Михаил Герчик - Погоня за миражом Страница 16

Старый принцип: разделяй и властвуй. Прежде чем осознать это, Пашкевич сделал еще один ляп, решающий, и вот его последствия вылезли наружу.

Два года назад, все на той же волне восторженного идиотизма, Пашкевич предложил на совете учредителей часть прибыли пустить на строительство коттеджей для лучших сотрудников издательства. Он понимал: в людях зреет раздражение, каждому хочется урвать долю от общего пирога, а пирог уже потихоньку начал уменьшаться. Аппетит приходит во время еды, все большую часть доходов Тихоня перегоняла на его и свои счета, инфляция обесценивала деньги раньше, чем их успевали заработать, да и штат в издательстве рос, как он ни противился этому, — только на зарплату каждый месяц уходил мешок денег. Правда, редакторы, корректоры, верстальщицы Пашкевича не интересовали: уйдут одни, придут другие, а вот для учредителей следовало придумать что-то, что заставило бы их поверить, будто он решил начать делиться всерьез. Такой приманкой могло стать строительство — кто не мечтает о собственном загородном доме! Не о дачке-скворечнике, а о настоящем особняке, где можно жить круглый год, как уже живут многие богатые люди. Тем более что опыт с покупкой квартир кое-чему Пашкевича научил. Тарлецкий составит такой договор, что построенные коттеджи вроде бы будут принадлежать хозяевам, а на самом деле еще долгие годы оставаться собственностью фирмы. Иначе говоря, его собственностью. Ведь большую часть стоимости строительства придется отрабатывать. Вот пусть и работают, и верят, что не на него, а на себя. Недвижимость во все времена — отличное вложение капитала. Да и зависти поубавится, озлобления.

Предложение, что называется, подняло издательство на дыбы. Общее собрание — а он, идиот, еще проводил общие собрания! — пришло в восторг. Утвердили первую очередь — десять коттеджей. Учредителям персонально, остальные — резерв. Сражайтесь, работайте, лезьте из шкуры во имя процветания «Афродиты», лучшие из лучших попадут в первую десятку. Ну, а все прочие… Каждый может считать себя одиннадцатым.

Больше всех ликовал Шевчук. Куда девались его косые взгляды и ворчливый недовольный тон, постоянные споры о штатах и зарплатах. Оказывается, это была его хрустальная мечта — просторный дом с гаражом, плавательным бассейном, садом. Четыре дачные сотки и невзрачный садовый домик в Крыжовке были тесны ему. Душа жаждала простора, основательности; Пашкевич, что называется, попал в десятку.

Уже через день после собрания Шевчук притащил в издательство кучу проектов. Каких только коттеджей там не было! Одно- и двухэтажных, с мансардами, гаражами и теплицами, банями и сараями, с выложенными плиткой дорожками… Даже те, кому ничего не светило в ближайшие десятилетия, с жаром обсуждали их достоинства и недостатки. Шума было столько, что Пашкевичу пришлось охладить пыл.

— Володя, каждый особняк обойдется примерно в двести тысяч долларов. Надеюсь, ты понимаешь, что нам их никто не подарит, их надо заработать.

Шевчук понял. Он перестал клянчить деньги для редакторов и переводчиков. По его предложению покончили с бесплатными обедами и премиями ко дню рождения, с доплатой к отпускам. С вечеринками и розыгрышем дорогих призов. Снизили ежемесячные премиальные, ввели штрафы за малейший просчет. Тем, кто пользовался легковыми машинами, за бензин и ремонт предложили платить из своего кармана.

Пашкевич был доволен: больше никто в издательстве не говорил о его жадности; в низких зарплатах и гонорарах, в увеличении норм винили Шевчука. Андрей Иванович с брезгливым любопытством наблюдал за тем, как призрачная мечта о роскошном особняке с башней — обязательно с башней; Володя заплатил двести долларов архитектору, который присобачил ему эту башню к выбранному проекту! — превращала еще совсем недавно доброжелательного и покладистого главного редактора, смело отстаивавшего перед ним интересы сотрудников редакции, в цепного пса «Афродиты», более свирепого, чем Барс.

Осень и зима ушла на поиски подходящего участка. Наконец облисполком выделил издательству два с половиной гектара земли для индивидуальной застройки с условием, что освоение начнется в течение года. Иначе землю заберут.

