Майкл Коннелли - Страшила Страница 16

— Ну, если вы так считаете…

— Да, я так считаю. Но в случае чего обязательно позвоните мне на сотовый.

Потом, ткнув пальцем в материал, который она просматривала на экране своего компьютера, я осведомился:

— Ну-с, а как мы распорядимся с этим дитятей?

Это была цитата из романа «Вся королевская рать» — лучшей, на мой взгляд, книги о журналистах и журналистике, когда-либо написанной в Америке. Но Анджела, увы, на мои слова не отреагировала, и я понял, что эту книгу она не читала. Ничего не поделаешь: старая гвардия уходит, а у нового поколения свои ценности.

Вернувшись к себе в ячейку, я сразу заметил на своем телефоне часто мигавшую алую лампочку. Это означало, что в мое отсутствие мне звонили, причем неоднократно, и оставили несколько сообщений. Быстро выбросив из головы странный, хотя и не лишенный любопытства разговор с Анджелой Кук, я снял трубку и поднес к уху.

Первое сообщение поступило от Джейкоба Мейера. Он сказал, что на завтра ему назначили слушание нового дела, поэтому наша завтрашняя встреча в ювенальном суде переносится на половину десятого, то есть на полчаса позже ранее оговоренного времени. Я не имел ничего против этого. Во-первых, я мог чуть больше поспать, а во-вторых, уделить чуть больше времени подготовке к предстоящему интервью.

Второе сообщение было как голос из прошлого. Мне позвонил Ван Джексон, совсем еще зеленый тогда журналист, которого я пятнадцать лет назад натаскивал на амплуа полицейского репортера в «Роки-Маунтин ньюс». Надо сказать, что впоследствии он сделал в газете неплохую карьеру и успел подняться до поста главного редактора отдела городских новостей, пока этот печатный орган несколько месяцев назад не закрылся. Пришел конец уважаемому печатному изданию, выпускавшемуся в Колорадо на протяжении 150 лет, что явилось для меня едва ли не главным символом приближающегося тотального краха всей нашей газетной индустрии. Насколько я понял из сообщения, Джексон после закрытия газеты постоянную работу в сфере журналистики, которой посвятил всю свою жизнь, так и не нашел и находился в положении свободного художника — вернее сказать, безработного.

— Джек, — прозвучал в трубке его голос, — я слышал новость о твоем увольнении. Плохо дело, парень. Мне жаль, что так случилось. Позвони мне, и мы поплачемся друг другу в жилетку. Я по-прежнему живу в Денвере, перебиваюсь случайными заработками и ищу работу.

Потом последовало весьма протяженное молчание, и я догадался, что Джек подыскивал слова, чтобы сообщить о денверских перспективах.

— Должен сказать тебе правду, парень. В плане журналистики тут на горизонте ничего не видно. Я уже было хотел начать продавать автомобили, но и с продажей автомобилей здесь тоже все очень плохо, и большинство дилеров разорились. Приезжай, может, замутим что-нибудь вместе, торговлишкой какой-нибудь мелкой займемся по Интернету? Приезжай, а?

Я прослушал сообщение до конца, после чего стер. Сто раз подумаю, прежде чем перезвонить ему. Мне не хотелось опускаться ниже того уровня, на котором я пребывал в данный момент. Хотя в моем активе красовалось три больших нуля, кое-какие перспективы у меня все-таки были. Во-первых, я все еще числился на работе. Ну а во-вторых, у меня в компьютере лежал незаконченный роман.

Джейкоб Мейер опоздал на нашу встречу, назначенную на утро вторника. Я прождал его не менее получаса, сидя в комнате ожидания при офисе публичных защитников, назначаемых государством. Люди, не имеющие средств, чтобы нанять адвоката, полагались на правительство в плане предоставления бесплатного защитника, хотя то же самое правительство в лице прокурора возбуждало против них дело. В Конституции записано: если у вас нет средств на адвоката, вам предоставят его бесплатно, — но мне всегда казалось, что в этих строчках заключено известное противоречие. Как если бы государство занималось своего рода рэкетом, контролируя одновременно и поставку, и спрос.

Мейер оказался совсем молодым человеком, который, похоже, вылупился из стен юридического колледжа не более пяти лет назад. Тем не менее он работал в ювенальном суде, защищая еще более молодых людей, почти детей, обвиненных в убийстве. Он вышел из зала суда с пузатым портфелем таких огромных размеров, что его просто неудобно было нести за ручку, по причине чего адвокат тащил его под мышкой. Подойдя к конторке, за которой располагались секретарши офиса, и задав одной из них пару вопросов, он повернулся в мою сторону. Подойдя ближе, адвокат, прежде чем пожать мне руку, переместил свой безразмерный портфель из-под правой подмышки под левую. Мы поздоровались и назвали себя.

