Александр Моршин - Азбука последнего ритуала Страница 16

И садятся поминать.

"Поминки", "поминальная трапеза", "тризна" - древние слова.

"...Князь Игорь и Ольга на холме сидят, дружина пирует у брега..." (А.С. Пушкин "Песнь о вещем Олеге") - это тризна по князю Олегу после его погребения, языческий славянский обряд.

И обряд этот по сути своей не менялся и в христианский период. Чуть затушевался магический смысл, вкладываемый в него, когда хозяйка кланялась почетному (пустому) месту за столом, приговаривая: "Кушай-ка, родименький"; но сохранилась символика - отдельная тарелка с рюмкой водки и кусочком хлеба "для покойного". Сохранился обычай угощать всех, кто бы ни пришел, и без приглашения, - чтоб все были довольны, а оттого и умершему "там" хорошо будет...

И вся символика поминок одна и та же - и на тризне сразу же после похорон, и в поминальные дни (9-й, 40-й, годовщину).

Обряд этот ещё нес в себе исторический (для данной семьи и рода) смысл - связь живых и мертвых, непрерывность жизни и последовательности поколений. В поминальном обряде всегда сохранялось воспоминание о том, что умершие были когда-то живыми, и были обрядовые действия, которые подчеркивали как бы участие умерших в тризне.

Особо обстоятельно, с соблюдением благочестия и древних устоев выглядело это в тех местностях и семьях, где ревностно поддерживался многовековой уклад жизни. Такие поминки в богатой старообрядческой семье Заволжья середины XIX века изобразил знаменитый этнограф и писатель П.И. Мельников-Печерский в романе-эпопее "В лесах".

"... Во всех горницах накрыли столы и расставили на них канун, кутью и другие поминальные снеди. Вдоль улицы, как во время осенних и троицких "кормов", длинным рядом выстроили столы и покрыли их столешниками. На столах явились блюда с кутьей и кануном, деревянные жбаны с сыченой брагой и баклаги с медовой сытой для поминального овсяного киселя.

К возврату с погоста досужая Никитишна успела все обрядить как следует. Гости как на двор, так и за стол... Устинья Клещиха, взойдя в большую горницу, положила перед святыми три поклона, взяла с "красного стола" блюдо с кутьей, сначала поднесла отцу с матерью, потом родным и знакомым. На улице за столами уселось больше двухсот человек мужчин, баб, девок и подростков; там вопленицы тем же порядком кутью разносили. Ели её в молчании, так стародавним обычаем установлено.

После кутьи в горницах родные и почетные гости чай пили, а на улице всех обносили вином... Только что сели за стол, плачеи стали под окнами дома... Устинья завела "поминальный плач", обращаясь от лица матери к покойнице с зовом её на погребальную тризну:

Родимая моя доченька,

Любимое мое дитятко,

Настасья свет Потаповна,

Тебе добро принять-пожаловать Стакан да пива пьяного,

Чарочку да зелена вина,

От меня, от горюши победныя.

С моего ли пива пьяного Не болит буйна головушка,

Не щемит да ретиво сердце;

Весело да напиватися.

Ты пожалуй, бела лебедушка,

Хлеба-соли покушати:

Дубовы столы порасставлены,

Яства сахарны наношены.

На улице подавали народу поминальные яства в изобилии. Изо всех восемнадцати домов деревни вынесли гречневые блины с маслом и сметаной, а блины были мерные, добрые, в каждый блин ломоть завернуть. За блинами угощали народ пирогами-столовиками, щами с солониной, лапшой со свининой, пряженцами с яйцами, а в конце стола подан был овсяный кисель с сытой. Вином по-трижды обносили, пива и сыченой браги пили, сколько хотели, без угощенья. После киселя покойницу "тризной" помянули: выпили по доброму стакану смеси из пива, меду и ставленной браги*. В хоромах за красным столом кушанья были отборные: там и дорогие вина подавали, и мерных стерлядей, и жирных индюков, и разную дичину. Но блины, кисель и тризна, как принадлежности похоронной трапезы, и за красным столом были ставлены.

Только что отобедали, раздача даров началась. Сначала в горницах, заменявшая место сестры, Параша раздала оставшиеся после покойницы наряды Фленушке, Марьюшке, крылошанкам и некоторым деревенским девицам. А затем вместе с отцом, матерью и почетными гостями вышла на улицу. На десяти больших подносах вынесли за Парашей дары. Устинья стала возле нее, и одна, без воплениц, пропела к людям "причет":

Вы ступайте, люди добрые,

Люди добрые крещеные.

Принимайте дары великие,

А великие да почетные От Настасьи свет Потаповны:

Красны девицы по шириночке,

Молоды молодки по передничку,

Добры молодцы по опоясочке.

