Алекс Ровира - Последний ответ Страница 16

— Разумеется, с помощью своего друга Николы Теслы. В те времена никто больше его не знал о сущности и свойствах энергии. Итак, нет ничего странного в том, что именно Тесла применил свои познания, а математик Милева подсчитала, что энергия равняется массе тела, помноженной на скорость света в квадрате. На самом деле Тесла проводил свои эксперименты с электромагнетизмом раньше, чем Эйнштейн принялся писать на эту тему. Вот почему кое-кто утверждает, что теория относительности родилась из сотрудничества Николы и Милевы.

У меня не оставалось сил на споры — часть моего мозга все еще спала. С другой стороны, мне не хотелось перечить Саре ввиду нашего возможного сближения.

— Возможно, Эйнштейн заимствовал множество идей у других физиков, — согласился я. — Все-таки способность Альберта к синтезу идей превращает его в талантливейшего физика-популяризатора. С именем этого человека принято связывать много теорий, например о сжатии времени и пространства, хотя еще раньше эту мысль высказал Лоренц, нобелевский лауреат из Нидерландов.

После того как я таким образом блеснул эрудицией, а на самом-то деле припомнил один из своих недавних радиосценариев, за столиком воцарилась тишина. Меня овевал нежный аромат духов Сары. Мне захотелось погладить ее по волосам и прижаться щекой к щеке, но я понимал, что при свете дня получу отказ.

Чтобы выбросить из головы мысли об этой женщине — сила ее воздействия на меня была центростремительной, — я снова перевел взгляд на двадцать марок с изображением Евы. Вместе они стоили тысячу лир, то есть теперь примерно шестьдесят евроцентов. Что можно было отправить по почте с помощью одной такой марки?

Неожиданно в моей голове что-то щелкнуло: я разобрал послание, которое можно было назвать иероглифическим. Я был готов воскликнуть: «Эврика!» — или проявить ликование еще каким-нибудь первобытным способом, но в конце концов решил перейти на шепот, чтобы только Сара услышала о моем открытии:

— Полагаю, мне известно имя субъекта, пославшего этот конверт. Это тот же человек, который собрал нас вместе в Кадакесе. С помощью иероглифического письма он продолжает указывать нам путь к тайне.

Француженка снова оторвалась от журнала и задала мне вопрос взглядом своих голубых глаз.

— Ты сама найдешь разгадку, — мстительно проговорил я. — Вначале вычисли стоимость марок.

Секунды через две она ответила:

— Тысяча.[24]

— И что это за библейский персонаж?

— Ева.

— Ну так сложи эти два слова.

Теперь уже Саре пришлось сдерживать эмоции:

— Милева…

— Вот и адресант наших писем, — с гордостью заключил я.

— Секундочку!.. Это блестящее заключение, однако оно не имеет смысла. Как может быть отправителем писем женщина, умершая в тысяча девятьсот сорок восьмом году?

Я задержал дыхание, чтобы мои чувства не выплеснулись слишком бурно. Наступил черед самой рискованной части моей гипотезы.

— Нам известно, что у Милевы была дочь. Больше того — утаенная.

— Ну да, Лизерль. Если она сейчас жива, то ей уже исполнилось сто восемь лет. Так говорил Павел.

— А теперь предположим, что непризнанная дочь гения, получившая от него в наследство величайший секрет, передала его собственной дочери. В те времена младенцев часто нарекали в честь дедушек или бабушек. Итак, дочку Лизерль могли бы звать…

Сара, пораженная этим открытием, поднесла руку к груди и проговорила:

— Милева.

Часть вторая

ВОЗДУХ

Воздух — элемент, символизирующий разум, вдохновение и воображение.

Это энергия мысли, рассуждения, языка, общения и понимания.

После Огня это самый неплотный элемент.

Малая материальность Воздуха делает его властелином в мире идей.

Это элемент философов, изобретателей и гениев, погруженных в абстрактные исчисления.

Воздух дарит нам жизнь, через него передается слово, порождающее понятия.

Пустота воздуха — лишь кажимость: она заполнена идеями, словами и желаниями.

Воздух содержит воспоминание о прошлой жизни и мечты о жизни будущей.

20

Поезд на Будапешт

Нет ничего более таинственного, чем то, что ясно различимо.

Мы решили в ту же ночь поездом отправиться в Сербию. Если мое предположение, разделяемое Сарой, верно, то дочь Лизерль, хранительница тайны Эйнштейна, скорее всего, продолжает жить на родине своей матери.