— Пройдем в заднюю часть помещения, — сказал адвокат. — И сразу же приступим к работе. У меня очень мало времени.

— Я вас не задержу. На данной стадии развития дела мне от вас требуется минимум.

Мы с ним двинулись по длинному, похожему на вагон коридору, почти сплошь заставленному книжными шкафами, забитыми папками с бумагами. С точки зрения пожарной безопасности этот коридор представлял собой настоящую ловушку, где правила по борьбе с огнем нарушались чуть ли не на каждом шагу. В другое время я обязательно зафиксировал бы такого рода детали и припрятал на черный день. Я даже заголовок соответствующий придумал: «Защитники общества в любой момент могут сгореть заживо», — но походя, чисто автоматически, поскольку через несколько дней мне такого рода заголовки, как и истории под ними, станут без надобности. Мне осталось написать всего одну историю и покончить с этим ремеслом навсегда.

— Сюда, пожалуйста, — сказал Мейер.

Я проследовал за ним в зал для совещаний адвокатов, представлявший собой перегороженное вдоль и поперек легкими стенками просторное помещение со стоявшими в центре отгороженных клетушек столами.

— Дом, милый дом, — пропел Мейер. — Возьмите стулья из соседней секции. — Там располагался в одиночестве еще один адвокат, просматривавший бумаги. Я выдвинул стулья из-за стоявшего в клетушке второго стола и отнес их в наш загончик, после чего мы с Мейером наконец уселись.

— Итак, Алонзо Уинслоу, — сказал адвокат. — Его бабушка на редкость своеобразная женщина, не так ли?

— А уж какое своеобразное у нее окружение…

— Она сказала вам, насколько горда тем, что ей удалось заполучить для своего внука адвоката-еврея?

— Ну… в общем и целом…

— На самом деле я ирландец, но мне не захотелось разочаровывать старушку. Итак, что вы собираетесь предпринять для блага Алонзо?

Я достал из портфеля крохотный магнитофон размером с зажигалку, включил и поставил на стол между нами.

— Не возражаете?

— Ни в малейшей степени. Я бы и сам с удовольствием пользовался такими приспособлениями, если бы они здесь имелись.

— Как я уже сообщил вам по телефону, бабушка Зо совершенно убеждена в невиновности своего внука и считает, что копы задержали его по ошибке. Я пообещал ей вникнуть в это дело, поскольку именно я написал репортаж, где цитировал полицейских, убежденных в его виновности. Миссис Сессамс, являющаяся по закону опекуншей Алонзо, предоставила мне возможность контролировать это дело и иметь доступ ко всем документам, связанным с ним.

— Очень может быть, что она действительно является его законной опекуншей, хотя мне еще предстоит в этом удостовериться. Но тот факт, что она открыла вам доступ к этому делу со всеми связанными с ним документами и уликами, с точки зрения закона совершенный нонсенс. Вы понимаете меня, не так ли?

Когда мы разговаривали с ним по телефону, а рядом стояла Ванда Сессамс, он пел совсем другие песни. Я хотел напомнить ему о том разговоре и его обещании сотрудничать, но, заметив, как он метнул через плечо взгляд на сидевшего в соседней секции адвоката, понял, что эти его слова предназначаются, возможно, не столько для моих ушей, сколько для ушей этого парня.

— Несомненно, — сказал я, вместо того чтобы возмутиться. — И я знаю, что у вас имеются правила, призванные дозировать информацию такого рода, сообщаемую третьей стороне.

— Очень хорошо, что вы это понимаете. И мы, думаю, отлично с вами сработаемся, если вы будете демонстрировать подобное понимание и впредь. Я буду отвечать на ваши вопросы, но на данной стадии расследования имею полное право придержать важную информацию, касающуюся, например, основополагающих документов или улик.

Сказав это, он еще раз бросил взгляд на своего коллегу в соседней секции, чтобы удостовериться, что тот сидит спиной к нам, после чего торопливо протянул мне небольшое, похожее на тренерский свисток устройство для хранения электронных файлов, известное под названием «флешка».

— Вам бы хотелось получить данную информацию из прокурорского офиса или из полиции? — спросил Мейер.

— А кто из прокуроров занимается этим делом?