Да не будьте вы крикливые,

Да не будьте вы ломливые,

А будьте вы милостивы,

Еще милостивы да жалостливы,

Жалостливы да приступливы.

Спервоначалу девицы одна за другой подходили к Параше и получали из рук ее: кто платок, кто ситцу на рукава аль на передник. После девиц молодицы подходили, потом холостые парни: их дарили платками, кушаками, опоясками. Не остались без даров ни старики со старухами, ни подростки с малыми ребятами. Всех одарила щедрая рука Потапа Максимыча: поминали б дорогую его Настеньку, молились бы Богу за упокой души ее".

А вот как описаны поминки в стихотворении прекрасного современного поэта Олега Чухонцева:

...И дверь впотьмах привычную толкнул - а там и свет чужой, и странный гул - куда я? где? - и с дикою догадкой застолье оглядел невдалеке, попятился - и щелкнуло в замке.

И вот стою. И ручка под лопаткой.

А рядом шум, и гости за столом.

И подошел отец, сказал: - Пойдем.

Сюда, куда пришел, не опоздаешь.

Здесь все свои. - И место указал.

- Но ты же умер! - я ему сказал.

А он: - Не говори, чего не знаешь.

Он сел, и я окинул стол с вином, где круглый лук сочился в заливном и маслянился мозговой горошек, и мысль пронзила: это скорбный сход, когда я увидал блины и мед и холодец из поросячьих ножек.

Они сидели как одна семья, в одних летах отцы и сыновья, и я узнал их, внове узнавая, и вздрогнул, и стакан застыл в руке: я мать свою увидел в уголке, она мне улыбнулась как живая.

В углу, с железной миской, как всегда, она сидела, странно молода, и улыбалась про себя, но пятна в подглазьях проступали все ясней, как будто жить грозило ей - а ей так не хотелось уходить обратно.

И я сказал: - Не ты со мной сейчас, не я приду - и ты, отец, вернешься под этот свет, и ты вернешься, мать!

- Не говори, чего не можешь знать, - услышал я, - узнаешь содрогнешься.

И встали все, подняв на посошок.

И я хотел подняться, но не мог.

Хотел, хотел - но двери распахнулись, как в лифте, распахнулись и сошлись, и то ли вниз куда-то, то ли ввысь, быстрей, быстрей - и слезы навернулись.

И всех как смыло. Всех до одного.

Глаза поднял - а рядом никого, ни матери с отцом, ни поминанья, лишь я один, да жизнь моя при мне, да острый холодок на самом дне - сознанье смерти или смерть сознанья.

И прожитому я подвел черту, жизнь разделив на эту и на ту, и полужизни опыт подытожил: та жизнь была беспечна и легка, легка, беспечна, молода, горька, а этой жизни я ещё не прожил.

Поминальный стол - не праздничный стол. Ему прилична строгость. Скатерть может быть и белой, и черной, и какой-то другой одноцветной, но игривые рисунки тут, конечно, не к месту. То же относится и к декорированию салатов и иных блюд. Праздничная яркость, конечно, присуща, как правило, и тортам, поэтому на поминках их не подают.

Приличным украшением стола считается ветка ели, брусники, траурная лента. Традиционные ритуальные кушанья - кутья, блины, кисели.

В память о покойном оставляют его место за столом, ставят прибор, пустую тарелку с ножом и вилкой, лежащими параллельно. Ставят обвитую траурной лентой свечу, зажигают её.

Пьют на поминках сдержанно. Согласно русской традиции не чокаются. Тосты требуют особого такта: не сказать худа о покойном не означает обязанности быть неискренним, "словоблудить". Вообще краснобайство и витийство здесь не кстати. Вспомнить что-то доброе о покойном, понять, что было для него важным в жизни, - вот, пожалуй, поминальный долг.

День третий, девятый, сороковой...

Толкование чисел

Есть что-то в этих числах - 3, 9, 40. Иначе бы не держались они издревле так стойко у разных народов в представлениях, связанных с покидающей тело душой. Сорокадневный траур принят у мусульман. У иудеев хоронят покойника в день смерти или, если не получается, на следующий, но затем близкие, не выходя из дома, скорбят о нем 7 дней - получается тоже 9. На девятый день поминальный пир устраивали древние римляне. Предпринимались попытки объяснить все это в терминах теоретической физики - с помощью неких элементарных частиц, составляющих душу и определяющих сроки её ухода из тела. Еще в средние века массу души пытались измерить, взвешивая тело только что умершего человека и через некоторое время. Но все это гипотезы. Что там после смерти - остается тайной.

Так или иначе христианская Церковь исконно приняла поминовение усопших в третий, девятый, сороковой день и годовщину. Она дала и толкование этим срокам в христианских категориях и образах.