Владимир Леонов - Варвары. Полицейский роман Страница 16

– Слушаю тебя, брат, – ответил, наконец, Барон.

Обменявшись дежурными приветствиями, Владимир передал Барону, что у него кое – что есть, им надо встретиться.

Договорившись о встрече, Владимир выключил телефон. Его не покидала непонятная тревога, жгла под сердцем. Что именно могло так беспокоить в этот раз? Предупреждение? История с колесами?

Личная жизнь? Тревожный вопрос Константина, и не только его, нужно ли ему это? Нет, что – то другое. Но что именно? Вопрос, как с силой брошенное с заостренным наконечником копье, вонзился в голову. Морально поддержал себя фразой – все изнашивается, даже и горе, но только не дух.

Не слишком ли много знаков на коротком пути?

То, что принято называть судьбой, в сущности

лишь совокупность учиненных людьми глупостей.

«Почему меня постоянно не покидает чувство какой – то тревоги? Что происходит? Может, я просто устал? Мне надо отдохнуть? Да, мне надо просто отдохнуть. Куда – нибудь уехать», – но Владимир не мог себе этого позволить. Это цыганская история не отпускала его, заполнив сполна и мысли, и чувства чем – то неуловимо раздраженным, если не сказать, тревожным. Тем, что требует обязательно разрешения, иначе покоя не будет!

И почему последнее время Владимир испытывал какой – то дискомфорт? Что именно его тревожило? Личная жизнь? Тот звонок с нелепым предупреждением? Но откуда они могут знать, что он занимается поисками осквернителей могилы? Глупо. Ерунда. Стоп. Неужели…

«Неужели я на прослушке? Какой – то щелчок, затем эхо, какое – то странное эхо. Точно. Когда я говорю по телефону, сам себя как бы через эхо слышу. Как будто кто – то меня дублирует, и я слышу свой собственный голос. Такого никогда не было. И вдруг. Надо проверить», – не задумываясь, Владимир наугад набрал номер телефона. Гудки. Странный щелчок, как будто подняли трубку. Но идут гудки. Никто пока не отвечает. Наконец, кто – то ответил. Извинившись, что ошибся номером, Владимир отключил телефон. Он услышал эхо собственного извинения. – Все понятно. Меня слушают. Но кто? Кому это надо?»

С Бароном удалось встретиться нескоро. Поскольку первая половина следующего дня была занята, встретиться с ним Владимир планировал ближе к вечеру.

Как всегда, выпив чашку кофе на дорожку, собрав в свой портфель необходимые бумаги, он выехал к Цезарю. Из головы не выходил еще один из появившихся в последние дни вопросов: зачем его слушают, кому это надо? И что стоит за этими предупреждениями? На розыгрыш уже не похоже. Есть определенная связь. И связано это только с цыганским вопросом.

Невольно вспомнил разговор с Костей, его вопрос – а нужно ли это ему? У него есть какая – то интуиция. Владимир в том убедился.

Да и беседа с Сашкой не выходила из головы. Как раз в тот вечер, когда звонил неизвестный. Еще тогда понял, что акцент, напоминающий говор грузина из анекдота, – не естественный, не присущий лицам южных широт. Наиграно.

Внезапно впереди себя Владимир увидел КАМАЗ. Он даже не заметил, откуда и когда тот вдруг появился на дороге, но никак не мог обойти его. Делал левый поворот, КАМАЗ перестраивался влево. При чистой встречной полосе Владимир вновь перестраивался, набирал скорость, чтобы обойти КАМАЗ. Тот вновь занимал левую полосу. И тут же перестраивался на свою полосу, если встречная была занята.

Он что там, обкуренный?

Выбрав удобный для обгона момент, Владимир резко увеличил обороты, отчего его машина, взревев, вылетела на встречную. Но тут же он вынужден был вернуться на свою полосу, поскольку встречная вновь оказалась занята.

Вдруг КАМАЗ резко затормозил. Еще ничего не понимая, Владимир почувствовал, как его правая нога почему – то резко провалилась, педаль тормоза ушла до конца, но машина не остановилась. Сколько раз успел надавить на педаль, не помнил. С ужасом увидел, как это огромное железное чудовище стремительно летит навстречу, и казалось, нет никакой силы, способной его остановить. Слева от Владимира что – то мелькнуло. Это встречная машина, от которой Владимир только что ушел, вернувшись на свою полосу и спрятавшись за КАМАЗ.