Когда мы окажемся в Сербии, сеть нам придется раскидывать лишь в двух городах — в столичном Белграде и в Нови-Саде, на родине Милевы Марич, бабушки той особы, которую мы разыскивали, а она, как нам представлялось, хотела найти нас.

Свой последний день в Берне я потратил на посещение нескольких домов, с которыми была связана биография Эйнштейна. Ведь рукопись следовало довести до конца. По моим сведениям, патентное бюро, первое место его работы, располагалось на Генфергассе, однако в тысяча девятьсот седьмом году переехало в здание почты, ныне снесенное.

От мира, в котором Альберт набрасывал свои первые теории, оставались лишь кафе «Больверк» и квартирка на улице Крамгассе, дом 49, где жили они с Милевой.

Я провел вечер в этом доме, кое-что фотографируя и фиксируя детали, не отраженные в книге Йосимуры. Затем мы встретились с Сарой — француженка вела собственное расследование.

Пока мы шагали по вокзалу в поисках поезда на Будапешт — в Сербию мы собирались попасть через венгерскую столицу, — Сара многозначительно шепнула мне на ухо:

— Я знаю, где нас ждут в Белграде.

— Да ну? — Я недоверчиво покосился на нее.

— Слушай, догадаться было не так-то сложно. Думаю, охоте конец.

Потом Сара вытащила из кармана свой iPhone и высветила последнее полученное сообщение. Я читал его под металлические звуки объявлений и шорох вагонных колес — уходящие и прибывающие поезда больше всего напоминают джаз-банд.

Текст оказался столь же лаконичным, как и сообщение на почтовой карточке с видом Кадакеса, телефонный звонок и послание робота-художника в кабаре «Вольтер». Оно пришло днем, в двенадцать двадцать четыре, со скрытого номера: «Белград. Отель «Рояль». Бар. Понедельник, 21.30».

— Ну и что ты думаешь? — спросила она, впившись в меня своими голубыми глазами.

— По-моему, старушка приглашает нас на ужин. Придется отыскать этот отель с высокопарным названием.

Сара взяла меня под руку, и мы направились ко второму пути, откуда через десять минут отъезжал наш поезд.

Пока мы протискивались сквозь толчею пассажиров с чемоданами и газетами, француженка добавила:

— Найти его для меня труда не составило. Это дом пятьдесят шесть по улице Краля Петра, в центре Белграда. Давай там переночуем — вдруг наша встреча затянется. Бронирование я взяла на себя.

— Я смотрю, времени ты не теряла. — Я усмехнулся, а сам гадал, один или два номера забронировала для нас Сара.

В вагоне проводник объявил, что нам предстоит сделать две пересадки, чтобы в итоге попасть на «Винер Вальцер», ночной экспресс между Веной и Будапештом.

Сорок пять минут спустя мы сошли на маленькой станции Ольтен и припустили бегом, чтобы успеть на поезд до Цюриха — еще полчаса в вагоне. Нам снова пришлось пробежаться, и вот мы наконец-то увидели экспресс, который должен был доставить нас в Будапешт в 11.34 дня. Оттуда до Белграда мы доберемся уже на сербском поезде.

У дверей современного состава с аббревиатурой «АЖД» — «Австрийские железные дороги» — пассажиров поджидал энергичный проводник. Он повел нас по синим вагонам и указал небольшое уютное купе, предназначенное для двоих. Внутри помещались две полки, складной столик и отдельная уборная.

Я, конечно, в основном раздумывал, что может ждать нас в отеле «Рояль», но с интересом отнесся и к перспективе скоротать ночку наедине с Сарой в этом подобии капсулы космического корабля. Француженка, однако, поспешила развеять мои надежды.

Заперев на замок дверь купе, она произнесла:

— Не мог бы ты побыть в уборной, пока я буду переодеваться?

— Конечно, — ответил я, скрывая недовольство.

Усевшись на крышку унитаза, я посмотрел на свое отражение в зеркале и почти что испугался. Вид у меня был изможденный. А ведь это противоречило закону относительности: разве Эйнштейн не утверждал, что для путешественников в пространстве время должно тянуться медленнее? Казалось, я разом состарился на несколько лет.

Поезд мягко качнулся. Мы отъезжали.

Желая хоть как-то себя утешить после провала надежд на романтическую ночь, я в герметической тишине туалета раздумывал, чем бы нам заняться с утра. Может быть, мы устроим «пижамные посиделки», закажем в вагоне-ресторане бутылку шампанского?