое-то время сидел, прижав пустую рюмку к щеке, потом первым нарушил молчание:

— И что же теперь будет?

Румянцев на этот раз счел нужным откликнуться:

— Ее нужно лечить, конечно, но, как я понимаю, сейчас это не главная проблема. Самое неприятное — это пистолет, а она не помнит, как он оказался в ее сумке.

— Да его наверняка ей подбросили! — тоскливо воскликнул Костецкий, умоляюще глядя на Румянцева, который теперь оказался его единственной и последней надеждой.

— Скорее всего, — согласился тот, — и я буду очень сильно удивлен, если на пистолете не обнаружат ее отпечатков пальцев… Это как минимум, а как максимум…