Владимир подсознательно сжался в комок, до боли напрягая мышцы в руках и упираясь в баранку своей машины. Стараясь тем самым как бы уйти, закрыться от неминуемого удара (хотя уже знал, чувствовал, что это невозможно, все – конец…), он закрыл в ужасе глаза…

Перед ним – уходящая вдаль дорога, по которой исчезал КАМАЗ. Вот он и скрылся из виду. Глубокая тишина. Владимир не успел даже испугаться, так быстро все произошло. Какая – то неведомая сила помогла ему. В последний миг он сумел остановить машину. Но как? Ведь тормоза внезапно отказали.

Что произошло? … Почему он не почувствовал удар? Или ему это показалось? И что здесь делает Рада? Почему она сидит в его машине? Справа от него? И так пристально, не сводя черных, как вишневые ягоды, глаз, смотрит на него? Словно что – то силится сказать…

Выйдя из машины, Владимир осмотрелся. Из – под переднего колеса медленно выплывало что – то черно – грязное и жирное и также, медленно расплываясь по асфальту проезжей части, увеличивалось в размерах. Позади машины, протянувшись на расстояние, насколько это можно было видеть, полоса чего – то мокрого. Только сейчас Владимир понял, что это была тормозная жидкость. Неужели лопнул тормозной шланг? Обойдя лужу, нагнулся, чтобы выяснить, нет убедиться, что это – именно так.

Не надо было иметь специальные познания в том, чтобы здесь же сразу определить: шланги не имели каких – либо механических повреждений. Они имели порезы. Как один, так и другой. Остальное сделало высокое давление при экстренном торможении. Потому педаль тормоза и провалилась.

«Но как я смог остановиться? Ведь столкновение было неминуемым. Мистика какая – то, да и только. И что за знак мне подала Рада, сразу став ангелом – хранителем? Как все это правильно толковать?».

Рада. Одиночество

Одиночество – мать беспокойства.

Лишь к вечеру Владимир вернулся домой. Трехчасовое ожидание представителей ГИБДД, технической помощи; оформление разных бумаг, объяснений, пояснений и всяких протоколов настолько вымотали, что у него не было сил даже принять душ. Не раздеваясь, опустился в кресло и мгновенно заснул.

Внезапно Владимир почувствовал, что на него кто – то пристально смотрит. Открыв глаза, увидел перед собой… Раду.

Ты что здесь делаешь? Почему ты преследуешь меня? Ты меня охраняешь? От кого? Кому нужна моя жизнь? Или смерть? Чего тебе от меня надо? – прошептал Владимир

Очнись, я не Рада. И мне от тебя уже ничего не надо. Всегда хотела, чтобы ты был только мой, и я не хочу тебя ни с кем делить. У тебя нет семьи; ты весь в работе, у тебя своя какая – то личная жизнь, а я устала от одиночества; устала ждать, думать, где ты, с кем, кого сейчас. Я женщина и хочу обыкновенного женского счастья… хочу быть единственной, знать, что у меня есть ты, и только ты, но тебя нет. Я одинока. Неужели ты этого не видишь? Я больше так не могу. Не хочу мучиться и тебя мучить. Уверена, у тебя кто – то есть. Что еще за Рада? Ты только что называл меня ее именем?

Перед Владимиром стояла грустная, поникшая жена. В глазах печаль, они полны слез.

Не перебивай, я не все сказала. Уже несколько раз звонили, просили передать тебе, если ты не оставишь какое – то дело, у нас будут большие неприятности. Я не знаю, чем ты занимаешься, никогда не лезла в твои дела, потому, что ты все равно будешь делать так, как решил. А я боюсь, не хочу остаться одна, остаться ни с чем.

Слушая ее, Владимир думал: «Попробовать еще раз объясниться? Но что еще я могу ей сказать? Мы давно живем словно на разных планетах, разучились понимать друг друга. Или не хотим? Может, я этого не замечал раньше? И она права – нам надо расстаться? Но это уже было. Расставались. Совсем и навсегда. Но она вновь возвращалась».

Ты меня не слышишь. Ты думаешь о ней! Все, иди, держать не буду. А я – уеду, завтра же уеду! – уже не говорила, а кричала жена.

Слушая ее, Владимир понимал, что разговор уже не получится. Так было и раньше. Она уходила на кухню, возвращалась, чтобы продолжить скандал. Как здесь не вспомнить древнее, мудрое: «Возвращается ветер на круги своя»

Вот и сейчас, объявив ему, что она уедет, причем навсегда, договаривала эти слова с кухни.

Вернувшись вновь, уже не спрашивала – требовала дать объяснения, не давая ему что – то ответить. В глазах не было прежней печали, в них появился некий особый, до ужаса знакомый ему блеск и присущее ей в такие моменты уже не отчаянье, а решимость горячей казачьей крови. Еще немного, еще чуть – чуть, и чтобы остановиться, будет нужен звон посуды. А как иначе? Без этого не обходится ни один серьезный разговор с нею…