Участок в районе Кургана славы был замечательный, он явно стоил тех сравнительно небольших денег, которые Аксючиц потратил на взятки чиновникам. Рядом лес, озеро, до Минска рукой подать, перевозка стройматериалов и рабочих обойдется недорого. Заказали проект планировки, Тарлецкий приступил к составлению договора с будущими владельцами. И только тогда, наконец, Пашкевич осознал, в какую безумную авантюру ввязался. Безумную и разорительную. Дело было даже не в том, что ему предложил купить свою дачу зять бывшего партийного сановника, и она полностью устраивала Андрея Ивановича, хотя и это сыграло свою роль. И не в том, что огромным деньгам, которые он намеревался, что называется, закопать в землю, можно было найти более интересное и перспективное применение. Этим строительством он привязывал к себе людей, хотя уже понял, что делать этого не следует. Какой бы хитроумный договор ни сочинил Тарлецкий, вселившись в новый коттедж, тот же Шевчук плевать на тебя хотел. Ты потеряешь над ним власть; даже выгнав его с работы, из дома не выгонишь. Он будет выплачивать долг сто лет, и ты ничего с этим не сделаешь. Это тебе не Америка: не внес очередной взнос — выметайся! А что будет, если кто-то отдаст концы? Покрыть из учредительских? Не у каждого хватит. И зачем тебе вообще совет учредителей? Да, устав общества с ограниченной ответственностью, каким формально является «Афродита», предусматривает создание совета. Но там не оговорено количество членов, не сказано, что они должны занимать свои места пожизненно, как члены Конституционного суда в некоторых странах. Достаточно три человека, к тому же одного можно каждый год менять. Никто не должен чувствовать себя неприкасаемым, даже Тихоня. Почему эта простая, очевидная мысль не пришла ему в голову до того, как он разворошил осиное гнездо?

Разговоры о поисках строительной фирмы заглохли. Пашкевич уехал в Америку покупать книжный магазин на Брайтон-бич, из «Афродиты» за океан отправили первые контейнеры с книгами. Аксючиц лишь плечами пожимал, когда Шевчук наседал на него, выпытывая, когда начнется строительство, — без генерального такие дела не делаются. Он был занят по горло — перед отъездом шеф поручил ему выбить участок под строительство складов. Как можно было одновременно строить коттеджи и склады, Шевчук не понимал, даже у «Афродиты» не хватило бы на это денег. В его душу закралось подозрение, что Пашкевич снова одурачит их. И лишь одна мысль утешала: Андрей тоже мечтает о загородном доме, выбрал проект, говорил, что Ларисе понравился. Не построит же он на таком огромном участке коттедж только для себя, никто этого не допустит.

Когда Пашкевич, наконец, вернулся домой, Шевчук в упор спросил у него, что будет со строительством особняков.

— Придется повременить, — ответил Пашкевич. — Зимой начинать планировку и закладку фундаментов дорого, сам понимаешь.

— А весной у нас заберут участок, — перебил его Шевчук.

— Не заберут, Аксючиц что-нибудь придумает.

Аксючиц, разумеется, не без подсказки Пашкевича, придумал. На совете учредителей он выступил с предложением строительство коттеджей отложить, все средства бросить на сооружение складов и гаражей. Издательство задыхается без складов, часть из них можно будет сдавать в аренду, это сулит большие доходы. Вздохнув, Андрей Иванович был вынужден с ним согласиться. Злотник, Ситников, Тихоня согласно поддакнули — ничего не поделаешь, все одновременно не поднять. И лишь Шевчук встал, яростно отшвырнув стул, и молча вышел из директорского кабинета. А через день он узнал от Бориса Ситникова, что Пашкевич купил себе дачу на Ислочи, чистой лесной речушке, в которой водилась форель. И понял, что этого предательства никогда Андрею не простит. И Пашкевич это понял. Оставалось лишь выждать удобного момента, чтобы выжить Шевчука из издательства. Теперь этот момент наступил. Ничего личного. Отсутствие книг «Афродиты» в списках бестселлеров — лучшее доказательство, что главный редактор перестал справляться со своими обязанностями.

Его размышления прервал телефонный звонок: Звонили из Москвы, из книжного магазина, просили завезти новые книги. Пашкевич пообещал: сейчас же распоряжусь. Набрал номер редакции. Злотник уже был на месте.

— Григорий, привет. Поднимись ко мне.

— Привет, Андрей Иванович. Сейчас буду.

Глава 14

Злотник шел к Пашкевичу с тяжелым чувством. Слово «Григорий» вместо привычного «Гриша» означало разнос, с каждым разом все более жестокий и грубый. То, что он с Татьяной лишь вчера был у них в гостях, ничего не означало — Андрей никогда не путал личные отношения со служебными.